– Однако он прав. Второй тяжело вздохнул. – Что ж, Валнетти. Выясните, откуда эта женщина; если она связана с какой-либо больницей или практикующим врачом, то, вероятно, мы могли бы принудить её зарегистрировать эту… как вы сказали? – «Териаку». – «Териака». Странное название. – Но как мне узнать, откуда она? – Дорогой друг, это же Венеция, – ответил третий судья. – Пусть за ней проследят. * * * Когда час спустя Фейра покинула дом Палладио, она была в таком приподнятом настроении благодаря удачному дню и встрече со своим прежним хозяином, что не заметила следившую за ней темную фигуру. Вспоминая разговор с архитектором, она улыбалась в темноте, покачивая головой. Он совсем не изменился и был настолько одержим своей церковью, подробно рассказывая ей о каждой балке и подпорке, что даже забыл спросить, зачем она вернулась в Венецию да ещё в таком наряде. Однако он признался ей, что временами его мучает сердце. Она дала ему коры белой ивы, которую достала из своего пояса, а также флакончик «Териаки». Фейра проследила, чтобы он выпил лекарство до конца. Она оставила его в прекрасном расположении духа, и он настоятельно приглашал её как-нибудь приехать на стройку. Она улыбнулась, зная, что не сделает этого никогда. Она ни за что не войдет в христианскую церковь. После всей лжи, которую она наговорила за неделю, прикрываясь именем чуждого ей Бога, она страшилась ужасной мести, если дерзнёт переступить порог Его дома. Идя во тьме по улице в направлении Фондамента Нуове, она услышала шаги, эхом вторящие её собственным, и улыбка исчезла с её лица. Она поправила лошадиную маску и натянула капюшон. Может, ей померещилось, но вот снова послышались шаги, замедляясь, ускоряясь и останавливаясь вслед за ней. Она меняла направление, петляя по улочкам, чтобы оторваться от преследователя, но он не отставал. Она проклинала себя за то, что решила зайти к Палладио. Разволновавшись, она повернула не туда и оказалась в узком переулке, окруженном тёмными, пугающими домами. Высоко на стене она увидела изображение Богоматери с младенцем в свете пламени свечей, мигающем, словно огни маяка. Взглянув на картину, она резко остановилась. С тех пор, как она попала в город, подобные изображения встречались ей почти на каждом углу. Но глаза этой Богоматери не были обращены на Сына, протягивающего ручки к её сияющему лицу: эта икона относилась к более раннему периоду. Здесь Мать и Сын, с абсолютно одинаковыми лицами, только разного размера, с золотыми нимбами вокруг головы, смотрели прямо на неё, словно обвиняли в том, что она использовала имя Бога, которому не поклонялась. Близилось возмездие. Преследователь уже догнал её. В ужасе она, наконец, обернулась и увидела в конце переулка темную фигуру, высокую, как нависшее дерево, и безликую под черной накидкой. Он подошел к ней медленно, уверенный, что она никуда не денется. Легкий порыв ветра приподнял его капюшон, и страх сдавил ей горло. Неужели Смерть, все ещё блуждающая по городским улицам, пришла собрать дань для Христианского Бога? Человек подошёл ближе. «Фейра Адалет бинт Тимурхан Мурад, – произнёс он на её родном языке. – Я давно ищу тебя». Он сбросил капюшон. Это был Такат Тюран. Глава 35 «Это я выдал тебя». Слова повисли в воздухе, словно трупы на виселице. Глаза Фейры наполнились ужасом. Она посмотрела в лицо Таката Тюрана. Он похудел, но все ещё был подтянут и опрятен, с подстриженной бородой и смазанными маслом волосами. Больше всего ей запомнились глаза, тёмные, как щебень, и горевшие непостижимым огнём. Она вспомнила, как он спас её от команды “Il Cavaliere”. «Почему он это сделал?» – думала Фейра. Наконец, Такат Тюран заговорил: – Семь дней я был при смерти, поэтому не мог вернуться к тебе и твоему отцу. Когда я немного оправился и вернулся к руинам, где оставил вас, там уже никого не было, кроме каменщиков. Я боялся, что вы погибли, но лодочник вспомнил тебя, а твоего отца нет. – Он склонил голову в почтительном молчании, которое совершенно не вязалось с тем, что он сделал. – С тех пор я искал тебя, выжидая удобный случай, и, наконец, нашёл в доме архитектора. Внезапно Фейра рассердилась. Она обрушилась на него: – Зачем ты это сделал? Зачем подверг меня опасности? Ты же защищал меня, ты служил моему отцу до его последнего часа! Такат Тюран удивленно развел руками. – Я думал, так ты быстрее попадёшь к дожу. Разве не этого ты хотела? Если бы тебя арестовали, ты оказалась бы в самом сердце его дворца, где находятся темницы. – Чтобы меня судили и пытали? – крикнула она в ужасе. – Если этого требует наш господин, нам остаётся только смириться. Вдруг Фейра почувствовала страх. Его слова звучали вполне разумно, но их смысл граничил с безумием. Теперь она поняла, какой огонь воспламенял его взор. Он был настоящим фанатиком. – Ты думаешь, таким образом я смогла бы встретиться с дожем? – Встретиться с ним? – Такат Тюран рассмеялся. Нелепый смех эхом разнесся по переулку. – Ты хотела сказать – убить его! Разве не для этого мы приехали сюда? Фейра отступила, прижавшись спиной к холодным камням стоявшего за ней палаццо. Она приказала себе молчать. – Но ты ускользнула, и я нигде не мог найти тебя. Я подготовил всё необходимое и собирался действовать один. Он распахнул свой плащ и достал небольшой комок грязи. Она снова заметила недостающие пальцы на его руке. – Персидская нефть, – сказал он, – излюбленное средство крестоносцев, самое воспламеняющееся вещество, известное человеку. Как видишь, всё готово, кроме кое-каких мелочей. – Он схватил её за плечи, и она почувствовала себя в его руках, словно в железных тисках. – Но Аллаху было угодно, чтобы я вновь увидел тебя, в этой траурной одежде, которую носят еретики. Я слышал, как ты безбожно врала толпе, чтобы собрать деньги для нашего дела. Я одобряю это. Я знал, ты не сбежишь, я знал, что ты закончишь миссию своего отца, после того как он раскрыл тебе весь замысел султана – света очей моих и радости сердца моего. – Мой отец? – ужаснулась Фейра. – Неужели Тимурхан был замешан в этом втором преступлении – спалить дворец дожа вместе с правителем и поджечь его город? Или её отец знал только о чуме? Девушка заставила себя успокоиться. Она не должна показывать, как мало ей известно. – Что теперь? – Второй акт Великой скорби, – прошептал он, и слова его зашипели в унисон свече перед иконой. – Настало время для очищения огнем. Фейра посмотрела ему в его глаза, в которых отражались крошечные огоньки, и задрожала. – Когда? – произнесла она с трудом. – Завтра вечером. У неверных будет праздник – на большой площади соберутся сотни нечестивцев. Чума обрушилась на них, но некоторые выжили. Неугасимый огонь поглотит их. Дож сгорит, его дворец сгорит, да и весь город сгорит. И вот – Аллах послал тебя, чтобы помочь мне. В голове у неё гудело, но голос прозвучал спокойно. – Как мы туда проберемся? – Нет ничего проще. Мы сдадимся стражникам. – Он схватил её за руку, и она снова почувствовала, словно её сдавили тиски. Фейра отпрянула назад. – И что с нами будет? С верными подданными султана? – Мы тоже сгорим. Но мы спасёмся и перенесёмся в Джанна, согласно воле Божьей. Пойдем, – он потёр руки. – У нас много дел и всего один день. Я отведу тебя в своё убежище; там безопасно, и никто нас не найдет, это недалеко от церкви. – Он усмехнулся, словно они беседовали о погоде. «Он безумен», – подумала Фейра. – На твои деньги мы купим всё необходимое; да…, – он обернулся и взглянул на неё, и она увидела, что он одержим лишь одной целью – служением своему земному и небесному господину. – Твой наряд и умение говорить на их мерзком языке как раз кстати – я не говорю на их языке, да и внешность твоя внушает больше доверия. Он повел её по переулку к широкой улице, потом через мост и вдоль канала – гладкого и неподвижного, словно мутное стекло. Она была недалеко от дома Палладио, но понимала, что если побежит к нему, это ничем не поможет – Такат уже знал этот дом и сразу же нашёл бы её. Ей нужно было добраться до Лаззаретто, до Аннибала и молиться, чтобы Такат не узнал о существовании острова. Фейре были знакомы эти улочки лучше, чем ему. Она старалась идти спокойно, но когда они проходили через узкий проход под нависающими над ними зданиями, Фейра вырвалась из его рук и побежала. Она вспомнила, как впервые бежала по городу, спасаясь от стражников, но на этот раз ей грозила более серьёзная опасность. Пышные юбки зелёного платья мешали ей, корсет больно впивался в кожу. Наконец она добралась до воды, перебежав последний мост, и направилась к лодочникам, стоявшим неподалёку. Такат Тюран выскочил из сумрака и преградил ей путь. Она закричала, и лодочники обернулись. Такат зажал ей рот рукой, но она укусила его и снова закричала на чистейшем венецианском: «Помогите! Он мусульманин! Мусульманин!». Увидев, что на венецианскую даму напали, лодочники бросились через мост и накинулись на Таката Тюрана. Освободившись, Фейра вцепилась в перила моста и смотрела, как Таката били по голове, пока она не свесилась на бок. Лицо у него распухло, полилась кровь. К нему подбежали бродячие собаки, которые стали лакать кровь. Фейра зажала руками рот. – Говори, – рявкнул один из громил, сдавив своими огромными ручищами шею Таката и капая слюной на его распухшее лицо. – Говори, чтобы знать уж наверняка, прежде чем сдать тебя страже. – Я проклинаю вас и ваш дьявольский город. Все вы сгорите, – злобно произнёс Такат. Его слова поняла только Фейра, но лодочники услышали акцент, а этого было достаточно.