Обо всём этом я размышлял по пути к гоблинской ночлежке. Снова я шел по Проспекту, наблюдал, как приходит в себя после бессонной ночи Маяк, и напевал себе под нос нечто подходящее моменту: — Я гуляю по проспекту, Мне не надо ничего, Я надел свои очки И не вижу никого… Магазинчики с дешевой одеждой, продуктами, алкоголем, товарами первой необходимости и техническими прибамбасами открывались один за другим, продавцы терли ладонями свои заспанные лица и крутили вороты от рольштор, кто побогаче — жали на кнопки пультов. Ремесленники в небольших мастерских по производству всего на свете — от кожаной обуви до киберпротезов — настраивали станки, верстаки и вычислительную технику. Гномы и люди, снага и гоблины, набычившись, глядели на меня из глубины своих берлог — всяческих мелких бизнесов на первых этажах обжитых зданий. В это же время на вторых и третьих этажах хозяйки готовили завтраки: разогревали полуфабрикаты, жарили яичницу, варили священную овсянку, кипятили чайники. Впереди, загромоздив весь тротуар у меня на пути, толпа рабочих в оранжевых касках выгружалась из большого, ярко-оранжевого фургона, который доставил их явно откуда-то из благополучных районов. Слишком уж чистенько выглядели их спецовки, слишком уж новенькое и технологичное у них с собой было оборудование. — Эй, прохожий, проходи, Эх, пока не получил… — продолжал рычать под нос я, дефилируя мимо. — Мужик, ты чего? — испуганно шарахнулся от меня один из работяг. — Мы ж не это! Мы на заказ приехали, да и всё! Стяжку пола делать! — Ой, — спохватился я. Цой в исполнении первого урук-хайского профессионального рычателя песен звучал совсем агрессивно. Неловко получилось, а потому я поспешил извиниться: — Прощения просим, это я не вам. Это привычка такая — под нос напевать, вот оно и совпало… — А-а-а… Ну, ничего. — почесал репу работяга. На вид ему можно было дать лет тридцать, в лицо въелся настоящий рабочий загар, руки у строителя были мозолистые, крепкие. Вдруг лицо его просветлело: — Пацаны! Это же тот! Который «красота страшная сила!» Который «занимайтесь любовью, а не войной!» О-о-о-о! А меня Федькой звать, а тебя? Пацаны окружили меня со всех сторон, стали хлопать по плечу и по-доброму ржать над новой футболкой, обсуждая надпись про принцессу, и попросили сделать селфи — много раз. Со всеми вместе и с каждым по раздельности. Если честно — я был в шоке. Им действительно было глубоко насрать на то, что я полукровка-урук. Я для них оказался «тем парнем из Сети» и чуть ли не личным героем для каждого из бригады. Я высекал Хтонь, а это кое-чего стоило! Мне даже закурить предложили, но для урук-хаевского обоняния это было бы чересчур. — Ты бы это, завел себе электронный кошелек! Ну там, Деньга.Онлайн или еще что. И аккаунт свой. Донаты бы перли, ей-Богу. У нас в Сан-Себастьяне есть свой топ бойцов с тварями, победители определяются народным голосованием — и поверь мне, призы зрительских симпатий очень и очень неплохие! А тебе денежка нелишней будет, да? — Федя, несмотря на видимое перевозбуждение от встречи, говорил толковые вещи. — Вон, шлепанцы у тебя порвались… Сань! А Сань! Давай ему те ботинки подарим? Саня — чернявый и смешливый то ли мастер, то ли прораб, сбил каску на затылок: — А размер у тебя какой? — Сорок седьмой! — удивленно откликнулся я. — О! У нас один тролль работал, подсобником. От него, кажется, там что-то осталось… — задумчиво проговорил он и полез в фургон. — Олог-хай? — удивился я. — На стройке? — Вместо автопогрузчика! — заржали рабочие, а Федька пояснил: — Молодой совсем, как восемнадцать стукнуло — в армию ушел. Пару недель назад. Хороший парень, но тупо-о-о-ой! Обещал письма писать, но он писать не умеет! — В армии научат, — с какой-то затаенной надеждой и плохо скрываемой ностальгией проговорил самый старший из них. Наверное, бывший служивый. Хотя такие — бывшими не бывают. Короче, мы расстались вполне довольные друг другом, и у меня появилась крутая рабочая обувка — не сорок седьмого, а целого сорок восьмого размера! Огромные такие черные боты из какого-то искусственного жесткого материала, с мощными застежками с автоподтяжкой, толстой подошвой и металлическими вставками на пятках и носках для защиты от возможного падения тяжестей. Правда, ни носков, ни портянок не имелось, но эту проблему я мигом решил, заскочив в магазин и затребовав сразу две пары утепленных, чтобы обновка по ноге не елозила. Жарко будет? Я вас умоляю, ради возможности дать кому-нибудь под сраку таким чоботом я готов потерпеть! Да и шлепать по грязи в сланцах меня порядком достало. В общем, к ночлежке я подходил в отличном настроении. И намеревался еще более его улучшить. — Кузенька-а-а-а! — самым нежным голосом из всех, на который был способен, позвал я, едва зашел в калитку. — Кузя, друг мой ситный, иди сюда, чудо носатенькое, я тебе мармеладку дам! На халяву! Мармеладка у меня была — захватил в закусочной. Не знаю, кто поставлял мармелад Хуеморгену, но выглядел он изначально как пласт — примерно пятьдесят на пятьдесят сантиметров — застывшей эпоксидки, посыпанной сахаром. Да и на вкус и по консистенции — соответствовал внешнему облику. Так что удобнее всего оказалось нарезать его кардом. Интересно, а вахмистр Перепелка сочтет это «использованием холодного оружия не по назначению?» Но народу нравилось! Наверное, по сравнению с кофе «три в одном» даже эпоксидный мармелад казался изысканным кушаньем. Вот и Кузя купился: появился, как чертик из табакерки, и тут же сунул свой нос едва ли не в мой карман: — Дай мне там… — почуял сладенькое, подлец! И поплатился! Я двумя пальцами ухватил его за кончик самой выдающейся части лица и сказал: — Знаешь, обычно актеров ставят в известность о съемках фильма. Чаще всего даже зарплату платят. — Бабай, я де здал! Я де збециальдо! — прогундосил он. — Ну, вот и я думаю — если монетизация подключена, и уже натикали многие тыщи просмотров — то в конце месяца ты так или иначе мне отстегнешь тридцать процентов, а? — Гдабеж! — попробовал возмутиться он. — Я де зобидаюсь давадь дебе дедьги! Я сжал пальцы чуть сильнее, и гоблин сдался. — Ду ладдо! Одбузди бедя! Будуд дедьги! В кодце безяца! — замахал руками он. Едва почувствовав свободу, Кузя ухватил себя за нос и принялся его разминать, поскольку сливка ему грозила капитальная. А нос для гоблина — это как борода для гнома. Предмет особой гордости! Но мне на гоблинские фетиши было феерически плевать. Нужно было прояснить пару моментов, и я заговорил, загибая пальцы. Себе загибая, а не ему. — Я не против, чтобы ты и твои ребята снимали меня на видео. Но я должен знать, что съемка ведется — это раз, и проконсультировать меня о цене жопных змей и прочей редкой дряни вы могли бы просто из вежливости — это два. — Э-э-э-э… — задумался гоблин. — А еще — мне нужен нормальный гриль, тандыр и кофе-машина — это три, — лучше было забрасывать сразу несколько удочек, хоть одна из них могла выстрелить. — А? — ушки главного барахольщика всея Маяка аж затряслись. — Ну, не все любят кофе на песке. Кое-кому нравится капучино, некоторые любят рафы или айс-латте и, понимаешь ли, я собираюсь… — принялся разглагольствовать я. — Бабай! — Кузя скорчил такую мордочку, что расплакаться можно было. — Ну как я притащу тебе кофе-машину? — Ага! — уловил суть я. — То есть где взять — знаешь? — Ну… Знаю! Там много всего есть, но это кварталов десять в Хтонь ваще-то, — гоблин вернулся в свое обычное расслабленное состояние. — Давай это станет моей проблемой? — прищурился я. — Нарисуй мне крестик на карте и объясни нюансы, и этого будет довольно. Кузя задумчиво шмыгнул носом и подтянул штаны. Потом зевнул, потянулся, чихнул, смачно утерся. Сплюнул под ноги, поковырялся в ухе. Размял шею, почесал жопу. — Ять! Кузя! — заорал я. — Задолбал!!! — Уже бегу! Пойду карту найду, у меня были! Туристические! — его как ветром сдуло. А я пошел собирать вещи в комнату. * * * Сначала запахло озоном, потом раздался звук, подобный далекому раскату грома. Во дворе задребезжали сразу все железяки из кучи вторчермета, зажглась сама по себе лампочка над потолком в комнате… Я тут же выглянул в окно и увидел, как перед самым крыльцом во дворе вдруг резко скукожилась и завяла вся растительность. А в следующую секунду там уже стояли пятеро: знакомые мне ротмистр Петенька, опричники Козинец, Талалихин и Грищенко в своей броневой экипировке и пожилой импозантный господин с роскошной седой шевелюрой, благородным лицом и пронзительным взглядом голубых глаз. На нем был черный мундир с эполетами, сапоги до колен и белоснежные перчатки. Как будто явился сюда из какого-нибудь девятнадцатого века, прямо с великосветского приема или с плац-парада! — Опять система перезагружается. Ну что за нахрен? — посетовал прокуренный Козинец. И тут же осекся: — Простите, ваша светлость, но этот момент и вправду стоит доработать. Стоим тут как четыре статуя в этой скорлупе, двинуться не можем. — Только после телепорта и всего двенадцать секунд! — откликнулся ротмистр. — Не так-то и плохо. Если рядом маг уровня его сиятельства, то двенадцать секунд — это пшик! Кстати, вот они и закончились. Шагом — марш! Бронированные солдаты зашевелились одновременно с его словами, и уже через пару мгновений я услышал их тяжкие шаги по лестнице. Бояться встречи с опричниками я и не думал — вздорная женщина Роксана уже поведала мне о том, что тот парень — княжич — выжил. Но мало ли, что у них было на уме? Я шагнул за большой стол, где пару дней назад валялся в беспамятстве мой пациент, положил перед собой кард, рядом — несколько кусков кирпича и штукатурки — поувесистее, на глазок прикинул расстояние до окна, буде придется сигать наружу… Если что — повоюем! Я освоился уже и прекрасно знаю, на что способен боевой урук-хай! Даже если урука во мне всего лишь половина. Хотя эти тоже — знают. Может, даже лучше, чем я. — Доброго и приятного дня, господин Сархан, — первым в дверях показался ротмистр. Вошел он без стука, но, по крайней мере — дверь не вышибал, и то хлеб. — Говорил же, что еще свидимся, вот и свиделись. Но я смотрю — вы не удивлены? — Удивлен. Экий вы нынче вежливый, Петенька, — не удержался я. — Однако! — Петенька разглядывал меня с видимым интересом. — Это что же получается — вы уже всё знаете? И кто слил? — Ну, слил — это не очень чтобы точное определение того, что со мной произошло. Меня шмякнули о рубероид, едва не переломали все кости диким атмосферным давлением, а потом принялись вопрошать строгим голосом касаемо особенностей орочьей национальной татуировки. — Роксана, — грустно кивнул ротмистр, выражение его глаз стало мечтательным. — Охо-хо! А вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд! Никогда не видал обычного черного урука, который знал бы, что такое атмосферное давление и употреблял слово «касаемо». Архаизм же, а?