— Да не нукай. Могу и через Карасун, как скажешь. Мне на данный момент феерически похрен. — Ого! — вообще, говорить междометиями, похоже, было его привычкой. — А за сколько доедем? — Ну, не знаю. Видишь, какой из меня водитель? Водитель-говнитель. Может, пообвыкнусь — оно быстрее пойдет, или трасса дальше лучше будет… — Да! От Адлера великий тракт начинается — там развязки, туннели… А если расторговаться — так я подсказать могу, где! Вы… — Ты, — перебил его я. — Мне девятнадцать, кой хрен ты мне «выкаешь»? — А… Мне двадцать четыре. А ты чем торгуешь, что продаешь? Бутерброды и гриль, как все? — Хотдоги и шаурму! — гордо выпятил грудь я. — И кофе на песке. — Так ты ТОТ Бабай? О-о-о-ого! О, черт! Охренеть, мне не поверят на фесте! А можно с тобой сфоткаться? — это было даже приятно, но несколько смущала такая его бурная реакция. — А на кой хрен, если мы вместе до Карасуна поедем? — мне оставалось только плечами пожать. — Я, может, и на этом твоем фесте приторможу, если там людно. Что это за мероприятие вообще? — Огонь мероприятие! Современная бардовская и фолковая песня! Там такие группы будут, закачаешься! «Жернова», «Террариум», «Балканская свадьба», «Рекорд-Ансамбль»… Призы от спонсоров крупные! Ну, а нас вроде как на разогреве пускать будут. У нас свой зачет — среди бардов-одиночек. Я — Демьян Скороход, не слышал? У меня есть записи, в Сети залиты, и на сценах разных в Сан-Себастьяне выступал… Музычка-то у тебя подходящая играет, ты мог и слышать… — Не-а. Я-то по сценам не особо, я больше в Хтони… — А-а-а, да-да-да! А я в Новом Городе живу. Но ты не думай! Я не из этих! Я, когда инцидент был, воевал! Мне Костас дал дробовик, я даже застрелил пару тварей, одну летучую, с зубами, а вторая такая, как крыса, ну… С таким хвостом страшным! — Молодцом, — сказал я. — Что? — удивился Демьян. — Молодцом, говорю. Всё правильно сделал. Музыка — музыкой, но если твари приходят в твой дом — в них надо стрелять. Я тоже, например, больше кофе варить люблю, — слукавил я. — Но вот приходится и за кард браться, сам понимаешь… О! Идея! Предлагаю бартер: если вдруг окажется, что у меня не противный кофе, а у тебя — не противный голос, то ты будешь играть и петь, а я тебя — кормить и поить! Кстати — в плане торговли это может быть тоже ничего такая коллаборация… Как насчет монет срубить? — А что такое коллаборация? — поинтересовался попутчик. — Союз! Временный. — Ну, на улицах мне играть не привыкать… Идея неплохая, тем более жрать-то у меня и нечего… А давай, я расчехлюсь и что-нибудь сбацаю, а? — предложил Демьян. — А ты решишь. Нужна тебе эта колба-как-ее-там или нет. — Открой бардачок, там холодная шаурма и термос с кофе, — мотнул головой в нужную сторону я. — Голодный артист — это хрень собачья. Художник не должен был голодным, а то не дай Бог в рейхсканцлеры подастся… Поешь, попей — потом сыграешь. Сразу и определимся — удастся нам посотрудничать или нет. — Ага, ага! — и он полез в бардачок, и уже через минуту радостно мычал, пожирая шаурму и прихлебывая кофе. Мы как раз проехали курортно-туристическую Трахею с ее водопадами и многочисленными церквями самой необычной архитектуры и уже приближались к Питиунту, когда молодой бард наконец достал самую обычную шестиструнную гитару с множеством наклеек на корпусе и взял первые аккорды: —…В далекий край товарищ улетает Родные ветры вслед за ним летят… — пропел он немного хриплым тенором. — Твою мать, — вздрогнул я. — Это что — какая-то шутка? Это твоя песня, хочешь сказать? — Нет, нет! — замахал руками он. — Это парень один сочинил, он настоящая звезда! Тиль его зовут. Тиль Бернес. Тиль Бернес, чтоб меня! Ну-ну! — Что, не нравится? Не петь? — забеспокоился Демьян. — Пой, пой. Очень классно получается, и песня классная! И он снова взялся за гитару и запел: — Любимый город в синей дымке тает — Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд. Гитарный перебор, который он выдал, ни разу не напоминал ни один из вариантов исполнения этой песни и был явной импровизацией. Он давал возможность певцу вдохнуть и продолжить: Пройдёт товарищ все бои и войны, Не зная сна, не зная тишины. Любимый город может спать спокойно, И видеть сны, и зеленеть среди весны! Я бы расплакался, честное слово, если бы уруки умели плакать. Это был очень неожиданный и очень подходящий моменту привет с той, другой Родины, и я, наверное, впервые с того самого момента, как меня убило молнией, ощутил приступ ностальгии. Демьян мог бы гордиться собой — он, наверное, был первым из певцов Тверди, кому удалось растрогать черного урука. — Когда ж домой товарищ мой вернётся, За ним родные ветры прилетят. Любимый город другу улыбнётся — Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд! — взял последний аккорд бард и отставил гитару за сиденье. А потом проговорил: — Ну, мне кофе и эта твоя как ее… Шаурма! Очень мне понравились. Если тебе по кайфу музыка — можем поработать вместе, почему нет? Я так понимаю — вечером будем у Гадомыса? Там в одном пансионате мой приятель работает, может нас запустить на территорию — развлечем публику, а? — А с этим Тилем Бернесом ты меня познакомишь? Он на фестивале будет? — поинтересовался я, чувствуя, как щиплет кончик носа. — Обещался! У него группа целая. Называется — «Каменный таран», они сейчас на взлете, набирают популярность, — Демьян достал смартфон и принялся свайпить экран. — В сети пишут — на второй день будут выступать! Хочешь — приведу его к тебе кофе пить? — Очень хочу! — путешествие обещало быть весьма занимательным. Одно дело — знать, что где-то тут водятся попаданцы, и другое — встать на след одного из них! Это будет очень, очень увлекательное приключение. * * * Глава 7 Контрасты земщины Сан-Себастьянский сервитут включал в себя кроме столицы значительные прибрежные территории и несколько населенных пунктов. К нему относилось и пятно Хтони на мысу Ашара, и узкая полоска земли между горами и морем на сотню километров в обе стороны от самого Сан-Себастьяна. Чтобы преодолеть это расстояние фудтраку с таким неопытным водителем как я понадобилось около полутора часов. И граница между сервитутом и земщиной оказалась весьма очевидной! Не заметить с той стороны реки забор из колючей проволоки и две вышки с пулеметчиками мог только кто-то очень- очень близорукий. Мост через реку оказался разделен на две части — широкую, двухполосную — для авто и узенький тротуарчик — для пешеходов. И автомобилей тут скопилось великое множество. И большинство из них — недешевые! — Уж небо осенью дышало, — сказал Демьян. — Народ возвращается к родным пенатам, в офисы, на заводы и фермы. — Это вот эти — на фермы? — я мотнул головой в сторону роскошного седана серебристого цвета, из окон которого клубами валил дым, и громыхала немелодичная музыка. — Эти — не на фермы, — кивнул музыкант. — Эти в какой-нибудь Нижний Новгород, или Тамбов, просирать родительское достояние и дальше. Короли земщины! Прогуливают за ночь столько, сколько на заводе в месяц их земляки не зарабатывают… Для них покутить в сервитуте — такой же понт, как эта дурацкая тачка. Мол «мы тыщу денег в „Семирамиде“ на бухло и девок спустили, помнишь, Славик?» Такая фраза, брошенная где-нибудь в брянском ресторане сразу приподнимает его над толпой. — А заводчане? Они зачем едут? Там, за колючкой — такое же море! — удивился я. — Я целые семьи трудового народа из Нечерноземья видал на Сан-Себастьянской набережной. — Ну, там наверняка не простые рабочие… Инженеры, экономисты какие-нибудь, заместители заместителей, это как пить дать. Едут за духом свободы, за красивой жизнью, за тем, чтобы почувстовать себя как в кино! — Демьян постукивал своими музыкальными пальцами по дверной панели. — Ты давно в земщине бывал? Впрочем, какая разница… Там всегда одинаково, еще со времен Маньчжурского похода, наверное. Я сам в земщине родился и вырос, и… Черт, это очень странно рассказывать уруку. Уруки, эльфы, маги — для земских вы все из разряда персонажей фантастического кино. Аугментация, имплантация — это в принципе нечто недостижимое, этого не бывает, потому что не может быть никогда. И можешь забыть про скоростной интернет, добро пожаловать в прошлое… Ты что, правда, не бывал?.. — Я вырос в глуши, а потом учитель привез меня сразу в Сан-Себастьянскую Хтонь, — очередь автомобилей немного двигалась, так что я надавил на педаль и заехал на мост, поглядывая за перила, на голубые воды бурной горной пограничной речки. — Но передачи смотрел. — Передачи, которые снимают телевизионщики! Понимаешь… Залить видос из земщины в сеть — большая проблема. И посмотреть его там — тоже дорогое удовольствие. Доступ к сети лимитирован, нормальная компьютерная, фото- и видеотехника доступна только вот таким вот, которые в сервитут или юридику отъехать могут… И не во всякую юридику, да! — он говорил сбивчиво, и было видно, что ему сильно за всё это досадно. Такую информацию следовало переварить, но явно — позже. Впереди уже виднелся КПП, и следовало быть настороже. Мы переехали мост, и к машине тут же двинулись два мужчины в самой обычной серой форме, которая сидела на их явно обрюзгших фигурах мешковато и неопрятно. Ни тебе футуристических доспехов с сервоприводами, ни сложных технических приблуд… Кепи с кокардами, кожаные портупеи, погоны со знаками различия и… Автоматы Калашникова! Нет, наверное всё-таки назывались они тут как-то по-другому, хотя кто разберет выверты альтернативной реальности? Но деревянное цевье и такой же приклад, и характерный брутальный дизайн — это сразу навеяло весьма определенные ассоциации. Расхлябанные походки стражей порядка — а это были именно они, а никакие не пограничники, — сигарета в зубах у одного из них и легкая небритость на лице у второго кое-что говорили мне о земской манере вести дела. Тот, который был с сигареткой, постучал костяшками пальцев в стекло. Я открутил его и дружелюбно улыбнулся: — Доброго дня. — А-а-а, ять! — отшатнулся он. — Ты чего страшный такой? Паша, тут нелюдь! Надо капитана звать. — А тут — парень с гитарой. Может нахрен капитана, Сань? Саня задумчиво дохнул перегаром, разглядывая мое лицо красными то ли с перепоя, то ли с недосыпа глазами: