— Утром будет третий день, — немного невпопад ответил он. — То есть, завтра ты будешь уже не особо нужен. Там Фрида справится. Там больше уже женские всякие штучки, мы сможем выдохнуть и кофе попить. — А послезавтра я уеду, — кивнул я. — Нормально. — Как — уедешь? Погоди-ка! Ты что — лично решил на фудтраке по городам и весям прошвырнуться? Вроде же Евгеньич с Кузей собирались! — засуетился он. — А как мы тут? А как оно всё? — Не-е-ет, я про экспансию заикнулся — мне первому и начинать. Я понесу в мир благую весть о явлении Орды народу, и… И шаурму. Ты останешься за старшего, так и знай! — О! — тут же подбоченился гном. — Слышишь, жена? Я буду самым главным! Фрида, ты вышла замуж за по-бе-ди-те-ля! — Ага! — сказала Фрида. — Вынь бороду из подливы, победитель. И я понял, что Хуеморген в надежных руках. Не пропадет! * * * что такое дигги-дигги холл? Вот такая песенка https://www.youtube.com/watch?v=34CZjsEI1yU Глава 6 Д’Артаньян Сел и поехал — это не про уруков в Государстве Российском. Для того, чтобы сесть и поехать, и не быть задержанным на трое суток в каждом населенном пункте вне великих трактов, нужно было иметь на кармане три, а лучше — четыре рекомендации о благонадежности. Мол, податель сего является полезным членом общества и доказал сие примерным поведением и достойными поступками. Кто имел право составить рекомендацию? Например — полиция. Или — муниципалитет. Или — аристократический род. Короче, я чувствовал себя гасконцем, который должен раздобыть то ли индульгенцию от кардинала, то ли — рекомендательное письмо к де Тревилю. Вариантов у меня было немного, так что я связался со всеми, кто мог оказать протекцию: Коленька Воронцов, Лаврентий Нидгардт, Филипп Текели. Ну, и по официально-административной линии — Сан-Себастьянский муниципалитет. Прокофий Кондратьевич и Аполлинарий Яковлевич были мне многим обязаны, и спасти их от неминуемой расплаты по счетам могла только подписанная во всех местах бумага. Бумага! В мире победившего киберпанка! Я долго не мог понять, в чем прикол, почему просто не выслать электронную копию мне на ящик, чтобы я демонстрировал экран планшета всем желающим, но эти матерые госслужащие мне ответили туманно, но весьма решительно: — Вы парень молодой, жизни не видали! В земщине бывать приходилось? Видно — нет, что весьма странно… Но ежели вы весь свой недолгий срок по диким пустошам обитались, а после в сервитут перебрались — то не спорьте с людьми, умудренными опытом. Бумага в земщине вам очень понадобится! Нет, ну, я был в курсе ситуации по стране в целом и видосы смотрел, и передачи всякие, и книжки читал… Но — бумага! — Давайте, мы вам рекомендацию эту заламинируем, — предложил Прокофий Кондратьевич. — Будет солиднее. У нас Сан-Себастьянский сервитут, а не какой-нибудь Зажопинск, где ламинаторов в глаза не видели! Пусть знают! Короче, документ получился представительный, внушающий уважение. Готичненький заголовок " Rekomendatel’noe pis’mo", подпись мэра, полицмейстера и нашего нового участкового пристава с очередной птичьей фамилией — Курицын, и три печати — треугольная, квадратная и круглая — с гербом города: колокольчики там, всадник, зеленые полосочки. И заламинировано всё, как положено. Оценил-таки муниципалитет мои старания на благо родного сервитута! Даже взяток давать не пришлось ради этой филькиной грамоты. Почти. Коньяк и шоколадный торт не в счет. В принципе, этого документа бы хватило. Но, оказалось, меня любят и ценят не только местные чинуши. От Воронцова прилетел целый конвертоплан, и Петенька Розен принес пергамент с размашистой монограммой светлейшего князя и подписью его наследника, и родовой печатью — геральдическая лилия и девиз клана «SEMPER IMMOTA FIDES». Очень символично для наследственных опричных командиров — «Вечно непоколебимая верность». От Текели и Нидгардтов бумаги были поскромнее, но тоже — солидные, с подписями и печатями. И там тоже было написано, что господин Бабай Сархан, ресторатор и общественный деятель (между прочим!) вообще-то большой молодец. Короче, я собрал каре из тузов. С такими документами вроде как ничего мне от официальных властей в земщине и от аристократов — в юридиках не грозило. Оставались беспредельщики, но на этот случай у меня был с собой лом и кард. Когда друзья-соратнички увидели, что я собираюсь в дорогу, то и они решили снабдить меня «сопроводиловками». Евгеньич накатал несколько общих слов для собратьев-сталкеров из окрестностей Аномалии, которые могли попасться на моем пути, Щербатый нарисовал на борту фудтрака, сразу под белой дланью, некую снаговскую загогулину, которая прям сильно напоминала дулю. Ну, и Хуеморген вырвался из объятий жены и сунул мне тонкую металлическую пластинку с поблескивающими таинственным светом рунами. — Аусвайс! — пояснил он. Перевода не требовалось. В общем, я реально себя чувствовал д’Артаньяном — только вместо отца меня в дорогу снаряжали какие-то мутные типы. И это было хорошо. * * * За рулем фургона я ощущал себя уверенно. Управление — простейшее, как в наших авто с корбкой-автоматом. Хороший обзор. Удобное кресло. Полный привод. Максимальная скорость — сто пятьдесят километров в час, запас хода без подзарядки — четыреста кэмэ, раскладные солнечные панели на крыше на случай нештатных ситуаций, огромный запас полуфабрикатов и напитков, два спальных места сразу за кабиной и отличная аудиосистема. Чистый шик! Выезжая через КПП, я помахал рукой знакомому охраннику — Алёше. Он проверил мои документы, лениво сунул лицо в кабину и спросил: — Живых тварей не вывозите? — Только полуфабрикаты, — откликнулся я. — Огнестрельное оружие, боевые артефакты, зелья? — скучным тоном продолжил он. — Дома остались! — Но так-то ты дурак, — сообщил мне Алёша. — Тебя в первом же земском городе местные братки убьют. Не любят вашего брата люди. Ты если так сильно прокатиться хочешь — лучше с трактов не съезжай. — Придется, — пожал плечами я. — Ну, тогда царствие тебе небесное! — и размашисто меня перекрестил, идиота кусок. — Тьфу на тебя, Алёшенька. Приеду — плюну тебе в кофе, — отмахнулся я. — Давай, до свидания! — ухмыльнулся Алёшенька и нажал на кнопку, активируя моторы ворот. Стальная плита отъехала в сторону, и я покинул Маяк. Тут-то и закончилось мое ощущение уверенности за рулем. Езда по южным городам — удовольствие ниже среднего, если честно. Водители тут ведут себя как настоящие придурки: орут, сигналят, плюют на знаки и разметку и в грош не ставят пешеходов и других водителей. Так что я был рад, что борта моего фудтрака — бронированные, а каркас и вовсе сварен из гномского железа. Да и обычно высунутой в окно урукской рожи хватало для того, чтобы у лихих джигитов, матерящих мой шушпанцер за громоздкость и медлительность, отпала охота продолжать диалог. Как же я завидовал Роксане, которая могла взять — и поднять свой электрокар в воздух! Но приходилось рычать и ворчать, пока я вел машину по улицам Сан-Себастьяна, и вертеть головой во все стороны, и ориентироваться по зеркалам. Никакого модного автопилота у меня не имелось — кто бы его мне установил, в Хтони-то? Одно радовало: ни прав, ни техосмотра тут в принципе как идеи существовало. Устроил ДТП? Ну, отвечай по закону. Поломка машины создала препятствие для движения? Ну, плати неустойку… Убился? Идиот! Так что девятнадцатилетний урук за рулем самопального фургона неизвестной модели никого не смущал. Пара постовых полицейских даже помахали мне, а один — оттопырил большой палец, выражая одобрение. Может, я их кофе поил, а может, они видосы в Сети смотрели? Я им тоже помахал, на всякий случай. Чем дальше я отъезжал от центра Нового Города, тем свободнее становилось. Дорога постепенно поднималась в гору, вокруг уже виднелись огромные эвкалипты и лиственницы, дома приобретали характерную для Кавказа архитектуру: каменные, двухэтажные, с наружной лестницей, навесом, посреди обширного участка с плодовыми деревьями. Там и тут у магазинчиков и кафешек можно было увидеть столики с местным народом: нарды, шахматы, домино, кофе и вино — вот за чем коротали полуденное время мужчины. Нет, лентяями они не были. Просыпались просто рано, делали дела на участке, а когда подступал дневной зной — прохлаждались. Ну да, они жили за счет сдачи комнат курортникам и продажи субтропических фруктов, и могли даже не устраиваться на официальную работу, но покажите мне того, кто не хотел бы жить так же? Кроме меня. Я бы не хотел, по крайней мере — ближайшие лет десять! У меня свербело в одном месте, душа жаждала приключений! Я включил музыку, какой-то местный аналог блюз-рока, и от души постукивал по рулю ладонями в такт воплям энергичной певички, которая верещала что-то на неизвестном языке. Чувство предвкушения большого путешествия, отрыва от ставших привычными за эти полгода мест и личностей переполняли меня, хотелось втопить педаль в пол и гнать те самые сто пятьдесят, чтобы стрелка спидометра не знала, куда ей двигаться дальше, но… Но серпантин такой хрени не прощает, а потому я ехал демократичные восемьдесят, любуясь горными красотами и потрясающим видом на море, который открывался время от времени. Самый опасный участок дороги местные называли «Змеиный Язык» — он извивался по склону горы, заставляя здешних водителей материться, а пассажиров — блевать. Я тоже матерился, снизив скорость до минимума и крутя руль туда и сюда со страшной силой, и проклиная свою самоуверенность. Щас, мол, без опыта вождения на конкретной машине в неизвестных условиях альтернативного мира я сяду — и доеду от Сан-Себастьяна до Байкала! Идиота кусок! Надо было хоть дня три по Проспекту погонять, по проулкам всяким, понять, на что способен я, и на что — фургон! — Твою ма-а-ать! — прямо на одном из поворотов чуть ли не под колеса кинулся длинноволосый высокий парень с огромным плакатом «Na Karasun». — Псина ненормальная! Но притормозить — притормозил, благо — машин видно не было. Парень радостно засверкав голубыми глазами и, размахивая во все стороны своей шикарной каштановой шевелюрой, сначала метнулся за вещами, а потом — к фургону. — Подвезете?… — радостно спросил он, а потом, кажется, слегка потух, увидев за рулем урука. — Э-э-э-э… — Садись, суицидник, — осклабился я. — Не буду я тебя есть, ты не в моем вкусе. И запихивай свои манатки вон туда, за сидения. Это что у тебя — гитара? Музыкант, что ли? — Ага! Еду в Карасун на фестиваль! — закивал он, оправившись от первого впечатления. Что-то неуловимо знакомое было во всем его облике, в оживленной манере говорить, в голубых этих глазах… Каштановые длинные волосы здорово сбивали с толку — может, я бы и узнал его, а может быть, и нет. Скорее всего, он был похож на кого-то из моих друзей-товарищей из прошлой жизни, с кем вместе гоняли автостопом по необъятной родине. Или на меня самого, образца университетского курса эдак третьего? Черт его знает… Парень хлопнул дверью и принялся устраиваться на сидении. Я утопил педаль в пол, машина тронулась с места — и тут же нас обогнали вопящие из окон джигиты на каком-то невероятно зеленом седане. Они сигналили и орали, намекая на то, что мои навыки вождения не выдерживают никакой критики, и в целом были правы. — Меня Бабай зовут, — я протянул руку для рукопожатия, когда лихачи скрылись за поворотом. — Демьян! — настороженно кивнул музыкант. — Будем знакомы. — Будем. Как с этого конченого Змеиного Языка выедем — побеседуем, — соблюдая правила вежливости, буркнул я и набычился над рулем. — Давно фудтрак водите? — спросил музыкант. Сказал же — потом! Вот ведь… Пришлось отвечать: — Сорок минут примерно. — А… Ага! — и полез пристегиваться. Вряд ли это его спасет, на здешних-то дорогах. С одной стороны — отвесная скала, с другой — пропасть, на самой дороге — коровы, которым вообще насрать на то, что тут как бы машины ездить должны. Лежат, копытные, жуют жвачку! Опасный участок я проехал минут за двадцать, хотя местные его пролетают за пять. Ну, и хрен с ними. Я хоть и бояться не умею, но как придурок помирать не собираюсь. — Уф! — сказал этот Демьян и распрямился. — Это было страшновато. Я в Карасун еду, а вы куда? — Да уж, твои буквочки на плакате только слепой не заметит! Кинулся под колеса, как та кура дурная! — трепался я, постепенно переходя на более спокойный режим вождения. — Карасун, значит? А я подальше, подальше. Но с многочисленными остановками. Я, как видишь, на фудтраке, так что намереваюсь расторговаться по ходу дела. Но вообще — сначала в Астрахань, а потом… — О! — возбудился музыкант, явно намереваясь попросить меня подвезти, но осекся, еще раз глянув на мою страшную рожу и орочьи лапищи. И наверняка подумал о том, что расторговываться я могу долго. — Ну…