— Опять нечисть, — вздохнул я. — На ауру и магический след… — Не снимали, некому было. — Мстислав покачал головой. — Чаю хочешь? — Давай, не откажусь. Здесь электричество есть, так что в комплекте электрочайник. Роскошь практически. Неопознанный след — это наверняка нечисть. Весь животный мир, включая даже монстров, по большому счету известен целиком, так что неопознанных следов быть не может. А вот нечисть по факту производится Стужей, Тьмой и магическим полем, особенно в период бурь. И что-то новое появляется регулярно, никогда не знаешь заранее, увидишь ты еще когда-нибудь таких тварей или они и вовсе одноразовые. — Стоп. — Я вгляделся в снимок внимательней. Как-то знакомо выглядит… только такое ощущение, что видел я не следы, а саму конечность, что их оставила… — Что? — насторожился Мстислав, даже замер с графином в руке, из которого лил воду в чайник. — А видел я, кажется, подобных тварей. Я их «плевунами» назвал. Выглядит как… как четвероногий паук, колени вверх, брюхом по снегу чиркает. Вот, — я быстро перелистал снимки, — вот след от брюха. — Между двумя цепочками отпечатков тянулся невнятный вдавленный снег. — Они плюются… вот как «Игла Стужи», но послабей. Но при мне крысюка заморозили до стекла, правда, не знаю, со скольких плевков. — Где видел? — В Рудном, когда бегал… ну, тогда. — Понял. — Мстислав включил чайник. — Тогда тебе и разбираться. — Одной группой? — напрягся я. — Нас три человека всего. — Вас шестеро вообще-то. — Мстислав выразительно посмотрел мне в глаза. — Просто один боец у вас за стены не ходит, а еще один… где она, кстати? — В Северореченске, по делам. — Ну видишь как, у нее дела, а у вас дефицит личного состава. Кстати, одного ты как-то вообще упускаешь. Это про Милу и Хмеля. Ну и про Платона, мы его с собой брать боимся, хоть он и злится от этого. Он наша единственная связь с тем миром, рисковать им… нет, ни за что. Продолжения не последовало, то есть укреплять нас никто и никак не собирается. Ну и ладно, не очень и хотелось. Хотелось, конечно, даже очень, но людей не хватает. И мы все же резерв, то есть у всех еще и основная работа имеется. — Выкрутимся. Втроем придется ехать. Ну ничего, скатаемся, посмотрим. Не думаю, что там большие проблемы будут. Плевуны при использовании зажигательных патронов бьются хорошо, а поскольку твари магического происхождения, то каких-то гнездовий быть не должно. Скорей всего, уже разбежались, а может, даже и издохли. Разберемся. Хмель 24 апреля, пятница По мне, нелюбовь замкнутых пространств вполне понятна и объяснима, в случае если это самое «замкнутое пространство» лишь немногим превышает размеры гроба. И хоть сам я клаустрофобией отродясь не страдал, но, когда лязгнул люк и послышался скрежет запоров, не сумел удержаться от нервного матерка. Мигнул и погас свет, зашипела нагнетаемая в камеру воздушная смесь. Мышцы напряглись, ремни каталки врезались в кожу. Спокойно! Это всего лишь очередной осмотр. Очередной осмотр, и не более того. Засияли кристаллы горного хрусталя, в такт их мерцанию кожу закололи легкие уколы магической энергии. И чем ярче разгоралось свечение, тем сильнее становился зуд. Стало холодно, дыхание вырывалось изо рта белесым паром, расползся по внутренней поверхности трубы серебристый иней. На миг стужа стала почти невыносимой, а воздух заискрил из-за переполнившей его магии, но вскоре вновь загудели вентиляторы, и холод пошел на убыль. Пронзительный аромат утренней свежести, чрезвычайно сильный и от этого невыносимо резкий, ослаб, следом начала рассеиваться закачанная в трубу энергия. Точнее — ее начали вытягивать наружу и перерабатывать установленные на выходе фильтры. Пару минут спустя распахнулся люк, немолодая медсестра выкатила меня из камеры в просторную светлую комнату, сноровисто расстегнула ремни и сняла датчики. Когда она покинула кабинет, я так и остался лежать на каталке, только повернул голову и посмотрел на долговязого худощавого дядьку с татуировкой «Хирург» на левой кисти, который увлеченно изучал переплетения цветных нитей на мониторе допотопного по меркам нормального мира компьютера. — Ну? — спросил, когда унялось сердцебиение. Заведующий отделением патологий внутренней энергетики только отмахнулся, продолжая рассматривать сложный график. Тогда я уселся на каталке, и голова немедленно закружилась, пришлось зажать виски в ладонях. — Не торопитесь, — посоветовал врач. — Жить буду… — Это вопрос или утверждение? — И то, и другое, — усмехнулся я, осторожно спускаясь с каталки на холодный кафельный пол. — Ответ вам известен, Вячеслав Владимирович, — ответил Хирург, продолжая изучать графики. — Жить вы будете. — Но не обязательно долго и хорошо? — А это исключительно от вас зависит. — Ох, если бы… Снятые перед сканированием вещи по-прежнему лежали на подоконнике; первым делом я нацепил на шею серебряную цепочку с крестиком и отводящим пули амулетом и только после этого через голову стянул белую сорочку до колен, в которую меня нарядили перед процедурой. Потом влез в штаны, накинул рубаху и опустился на одно колено зашнуровать ботинки. — Так что аппарат показал? — повторил свой вопрос. — Аппарат показал, что внутренняя энергетика медленно, но верно приходит в норму. И это просто удивительно. — Слишком медленно? — пошутил я. — Слишком верно. Этот ваш кудесник… — Давайте не будем, — поморщился я, предвосхищая расспросы о фармацевте, который поставлял мне чудодейственные таблетки. С Виктором Бородулиным мы продолжали работать по прежней схеме: химик варил таблетки, Платон тащил медикаменты в нормальный мир и там их распространял. Торговля теперь шла сразу по двум каналам: нашему и отжатому у Игоря Фомина. Впрочем, кондуктора не обижали и комиссионные на счет в банке переводили в полном объеме и без задержек. Как ни странно, от случившихся изменений все только выиграли. Даже Бородулин. Мы хоть и стали его единственными покупателями, пересматривать условия сотрудничества не стали, затребовав вместо этого привилегию нематериальную: химик специально для меня и Клондайка делал часть таблеток по индивидуальному рецепту. Свои ежедневные семь пилюль по утрам я не пил больше месяца, полностью перейдя на новый препарат, и пока это сказывалось на энергетике исключительно положительным образом. Хирург отвернулся от компьютера, откинулся на спинку офисного стула и скрестил на груди руки. — Вячеслав Владимирович, вы хоть понимаете, какой это прорыв? Подобным лекарством можно полностью исцелить треть больных из «Черного квадрата», а у остальных добиться стабильной ремиссии! «Черным квадратом» именовалось гетто для уродов — людей, чей организм оказался не в состоянии приспособиться к магическому излучению Приграничья. И, надо сказать, целью этого учреждения было вовсе не излечение больных, а изоляция их от общества. Поэтому я только покачал головой. — Вы же врач! — проникновенно улыбнулся, решив перевести давно надоевший спор в новое русло. — Вы же знаете, как делаются дела! Расценивайте мое лечение в качестве апробации новых лекарств на подопытном кролике. Вдруг я завтра в страшных муках скончаюсь, а вы этими таблетками половину гетто накормите? Но кем Хирург не был — это простаком. — Не раскроете фармацевта? — прямо спросил он. — Не раскрою, — подтвердил я и поморщился. — Хоть представляете, во сколько мне обходится лечение? На уродов тратить такие деньги никто не станет! — Не на уродов. На измененных. — Сделаю вид, будто ничего не слышал. «Уроды» — это диагноз; «измененные» — это политика. От политики я старался держаться подальше. Врач остро глянул на меня и кивнул. — Хорошо, вернемся к этому разговору позже. — Вернемся, — согласился я, желая поскорее закрыть неприятную тему. Затрещал матричный принтер, Хирург оторвал вылезший из него лист и протянул мне: — Рекомендации на следующий месяц. — Отлично! — Я сложил бумагу вдвое и спрятал в карман штанов, потом снял с вешалки куртку. — А что насчет выездов из Форта? — Вперед и с песней! — рассмеялся врач. — Нет, серьезно. Чрезвычайно интересно будет оценить устойчивость энергетики к внешнему воздействию. Поэтому сразу после возвращения жду на повторное обследование. — Договорились.