– Что тут… – начал Васил Заяц и осекся. – Это ваши вещи? – Мартин наконец-то посмотрел на него. – Да? Нет? – А ты кто такой?! Мартин вытащил жетон с проблесковым маяком: – Верховная Инквизиция Ридны, куратор Мартин Старж… – Старж?! – Заяц переменился в лице и попятился, глядя на Мартина, как на привидение. – Это ваши вещи? – повторил Мартин. – Нет, – пробормотал менеджер. – А… что такое, это же всего лишь тряпки?! Из глубины дома показался юноша – в майке и спортивных штанах, в войлочных домашних тапках. Ему было не больше двадцати, и на прыщавом лице застыл такой ужас, как если бы он ждал этой минуты много дней и боялся ее. – Это не просто тряпки, – сказал Мартин. – Это доказательство вашего участия в преступной организации. Что здесь написано, читать умеете? – Что угодно можно написать. – Под его взглядом Менеджер чуть побледнел. – И это не мое, это я… нашел на свалке, взял для переработки… Знать не знаю… Эгле потянула носом: – Ящик стола. Верхний. Менеджер наконец-то посмотрел на нее – и тут же узнал. Глаза его расширились: – Ведьма! – Да вы что, – пробормотал Мартин с тяжелым сарказмом. – Да не может быть. – Это ведьма. – Менеджер обернулся к констеблю. – Кого ты ко мне привел?! – Они сами пришли, – пролепетал констебль. – Я ничего не мог… – Я здесь инквизитор, – холодно сказал Мартин, – и я решаю, кто ведьма, а кто нет… – Он остановился у письменного стола, снова посмотрел на женщину: – Откройте, пожалуйста. – Я не знаю, где ключ, – прошептала она, бросив испуганный взгляд на мужа. – Эгле, – на хозяина Мартин даже не посмотрел, – помоги нам, пожалуйста. Эгле подошла вдоль стены, стараясь не ступать мокрыми ботинками на тканый ковер, протянула руку и безо всяких спецэффектов, чтобы никого не шокировать, открыла ящик. Со стороны могло бы показаться, что он просто не был заперт, – но Эгле знала, что замок был, и хозяин тоже об этом знал. – Это ведьма! Она… – Это свидетель, – сухо сказал Мартин. – Она дала показания против вас. И повторит в суде. Менеджер хватал воздух ртом: – Нет таких законов… чтобы ведьмам давать показания… – Будут. – Мартин кивнул с притворным сочувствием. – Эгле, что там? Ящик стола был пуст, если не считать единственной флешки, красной, пластиковой. Эгле поняла, что ей противно ее касаться, что она никогда не возьмет это в руки. Там, на флешке, первый ролик «Новой Инквизиции», слитый в сеть и породивший затем подражателей: четверо ублюдков издеваются над девушкой, неинициированной ведьмой, и потом поджигают дом, и все это под закадровый текст: «Инквизиция умерла. Великая традиция борьбы, охоты, наказания – все в прошлом. Это сделали вы, ведьмы, вы растлили Инквизицию, вы разложили ее изнутри… Но рано радоваться… Ведьма, знай, что тебя ждет твой костер. Ты язва, ты проклятие, мы Новая Инквизиция. Мы придем за тобой…» Мартин натянул резиновую перчатку, взял флешку двумя пальцами: – Господин Заяц, вы знаете, что за информация записана на этом носителе? Менеджер не ответил. Юноша стоял в дверном проеме, будто не решаясь войти в комнату, на лбу у него блестел пот. Констебль жалобно оскалился: он понял, что это за ролик, он тоже его видел в свое время: «Ты зло, ты грязь, наказание будет суровым». – Лис! – Менеджер обернулся к констеблю и заговорил хриплым шепотом: – Он не инквизитор! Он сын ведьмы, он с ними в сговоре! «Инквизиция умерла» – это про него! То самое, против чего мы боролись… язва! Скверна! Не слушай его, просто не слушай, не бойся. Ведьму надо сжечь – ради наших детей! – Чистосердечное признание? – Мартин ухмыльнулся. – Продолжайте, пожалуйста. Сколько ведьм вы с сообщниками уже убили? Менеджер терял почву под ногами. Взглядом искал поддержки констебля – тот отводил глаза. Парень в дверях казался моложе своих лет – растерянным школьником. Эгле поймала взгляд женщины: вжавшись спиной в стену, та смотрела с ужасом и почему-то с надеждой. – Берите бумагу, Васил Заяц, – тяжело сказал Мартин, – и пишите явку с повинной, суд учтет как смягчающее обстоятельство. И вы, юноша, – он перевел взгляд на парня в дверях, – тоже пишите. Вы совершеннолетний? Заяц-младший дернул головой, изображая кивок. – Отлично, – сказал Мартин. – Убийство группой лиц по предварительному сговору… – Сговора не было, – прошептал парень. – Тогда пишите то, что было, – легко согласился Мартин. – Дать вам бумагу? Или у вас есть? Он протянул флешку констеблю: – Посмотрите в участке, но обязательно убедитесь, что рядом нет ни детей, ни людей с уязвимой психикой… Впрочем, вы же видели, да? И как вам? – Это ролик из сети, – лихорадочно забормотал Заяц. – Он ничего не доказывает. Это наше дело, наш поселок… Мы просто не хотим здесь ведьм! Мы имеем право! – Констебль, – мягко напомнил Мартин. – Вы всего лишь выполняете свой долг. Свой долг. Понимаете? Он встретился с констеблем глазами. Тот обреченно мигнул. – Инквизиция держит дело на контроле. – Мартин улыбнулся. – Вы либо стоите на страже закона… либо соучастник. Ваш выбор? – Вы задержаны, – трясущимся голосом сказал констебль хозяину дома. – Это ролик из сети! – надрывался Заяц. – Это сделали не мы! – Вот это сделали вы. – Мартин ткнул ему под нос фотографию тела на прозекторском столе. – И вот это – тоже сделали вы… Он подержал у него перед глазами распечатанное фото: Ивга Старж, прикованная к дереву, в окружении вязанок хвороста, с табличкой на груди: «Новая Инквизиция». У Васила Заяца застыло лицо. Мартин убрал фотографию. В машине куратора округа Ридна среди прочего оборудования имелся портативный принтер. Мартин не собирался давать ход этим кадрам, но освежить мерзавцу память считал необходимым. * * * На запястьях Васила Заяца защелкнулись наручники. Констебль избегал смотреть на задержанного; эти двое много лет были приятелями и соседями, констебль никогда бы не решился на такой шаг, если бы не Мартин, стоящий у него за спиной. Мальчишка по-прежнему маячил в двери, вцепившись тонкими пальцами в дверной косяк, – этот, по крайней мере, сознавал вину. Женщина, с глазами на все лицо, забившись в угол, обмерла, будто заживо вмороженная в лед. – Март, – одними губами сказала Эгле. Вместе они вышли в прихожую. – Мы можем не забирать мальчишку? – прошептала Эгле. – Вывести его… из списка? Он щенок, под чужим влиянием… Ты посмотри на его мать… Лицо Мартина сделалось чужим. Эгле испугалась. – Ну-ка, идем, – сказал он сквозь зубы. Он вернулся в комнату и шагнул прямо к женщине, съежившейся в углу: – Откройте дверь в подвал, пожалуйста. Или вы снова не знаете, где ключ?! Двигаясь, как марионетка, женщина подошла к низкой двери, выкрашенной во много слоев зеленой масляной краски, и без слов ее отперла. Эгле почувствовала застоявшийся запах – сырость, человеческий пот, деревенский сортир; вниз вела крутая лестница, и под ней горел свет, тусклая лампочка на голом проводе. В подвале, сыром и тесном, стояла железная кровать, занимая почти все пространство. На кровати, забившись с ногами, сидела девушка лет шестнадцати, в вязаной кофте поверх ночной рубашки, напуганная до полусмерти. Эгле перевела взгляд на хозяйку дома, будто впервые ее видела. Констебль выпучил глаза: – Васил! Ты же говорил, она в училище, в городе?! – Документы на дочку, – глухо сказал Мартин. – Быстро. Женщина, с неживым лицом, открыла другой ящик письменного стола и вытащила из груды бумаг новенький паспорт. Понесла, уронила, подняла; Мартин выхватил паспорт из ее рук. – Незаконное удержание. Пренебрежение родительскими обязанностями… Констебль, вы понимаете, что никто ничего не забудет, никто не спустит на тормозах, за это будет дополнительный приговор?! Мартин, оказывается, с первой минуты чувствовал здесь «глухую» ведьму и знал, что происходит. Вот почему он был так жесток с хозяйкой. Вот почему от него тянуло таким космическим льдом. Констебль, потрясенный и жалкий, защелкнул наручники на запястьях юноши. Тот переступил на полу войлочными тапками; он был неуклюжий, растерянный, совсем еще подросток, но Эгле сделалось противно на него смотреть.