– Ждите инспекцию из района, – небрежно сказал Мартин. – Завтра… или уже сегодня. И хорошо бы к тому времени дело об убийстве нашлось, а убийцам были вручены подозрения. – Кому, сотне человек?! – Восьмерым, – Мартин показал ему листок со списком. – Слова «Новая Инквизиция» вам что-нибудь говорят? – Нет, – быстро сказал констебль. – Это потерпевшие, а не… Он запнулся, быстро соображая, и на лбу у него каплями выступил пот. Он импульсивно приподнялся, потянулся, будто пытаясь отобрать у Мартина список; Мартин отвел руку. Констебль сдался, рухнул обратно на стул: – Это потерпевшие. Ведьма напала на них. Послушайте, куратор… – Я вам напомню, – сказал Мартин. – «Новая Инквизиция» – это когда люди, не имеющие к подлинной Инквизиции никакого отношения, устраивают самосуды над женщинами… над «глухими» ведьмами. Когда я говорю «глухими», я не имею в виду проблемы со слухом. Неинициированные ведьмы, они же «глухарки», не могут совершать то, в чем вы их обвиняете, они ничем не отличаются от обычных людей. Убитая, – он кивнул на фотографии, от которых констебль старательно отводил глаза, – не была инициирована и не совершала преступлений. Ее замучили без суда и без вины. Инквизиция считает своим долгом искоренять самосуды. Он неторопливо поднялся, подошел к офисной копировальной машине у стены, открыл крышку, положил список с восемью фамилиями на стекло: – А у вас есть выбор, констебль. – Теперь он говорил совсем другим голосом, мягко, почти по-дружески. – Вы еще можете оказаться в этом деле моим союзником, а не врагом. Или хотите все-таки врагом? Констебль содрогнулся и мотнул головой, показывая, насколько такая мысль ему невыносима. – Хорошо… Сколько мест у вас в следственном изоляторе? – Где?! – Констебль выпучил глаза. – За решеткой, где пойманные преступники ждут конвоя в город! – Много, – растерянно сказал констебль. – Но в последний раз это было год назад, когда на базаре взяли вора-гастролера… – Поздравляю, сегодня у вас полно работы, – сказал Мартин. – Начнем с Васила Заяца, улица Фабричная, дом шесть. – В чем он виноват? – Голос констебля неприлично дрогнул. – Он никого не убивал… это его чуть не убили! Эгле приподняла уголки губ. Констебль дернулся, будто его ткнули иголкой, и наконец-то взглянул на нее. В его глазах появился настоящий ужас. Он хотел спросить о чем-то, но не посмел. * * * Васил Заяц работал на сыроварне менеджером и должен был вернуться домой к пяти; уже стемнело. Снег прекратился, и небо потихоньку очищалось. Горы вокруг стояли как призраки – Эгле могла их видеть в темноте. – Поедете с нами, – сообщил Мартин констеблю. – Я лучше пешком. Здесь недалеко, я привычный… – Садитесь в машину, – сказала Эгле. Это были ее первые слова с момента прибытия. Констебль больше не сопротивлялся. Мартин открыл дверцу черного автомобиля, констебль покорно залез внутрь. – Можешь за руль? – негромко спросил Мартин у Эгле. Она мельком подумала, что действующая ведьма за рулем инквизиторской машины – вызов существующему миропорядку. Но, если говорить честно, каждая минута ее жизни теперь была вызовом. Мартин сел на заднее сиденье рядом с констеблем. Эгле завела мотор; машина, как живое существо, повиновалась ей, но нехотя, будто против воли. Селение Тышка казалось тихим и добрым в этот час, над крышами поднимались живописные, как в сказке, дымы. – Если Инквизиция теперь в сговоре с ведьмами, – прошептал констебль, – нам не на что надеяться. Нам конец. – Личный вопрос, дядюшка, – небрежно сказал Мартин. – Вы знаете, что эти восемь человек делали на трассе? Кого они там собирались казнить? Констебль молчал. – Он знает. – Эгле поймала взгляд Мартина в зеркале. – Не собирались казнить, – пролепетал констебль. – Это… Он запнулся и снова затих. – Игра? – подсказал Мартин. – Ритуал? Имитация? – Д-да… – Он сам пытается в это верить, – сказала Эгле. – У нее ведь все хорошо, – проскулил констебль. – У Ивги. Она даже… не ступила на родной порог… не подошла к дому… мне потом сказали, что она здесь была… У нее все хорошо… она с герцогом пьет вино на приемах… Ведьма… – Все хорошо, – со странной усмешкой сказал Мартин. – Эгле, не разгоняйся. Дом номер шесть – вот этот, с резным забором. * * * – Верховная Инквизиция Одницы… тьфу, Ридны. Откройте, пожалуйста. На пороге стояла невысокая женщина лет сорока, с бледным изможденным лицом, напуганная. Слово «инквизиция» вогнало ее в панику, хотя ведьмой она вовсе не была. Женщина казалась больше заложницей, нежели соучастницей. Пленницей, запертой в этих стенах, в этой семье, в этой жизни. – Все нормально. – Эгле улыбнулась. – Куратор опрашивает свидетелей по делу о ведьме… о ведьмах. Мы можем войти? Женщина молча отступила в глубь прихожей; Мартин придержал Эгле за руку и вошел первым. Огляделся. Его ноздри раздувались: он чуял нечто, недоступное Эгле. У инквизитора и действующей ведьмы разные спектры восприятия; она ощущала, как с каждым мгновением усиливается поток холода, идущий от него. Она поймала взгляд Мартина, пытаясь выяснить, что происходит и где источник опасности. Он еле заметно покачал головой, давая понять, что контролирует ситуацию. Заглянул ей в глаза, определяя, как Эгле себя чувствует; она приподняла уголки губ, уверяя, что все в порядке, хотя находиться с ним рядом было сейчас непросто. – Господин Васил Заяц дома? – спросил Мартин. – Да, – еле слышно ответила женщина. – А ваш сын, Михель? – И он тоже… – Отлично, – сказал Мартин. Эгле переступила порог вслед за ним, и последним вошел констебль. Тот старательно избегал смотреть на хозяйку и вообще держался так, будто оказался здесь совсем случайно. Дом был старый, добротный, помнивший несколько поколений. Ощутимо пахло нафталином – старинным средством от моли, и борьба с молью здесь имела смысл: на полу лежали полосатые шерстяные дорожки, и почти такие же, тканные из грубой шерсти, покрывали стены. Под потолком гостиной висела хрустальная люстра со множеством подвесок, Эгле давно забыла, что такие существуют. В прихожей имелась низкая дверь в подвал, напротив у стены стоял кованый сундук, похожий на реквизит к историческому фильму. Эгле прищурилась; она бы не смогла описать, чем именно привлек ее сундук, что она чувствует, глядя на него. Звук, запах, свет? Ничего подобного. Похоже на отвращение непонятной природы. Отвращение и страх… Она бросила выразительный взгляд на Мартина. Тот обернулся к щуплой женщине: – Хозяйка, будьте добры, откройте сундук. – Зачем?! Мартин посмотрел на констебля. Тот дрожащей рукой протянул женщине бумагу с печатью. Женщина глянула, как на чистый лист, будто внезапно разучившись читать. – Открывайте, – сказал Мартин, и в его голосе прозвучала жесть. Эгле подобралась: ну с этой-то бедолагой он мог бы обращаться помягче?! Женщина больше не возражала. Она вообще не привыкла возражать. Эгле смотрела на нее с болью – как на медведицу в бродячем цирке, с железным ошейником на цепи. Поднялась крышка – сундук был полон тряпья, сверху лежало пожелтевшее от времени постельное белье. – Эй, что тут вообще творится?! Наконец-то появился хозяин дома – Эгле отлично помнила его. Васил Заяц, как выяснилось. Менеджер. Все его внимание было приковано к Мартину, на Эгле он поначалу внимания не обратил. – Констебль! Эй, Лис, что происходит?! Мартин даже не повернул головы, он смотрел на женщину: – Вещи сверху уберите, пожалуйста. Покорно, как загипнотизированная, хозяйка взяла в охапку старые наволочки, льняные простыни; под белой тканью пряталась черная: вымпелы и нарукавные повязки с красными буквами. «Новая Инквизиция». Эгле почувствовала тошноту.