– Ой, это ко мне! – вскочила Маруся и побежала открывать. – Ты! Целовал! Мою! Дочь! Костя вздохнул и пожал плечами. Не то чтобы он Ярослава Сергеевича не боялся, просто в сложившейся ситуации бояться уже было бессмысленно. Прямо над его головой собралось грозовое облако, молнии сверкали каждые двадцать секунд в опасной близости, из-за чего волосы на теле и голове дыбом стояли, а ровно напротив стоял источник локальной грозы и, не моргая, взирал на врага черными бездонными глазами. – Формально это она меня целовала. От прозвучавшей дерзости наследник Атума задохнулся. – Ты! – Взвыло пространство вокруг Кости. – Кажется, я ее люблю, – закончил окончательно обнаглевший леший. Черные глаза Ярослава вдруг прояснились. Не говоря ни слова, Атум усыпил нахального мальчишку, поднял его за шиворот с пола и вынес из квартиры. «Кажется любить» его дочь он не позволит никому, тем более какому-то сопляку. Сверкнув глазами на консьержа, Ярослав покинул дом, зашвырнул ношу на заднее сиденье автомобиля и повез к телепорту. Частный рейс обойдется не дешево, но Атум готов был отдать любую сумму за счастье дочери. Несколько часов спустя он оказался у старого камня. Сняв с плеча мальчишку, он зашвырнул того на тропу по ту сторону Пустошей. – Найдешь выход без привязки – отдам ее. – Атум сощурился и исподлобья взглянул на пожилую седовласую женскую фигуру, что появилась на дороге позади спящего юноши. Она смотрела на Ярослава с легким укором. – Она – моя дочь, а он – безродный леший. Слишком легко все получать стремится. Пустоши склонили голову набок и грустно улыбнулись. – Да, я страшен и жесток, – огрызнулся Ярослав. – И в гневе, и в любви. Это моя природа. Если он такой бесстрашный и умный, пусть выйдет. У Бабалу-Айе предостаточно биоматериала, носитель не так уж мне и нужен. С этими словами Атум развернулся, вскочил на верблюда и направился обратно в деревню. Нинхурсаг склонилась над Костей и погладила его по голове. От ласкового живительного прикосновения Ивченко пробудился. – Здравствуй, мой мальчик, – прозвучал смутно знакомый голос в его голове. – Здравствуйте, – едва слышно промямлила исхудавшая бледная девушка. Руся с ужасом представила себя на ее месте. Пережить то, что пережила эта маленькая волчица, – врагу не пожелаешь. Лик, словно почувствовав настроение ведьмы, осторожно провел кончиками пальцев по ее спине, затем прошел в палату и присел на стул рядом с кроватью пациентки. – Ульяна, – начал он мягко. – Вы уверены, что хотите беседовать без вашей мамы? Девушка с трудом кивнула и попыталась приподняться. Руся с готовностью кинулась помочь несчастной. Лои тихо закрыл за собой дверь, оставив гражданских в коридоре на попечении Кремера. – Спасибо, – волчица с благодарностью взглянула на ведьму, затем сосредоточила внимание на комиссаре. – Что мне нужно говорить? – О, – вместо Лои ответила Руся. – Я сейчас сделаю куб, а вы постарайтесь не волноваться и не нервничать. Просто отвечайте на его вопросы, – она указала на Лика. Ульяна кивнула. – Вы справитесь? Готовы? – В подобных случаях Ликург всегда давал пострадавшей возможность убедиться в трезвости собственного мышления, даже если речь шла о хищных сущностях. – Я волкодлак, – вымученно улыбнулась Ульяна. – Тогда приступим, – бог взял девушку за запястье. Со стороны жест мог показаться проявлением сочувствия, на деле Эйдолона интересовала частота сердечного ритма и направление циркуляции маниту в крови. – Знаете, ваш комиссар привел вам на помощь не простых экспертов. Я – бог, как ты уже заметила. А вот она – четвертый маг. – Он кивнул в сторону поющей мантру Маруси. Пульс Ульяны участился, а маниту потянулось к внешней сущности – волнение и желание общаться. Лик улыбнулся. Начало диалога было многообещающим. Козлова, меж тем, закончила настройку и открыла глаза, поразив пострадавшую видом своих покрытых серебряной пленкой глаз. – Не пугайтесь. Она нас видит и слышит. Видите вон ту камеру у ее виска? Девушка, позабыв о своем бедственном состоянии, чуть вытянула шею, стараясь рассмотреть Марусю получше. – Комиссар Гийом уже рассказал, что вы невероятно отважная волчица. Ульяна сначала испуганно дернулась, затем смутилась. Первое обращение памяти к пережитым событиям прошло лучше, чем Лик ожидал. Девочка действительно оказалась сильной, точно как Гийом описал. – А еще, – продолжил бог, – Марусе передали словесный портрет вашего похитителя. Марусенька, покажешь? Ульяна замерла, пережитый ужас хлынул на нее волной из памяти – пульс участился, маниту ринулось пробуждать внутреннюю хищную сущность. Но в мгновение ока все прекратилось. Девушка сначала затаила дыхание, удивленная видом проявившейся в кубе головы, а затем засмеялась. – Так это же не он! – Положительные эмоции взяли верх над страхами и придали ей сил. – Да? – Лик с деланным изумлением уставился на трехмерное изображение Иму внутри куба, втайне радуясь чувству юмора Рыжика. Он велел подменить лицо, но приказ звучал абстрактно. – А с виду опасный тип! Не находите? – Да это же обычный аниото, – радовалась Ульяна. – Чего в нем страшного? Они нервные только и вспыльчивые, но ужасно разборчивые, а еще привереды и брезгливые. Их так напрасно считают опасными. Не-ет. – Она откашлялась и откинулась на подушку. – Тот белый и ведьмак. – Наследственный? Волчица кивнула и уже не так весело улыбнулась, когда в кубе кожа Иму посветлела и исчезли волосы и брови. – У него нос длинный и кривой. Маруся вновь рассмешила девушку, пририсовав портрету невообразимо огромный, длинный, прыщавый свернутый на бок нос. – Нет! Меньше и прямой, но посередине как будто зигзагом направо уходит… Лои молча наблюдал за слаженной работой Маруси и ее шефа, точнее ее возлюбленного. Учуять запах металла да сухих трав на боге труда не составило, сложности возникнут, когда Лои будет посвящать в этот маленький нюанс Жана. Гийом представил, как поникнут уши несчастного, и поморщился. Впрочем, «беды» помощника интересовали его не настолько, чтобы надолго ими озаботиться. В первую очередь Лои был ищейкой, и ищейка готова была вот-вот взять след. Мадемуазель Козловой и ее богу хватило чуть больше десяти минут, чтобы вытянуть из волчицы подробный портрет подозреваемого, плюс его телосложение и рост. Девушка помнила массу деталей. Поскольку разрешенное лечащим врачом время подходило к концу, восстановление пошагового сценария похищения, последующего удержания в плену и побега Эйдолон отложил на потом. В первую очередь его интересовало место, откуда волчица сбежала. – Знаешь, вот нам, богам, легче, – печально проговорил Лик. – Мы можем транслировать воспоминания, как кино. Только почему-то богов никто не похищает. Ульяна засмеялась. Несмотря на тяжесть воспоминаний и подробную визуализацию ее мучителя, этот опрос давался ей легче всего. – Конечно, не похищают. Как вас похищать? – она вдруг задумалась. – Но я же хищная. Сейчас… – Девушка закрыла глаза и расслабилась, позволяя мягкой структуре больничного матраса вытянуть из тела болезненную усталость. Она чуть полежала молча, затем глубоко вдохнула воздух через нос и вытянула наружу зверя, объединяя две сущности в равноправную структуру. – Внутри было чисто, всегда стерильно и светло, но когда я выходила на прогулку то чувствовала множество запахов. В лесу всегда царили сырость, мох и холод. Солнце иногда пригревало сквозь тяжелые кроны, но это случалось так редко. Зато ветер всегда приносил множество запахов. Я помню промокшую древесину и костер, брезент и влажный металл. Но не тот легкий сплав, из которого он сделал мне клетку, а странный, как будто вкусный, он доносился издалека. Еще камень. Часто пахло камнем. Кричали лисы, мыши пищали, и еще я часто слышала сову, но не как обычно, а какую-то странную. Я ее один раз видела. Зов сов гулкий, высокий, такой мелодичный и в то же время сложный. Волчица приподнялась и взвыла чуждым голосом, подражая крикам различных видов сов. – Но не этот, – продолжила она. – Ее голос совсем низкий и такой ленивый. Ульяна вновь ухнула на птичий манер, но на этот раз крик разительно отличался от предыдущих. Да и не крик это был вовсе, а гортанное переливчатое бурчание. – Вот, – тихо выдохнула девушка и сбросила хищную сущность. – На сегодня хватит, – Ликург погладил ее по руке. – Отдыхайте. Рыжик, идем. – Надо бы кого-то посерьезнее здесь поставить, – тихо обратился Эйдолон в коридоре к Нечери. Инмутеф щурясь оглядел Кремера, что-то смущенно выясняющего у Маруси. – А сам? – Ты свою волчицу найти хочешь? Сын львицы смерил собеседника надменным взглядом. – Значит, поставишь охрану этой. Она пока единственный твой вариант. – У моей девочки всегда был отвратительный вкус на мужчин. – Нечери развернулся и направился к комиссару и приемной матери Ульяны. Лик на секунду прикрыл глаза и тихо выдохнул, сдерживая ярость, вспыхнувшую в груди и готовую вырваться наружу. – Мадемуазель Маруся, вы передали моему заместителю портрет? – Стоило пожилой женщине в сопровождении Инмутефа скрыться в палате дочери, Лои превратился в нетерпеливого хищника, почуявшего добычу. Руся кивнула. – Жан, останешься здесь. Позвони от моего имени Дезаргу. Через него портрет уйдет ажанам быстрее и по картотеке пустят быстрее, и передай данные пропавшей волчицы. – Как? Пяти дней с момента исчезновения еще не прошло, или ты имеешь в виду ее не как хищницу оформлять, а как нимфу какую-нибудь? – Я имею в виду Дезаргу данные ее передай. Не официально в управление же! Он сам разберется!