– Так точно, ваше благородие, грамоте обучен, – подтвердил рядовой. – Хм, интересно, – хмыкнул Лёшка. – Ich hoffe du sprichst die Sprachen des Soldaten? (Надеюсь, вы и языками владеете, солдат? (нем.)) – Français et allemand, hélas, seulement au niveau conversationnel. Je peux lire les deux. J'écris sur eux très analphabètes. (Французским и немецким, увы, только на разговорном уровне. Читать могу на обоих. Пишу на них весьма безграмотно (фр.)) – Так, так, так, – смотрел с удивлением на солдата Лёшка. Что-то тут было не так. Чтобы с такой грамотностью и в простых рядовых ходить! Непонятно. Был здесь, похоже, какой-то подвох и с этим нужно было разбираться немедленно, до скорого выхода в дело. – А ну-ка, давай мы сейчас с тобой отойдём подальше от всех, Гусев, и ты мне всё про себя там расскажешь, – предложил барабанщику Егоров. И когда между ними и егерями было уже шагов тридцать, резко развернулся к следующему сзади пехотинцу. – А теперь выкладывай всё начистоту, кто ты есть, что с тобой за история такая? В общем, всё то, что я должен про тебя знать, прежде чем принять в свою особую команду. Должен сам понимать, что мы абы как каждого к себе не берём и должны быть уверены в том, кто с тобой рядом идёт, чтобы и самим уверенным в нём быть, что он не бросит тебя в трудную минуту, а всегда спину прикроет. Если этого не будет, то и команды тогда не станет вообще, в первом же поиске во вражеском тылу все порубленные там и останемся. Если не хочешь ничего рассказывать, так давай дуй в свой Муромский пехотный и стучи там и далее в барабан. – Бей в барабаны, – поправил Гусев. – Что? – не поняв, уставился на него Алексей. – Виноват, ваше благородие, никак нет ничего, – вскинулся пехотинец. – Да перестань ты тянуться уже, из проштрафившихся сам, что ли? – спросил Лёшка, внимательно вглядываясь в глаза молодого солдата. – Хорошо, – кивнул тот. Я расскажу, а вам уж самому судить обо мне. Вряд ли вы возьмёте после такого к себе. Ну, да и скрывать это тоже никак нельзя. Отец мой, Гусев Владимир Семёнович, в 1764 году был командиром мушкетёрской роты в Смоленском пехотном полку, что как раз тогда под Шлиссельбургом располагался. – И он, снова взяв паузу, замолчал. – Ну, ии?… – протянул Егоров, не понимая, куда клонит рассказчик. – Ну, вот он-то и был прямым командиром у подпоручика Мировича, – буквально через силу продолжил Сергей. Затем, как видно, переступив, через какую-то свою внутреннюю преграду и боль, продолжил уже свой рассказ, всё более и более ускоряясь. – Вы, ваше благородие, должны были слышать про неудачную попытку дворцового переворота против нашей матушки-императрицы Екатерины Алексеевны. Так вот, этот самый Василий Мирович и был тем самым зачинщиком, который пытался освободить из Шлиссельбургской крепости содержавшегося там тайного узника, претендующего на Российский престол, а именно Иоанна Антоновича. – Подпоручик Мирович перед этим не раз уже в крепость заступал, чтобы её внутренний караул там усиливать. Видно, он всё заранее рассчитал и в ту неделю, когда эту свою попытку предпринял, без очереди у отца туда выпросился. С сорока солдатами из отцовской роты как раз в июле 1764 года он-то и предпринял эту неудачную попытку. Ну а дальше уже известно, что там случилось. Офицерский особый внутренний караул заколол по имеющейся у них тайной инструкции того особого узника, а все эти заговорщики, увидев, что ничего у них не вышло, сдались потом в руки властям. – Потом было долгое дознание, многих заподозрили в соучастии и посадили под арест. Мировича казнили на плахе, а всех солдат, принимавших участие в заговоре, отправили на бессрочную каторгу в Сибирь. С моего отца, как с прямого командира этого преступника, сорвали офицерский горжет, лишили его дворянства и всего имения, после чего отправили рядовым в дальний Тобольский гарнизон. Про сам заговор он не знал, злодеев сих не покрывал, а уж коли бы что-то и было там за ним, так и он бы сам тогда на ту самую плаху вслед за Мировичем бы пошёл. Но виновен он был лишь в недогляде как первое начальственное лицо над всеми ними, вот так посчитала высокая сенатская комиссия, расследовавшая это дело. – Мне на тот момент было 12 лет, и я был старшим из его четырёх детей. По приписке с рождения к гвардейскому Семёновскому полку имел уже на тот момент унтерский чин фурьера. Своего унтер-офицерского чина и потомственного дворянства я лишился вслед за своим отцом, и мы всей семьёй с матушкой, сёстрами и братцем-младенцем отправились вслед за ним в дальний Тобольский гарнизон. Там и прошла моя дальнейшая жизнь. У родителей умерли трое малых детей, да зато народились ещё четверо. Отец служил честно и исправно, офицерское звание ему обратно никто, конечно же, не вернул, да и не вернёт теперь, похоже. Но за пять прошедших лет он сумел дослужиться аж до каптенармуса. Хлебнули мы много лиха, ну да ничего, выжили как-то, слава богу, и в этой далёкой Сибири. А как только мне исполнилось семнадцать лет, так выхлопотал я себе право отправиться служить в армию, как раз тогда с турками уже война начиналась. Ну, вот и служу теперь барабанщиком в своём Муромском пехотном полку. После Кагула меня на него перевели, у нас там в роте грамотного солдата, что ранее эту должность занимал, покалечило. Нужен был тот, кто хотя бы читать и писать бы смог. А сегодня с утра меня вызвали в полковую канцелярию и потребовали вас найти. – Занятно, – покачал головой Алексей. – Вот ведь судьба-злодейка. Стрелять точно умеешь, проворен ли сам, в битвах участвовал? – Так точно, – кивнул Сергей. – Был в баталиях позапрошлого года при Хотине и на Днестре. О прошлом годе в деле при Рябой могиле, Кагульском сражении и под Бухарестом. Стреляю уверенно. Когда охотников выкликали из каре, всегда со своей фузеей в цепь застрельщиков выходил. – Ну-ка покажи мне своё оружие, надеюсь, оно так же в надлежащем уходе, как и вся твоя амуниция? – и Лёшка взял в руки удлиненную пехотную фузею. Была она по своей конструкции практически такой же, как и егерская, только почти что на целый фут (304 мм) длиннее стволом. Да и тяжелее и, конечно же, более громоздкой была соответственно. Всё для того, чтобы в штыковом бою иметь преимущество против холодного оружия. С примкнутым длинным штыком это было фактически настоящее тяжёлое копьё. И в рукопашной с вражеской пехотой драться, и против конницы устоять, если ты в сомкнутом, едином и ощетинившемся жалами штыков строю стоишь. Фузея была далеко не новая, на ложе, стволе и на её прикладе были видны следы многочисленных ударов и выщерблины. Но всё здесь было подогнано и исправно. В ударно-кремневом замке курок и курковый винт не шатались, а сидели на своём месте плотно и устойчиво, так же, как и сам кремень в верхних губках. Огниво, полка, подогнивная пружина – всё было в идеальном состоянии, несмотря на долгую работу. Затравочное отверстие, весь замок и массивный ствол блестели свежее с нанесённой смазкой. – Забирай, – удовлетворённо кивнул Егоров и передал фузею барабанщику. – Пошли к егерям. Команда продолжала заниматься в поле, натаскивая в первую очередь пополнение. – Внимание! – вдруг гаркнул Лёшка. – Вражеская кавалерия показалась с левого фланга, расстояние пятьсот шагов! Егор, ты за командира! – Конница слева, – прокричал унтер. – Отходим к оврагу на стрельбище. Штуцерные, огонь! – и сам припал к прицелу своего оружия. Щёлк, щёлк, щёлк – сухо защелкали курки винтовок. И егеря кинулись в сторону оврага, на ходу защёлкивая штыки к стволам. – А ты что тут стоишь, сейчас тебя татарин саблей срубит или на аркан возьмёт! Может, в рабы к нему захотел? – крикнул Лёшка недоумевающему Гусеву, и тот, мгновенно сообразив, сдёрнул фузею с плеча и кинулся вслед за егерями. – До конницы 150 шагов, – выкрикнул Алексей, – Потап, Тимофей и Егор ранены. Всё, командиров у вас здесь нет! – Братцы, слушай мою команду! – прокричал Федька. Кудряш на плечи Тимофея взял, Петар – Егора, Милош – Потапа, остальные прикрываем раненых. Фузейщики, огонь! Молодой, ты что тут телишься, почему ещё штык не на стволе, у тебя фузея самая длинная, прикрывай ребят, раззява, – рявкнул Цыган на подбегающего барабанщика. И команда начала пятиться к стрельбищу, «отстреливаясь» и поводя жалами штыков. А навстречу им из оврага уже спешили стрелки, чтобы поддержать огнём своих товарищей. – Неплохо, неплохо, Федька, – похвалил инициативного рядового Егоров. – Только вот гренады вы зря не бросили, у вас ведь у каждого по две теперь есть для особого случая. – Так где гренады-то те, вашбродь? Ни одной же с собой в поле у нас не было, все вон дома в сумках лежат. Что же снежками в подступающую конницу кидать, – оправдывался перед командиром Цыган. – А из ружей вы по-настоящему стреляли? А раненые куда у вас были побиты, а конница вообще где? – журил солдата Лёшка. – Сам же понимаешь, что для учения это всё как бы понарошку, но всё же для наработки навыка. А про гренады-то ты забыл, признайся, зато вот новенького «раззявой» успел обозвать. А гренады, Федя, это хорошая вещь, не посечёт осколками, так хоть коней у врага напугает и нам такую нужную заминку в бою даст, – поучал Егоров. – А в целом неплохо, все молодцы. – Подравняйтесь, – и двух шереножный строй солдат заколыхался, выравниваясь на поле. – Представляю всем нашего нового егеря – Гусева Сергея. Будет он у нас в команде состоять в должности барабанщика. Парень был уже в сражениях, так что обстрелянный солдат, ну да вы и сами познакомитесь с ним. Передаю его под твою опеку, Иван Карпыч, ты и стрелок отменный, да и сам человек по службе и по жизни весьма опытный. – Матвей Никитич, тебе нового бойца одеть, обуть, вооружить и экипировать, всё как положено, и главное, побыстрее. Сам ведь знаешь, скоро нам в дело идти. – Ну вот, братцы, теперь и вся команда у нас в сборе. Все 38 человек теперь при деле, а глядишь, скоро и Ермолай поправится. Да и я чуть было не забыл, Гусев у нас человек, обученный грамоте, читать и писать свободно умеет. Иностранные языки не хуже меня даже знает. Так что вы имейте в виду, полезный он весьма человек, не обижайте его! – И из строя послышался удивлённый шепот. – Рядовой Гусев, поздравляю вас с зачислением в особую егерскую команду! – Егор, забирай всех новеньких и продолжай их обучать быстрой стрельбе. – Никитич, ты давай бери двух солдат из старичков, и пойдём провиант закупать к выходу. Гусева к вечеру уже в интендантство сводишь. У всех остальных двадцать минут на отдых. Разойдись! – и Лёшка с сопровождением отправился в город. Глава 7. Подъём по тревоге! – Господин прапорщик, господин прапорщик, – тарабанил кто-то настойчиво в дверь. Лёшка накинул штаны и свой егерский доломан на исподнее и, схватив пистолет с саблей, выскочил в сени. – Вас срочно желают видеть в главном штабе, – доложился вестовой капрал и с опаской скосил глаз на взведённый курок. – Что там стряслось-то? – удивлённо спросил Лёшка, пряча оружие – только что ведь полночь миновала, на улице вон темень стоит. – Не могу знать, – мотнул головой капрал, – вызов из главного квартирмейстерства, велели вам срочно прибыть. А мне к ахтырцам, вашбродь, ещё через полгорода надо бежать. – Беги, братец, я сейчас буду, – Алексей отпустил вестового и начал поспешно собираться. «Вроде бы рано ещё по всем срокам под Журжи идти. Как видно, что-то там стряслось такое, коли случилась такая спешка, – думал Алексей, торопясь прибыть в штаб армии. – Вот и Ахтырских гусар тоже поднимают, ну точно дело к раннему выходу идёт». – Заходи, Алексей, – пригласил главный картограф егеря в свой кабинет. – Пока все остальные не прибыли, мы с тобой тут отдельно от всех побеседуем. Внутри, за столом, застеленным знакомой картой, сидели два офицера. В одном из них Лёшка не без труда узнал майора Баранова, исполняющего при армии функции зарождающейся контрразведки. Голова Сергея Николаевича была обвязана окровавленной тряпкой, а сам он выглядел бледным. – Похоже, что весь уже намеченный план наступления мы будем менять наскоро, как это говорится, «на коленке», – начал объяснять обстановку Генрих Фридрихович. – Не зря тебя, Егоров, предупреждали про то, что у турок тут есть свои послухи, вот оно и подтверждение. – И он кивнул на скомканную и надорванную бумагу, что лежала на столе рядом с картой. – Наши люди выследили местного валаха, что выехал нынче вечером из Бухареста в сторону Журжи. Постарались его аккуратно взять, но вот что у нас в итоге получилось… – И он кивнул на поморщившегося Баранова. – Гонец от шпиона убит, кто его и к кому послал, того мы тоже сейчас не знаем. Сплошной провал у нас кругом. – И он, посмотрев на «контрразведку», покачал в раздражении головой. – Одно только радует, тайнопись тут простенькая оказалась, а у нас весьма грамотный в этом деле человек, что только недавно из столицы прибыл, – и он кивнул на второго сидящего. – В общем, в шифровальном письме все сведенья о тех войсках, которые идут на приступ Журжи и ещё точная дата их выхода. И что самое интересное, есть упоминание об особой егерской команде квартирмейстерства армии, которой так противоположная сторона заинтересована. Сказано здесь, что эта самая команда выходит с авангардом через три дня, и ведёт она всю русскую армию по уже разведанному ей ранее пути, то есть по главной лесной дороге на саму крепость. И сведенья эти слышаны были как от командира той команды, так и от других лиц из штаба и от самих войск. И вот теперь тебе задача будет, хорошо вспомнить, кому и что ты недавно говорил, как мы и условливались ранее по всему этому. Лёшка почесал голову: – Ёлки-палки, прямо как в какой-то детектив из двадцатого века попал. – Попробуй теперь вспомнить всех тех, кому он специально передавал «дезу» про их будущий выход. Именно это он сейчас и сказал барону, пожимая в недоумении плечами. Ведь и в штабе, и в канцелярии, да и в интендантстве пришлось в последнее время покрутиться, формируя свою команду. Со знакомыми и не очень офицерами довелось ему тоже весьма плотно пообщаться. На кого же вот так вот просто можно было бы подумать плохое? – Ладно, – смилостивился подполковник. – На это у нас действительно сейчас нет времени. Бог даст, живы будем, займёмся этим шпионом серьёзно уже после взятия Журжи. Всё равно все планы сейчас у нас летят в тартарары. Командующим и главным квартирмейстером армии поставлена задача – переиграть противника, ускориться по выходу войск и начать наше наступление на три дня раньше запланированного, а это значит, что вам, Егоров, предстоит выступать уже нынче под утро. Надеюсь, у вас всё там готово? – Ну, как сказать, – задумался Алексей. – Провиант заготовлен, зимняя одёжа какая ещё с того раза осталась, а какую мы подкупили по новой, маскировочные халаты, те все нашили. Боеприпас по тройной норме выдан каждому, однако не до конца команда ещё сбита, новенькие не все уверенно работают, как минимум пару недель слаживаться ещё бы нам нужно. – Ну, вот и сладитесь там за эти две недели в походе, – перебил его Фридрихович. – Сейчас командиры от ахтырцев, казаков и от отдельного егерского батальона подойдут, быстро тут всё обсудим, и полковник Денисов вам самолично всем поставит задачу. Сам основной план для вас не изменился – вы обходите озеро и вытекающую из него речку справа и по старой заброшенной дороге на Доростол, лесом заходите туркам во фланг, а потом тыл, ну а основная часть армии бьёт их в это время с фронта. Турки по главному пути нас будут очень ждать, ведь к ним попадёт тайное письмо от их шпиона со всеми нужными сведениями. Лёшка, ничего не понимая, уставился на подполковника. А тот уже отдавал команду сидящим рядом контрразведчикам: – Вам, Сергей Николаевич, срочно убыть на юг. Берите сотню казаков, устройте представление перед турецким заслоном со стрельбой и с криками. Пусть османы «выручат» своего гонца от шпиона. И ничего, что он к ним в руки уже убитый попадёт, зато со своим настоящим посланием. Только сделайте это всё, как только можно более достоверней, чтобы им даже и в голову не пришло, что мы так с ними «играем» сейчас. Надеюсь, что хоть в этот раз вы не опростоволоситесь? Контрразведка стояла, понурив голову: – Всё сделаем как нужно, господин подполковник, не сомневайтесь, – вздохнул Баранов. – Разрешите идти? Двухтысячный сводный отряд под командой командира Апшеронского гусарского полка полковника Пишчевича, подходя к озеру Будени, по основной дороге на юг сделал днёвку для отдыха. А потом, поднятый по тревоге глухой ночью, вдруг резко взял вправо и обошёл озеро с его восточной стороны. Переправившись через неглубокую речку, выходящую из него, русская конница стремительно проскочила открытое место и, зайдя в лесной массив, расположилась там для отдыха. В трёх верстах восточнее их расположения по лесу проходила заброшенная древняя дорога на Силистру – бывший старинный Дуросторум – город, где когда-то в эпоху владычества Рима базировался XI Клавдиев легион и где был большой центр всех этих окружающих земель. После стремительного перехода Ахтырскому гусарскому и Третьему донскому казачьему полкам можно было пока отдыхать и ждать начала боевых действий. Вся основная работа сейчас ложилась на плечи или, вернее, на ноги доставленных сюда верхами егерей. После небольшого роздыха непривычных к конным переходам стрелков, егерскому батальону премьер-майора Давыдовского предстояло занять местность перед лагерем и удерживать её пару суток. До этого времени особой команде Егорова нужно было проверить всю заброшенную лесную дорогу и выявить те места, где стояли турецкие заслоны, контролирующие эту часть лесного массива. Особое внимание нужно было уделить селу Пьетрели, расположенному южнее, уже ближе к выходу из леса. По словам проводников, в этом лесном селе располагался большой турецкий гарнизон, и нужны были сведенья, чтобы наша конница могла по нему ударить в самое удобное для этого время. – Через два дня наши основные боевые части, выступившие из Бухареста, войдут в лес западнее нас, по главному направлению на Журжи и ввяжутся там, в лесные бои, – ставил задачу командирам сводного отряда полковник Пишчевич. – Как только турки поймут, что наш план наступления не изменился и что русские проламываются по главному лесному тракту в их центре, они соберут там из всех окрестностей все свои близлежащие резервы. Об этом нам станет известно от гонцов из штаба армии, да мы и сами, как я думаю, это вскоре увидим, коли будем со стороны наблюдать за своим противником, – и он кивнул на Лёшку.