Саша открыла дверь, втянула носом воздух и замерла с выпученными глазами: — О, господи, Сайлок! На мне была светлая майка, пропитанная кляксами различных зелий. Некоторые из них воняли. Хотя за прошедшие сутки я привык. Лаборатория превратилась в нагромождение стеклянной посуды, испачканных колб и разбитых сосудов. Ту гору стеклянного хаоса и лабораторией сложно было назвать. Моё рабочее место больше походило на стол в наркоманском притоне, где готовят и употребляют не отходя от кассы. У одной из стен на клеенке лежали человеческие конечности. Теперь Саша знала, что люди Диара привезли мне в том черном мешке. Руки и ноги бедолаги, погибшего на улицах Стольного, лежали на клеенке. Правая нога ссохлась, будто уголек, левая рука поменяла цвет на голубой, правая рука переломилась в трех местах, и только левая нога выглядела обычной отсеченной конечностью, не считая её увеличенных размеров. Она лежала передо мной точно лишний кусок пазла, но я-то знал правду. Угол возле двери превратился во временную свалку. Внизу валялись мусорные пакеты, а сверху громоздился уже нефасованный мусор. На диване лежало разбитое зеркало, которое я снял со стены. На одной половине разноцветными горочками стелились порошки, на другой — небольшие сгустки разбавленных ингредиентов. На стене передо мной болтался здоровенный кусок обоев, пропитанный спиртом, который сыграл роль тонкого фильтра. Возле окна валялся разбитый торшер, а из розетки торчала вилка с оголенными проводами. В центре всей этой картины сидел я. В трусах и грязной майке, из-под которой выглядывали культяпки. В одной руке я держал электронные часы с настроенным на две минуты таймером, во второй — шприц. «Подойди!» — Мысленно сказал я. Преступая через мусор и осколки, Саша подошла: «Слушай, Сайлок! Мы волнуемся за тебя. Едва ли кто-то из нас может представить, что такое жить без ног, но…». «Утихни!» — Я на секунду взглянул на ее, а затем вернулся к таймеру. — «Если бы мне понадобилась жалость или подушка, чтобы выплакаться, я бы позвал Пита. Он хотя бы знает толк в бухле! Ты здесь не за этим». «А зачем?!» — Вздрогнула она и уставилась на изувеченные конечности. «Вот!» — Я протянул ей шприц. «Что это?». «Противоядие. Сейчас я приму одну штуку, которая… в общем неважно. Бери!» — Саша нехотя взяла шприц, а я поднял с пола ещё один. — «Сейчас я введу себе препарат и запущу таймер. На протяжении следующих двух минут со мной будут происходить не самые приятные вещи, но ты не должна вмешиваться, если я тебя не попрошу. Это понятно?». «Что за препарат!? Что значит не самые приятные вещи!?» «Саша, не забивай себе голову! Ты нужна для того, чтобы вколоть мне противоядие, если я попрошу. Скорее всего у меня не хватит сил, чтобы произнести это словами, но мысленно должно хватить… наверное». «Наверное!? Ты серьёзно?!» — Она вскинула руки и с отвращение посмотрела по сторонам. — «У тебя в комнате валяются отрезанные руки и ноги! А воняет так, будто сюда свозят помои со всего города и сбрасывают химические отходы! Давай не будем спешить и для начала поговорим. Позволь я позову Пита, может быть он…». «Если я не смогу ничего сказать, то жди, когда закончатся две минуты и коли» — я вогнал иглу в правую культяпку, вдавил поршень шприца и нажал кнопку на таймере. … … … Первый раз в жизни я принял то, в чем не был уверен. Поэтому и потребовалось противоядие. Антидот, который разрушит структуру зелья, если что-то пойдет не так. А оно пойдет. Когда я вытащил из антиударного кейса зелье преломления и посмотрел на него, испытал странное чувство успокоения. Не знаю почему так вышло. Словно я боялся увидеть там что-то, чего не смогу понять. И нужно признаться, зелье преломления осталось для меня загадкой своей основополагающей структурой. Несмотря на возросшие способности к алхимии, я так и не смог понять, из чего оно состоит. Различал добавочные компоненты, гасители и нейтрализаторы, но понятия не имел из чего состоит основа. Интересно, но не так важно. Во всяком случае я понял, что оно из себя представляет в конечном виде. Для чего оно нужно и как его использовать. Первое, что пришло в голову, когда я его увидел — карта «джокер». Зелье преломления идеально подходило под это сравнение. Как джокер, который может использоваться для замены любой карты из колоды, так и зелье преломления при определенном навыке алхимии может замещать любой недостающий ингредиент. Короче, зелье преломления было эдаким универсальным ключом, который при определенной сноровке позволял открыть любую дверь. Очень круто, но… я ждал другого. Пожалуй, мои мысли были слишком наивными. Едва ли купленное с рук у торговца зелье должно было подойти именно для того, чтобы отрастить мне новые ноги. Я испробовал слишком многое и почти опустил руки. Зелье преломление было для меня, будто Грааль или лампа с джинном, которые могли решить мою проблему по щелчку пальцев. Не вышло. Находясь в отчаянии от своего положения — одаренный достиг высшей стадии развития материи, но вынужден ездить в кресле и чертовски изворачиваться, чтобы подтереть себе задницу — я ударился в крайности. На моей материи до сих пор светились токсичные пятна от экспериментальных зелий. Восемь вторичных связей выцвели так сильно, что должны били разрушиться, но чудом держались. Пострадало и тело. Из-за возвращения к прежнему размеру и заживлению четырех переломов на предплечье, правая рука до сих пор двигалась хуже левой. Искривленный позвоночник, который из-за побочки от зелья генетического множителя, выгнулся в дугу. Я его поправил, но всё еще по привычке держал голову наклонённой к левому плечу. Торс покрылся пятнами, а кожа шелушилась так, будто я сто часов пролежал под палящим солнцем. Надрезы на правой руке, на которых я ставил экспресс тесты по воздействию зелий, гноились и вздувались ожоговыми пузырями. Дважды я был близок к тому, чтобы расколоть свою материю пополам. И один раз мне пришлось ввести себя в искусственную кому, потому что побочным эффектом на одно из зелий стало разъединение связи между телом и материей. Материя перестала управлять нервными окончаниями. Вместо двух часов катания на полу в приступах непереносимой боли я выбрал три часа глубокого сна без сновидений. И вот теперь, когда моя комната в элитном особняке напоминала притон наркоманов-бомжей-каннибалов, я вколол себе последнее зелье. На него ушла большая половина зелья преломления, но что самое страшное — оно замещала сразу два компонента. Одно и то же зелье играло в моем конечном рецепте разные роли. По крайней мере я так задумал. Чертовски сомневался, что это сработает, поэтому впервые за трое суток позволил войти в комнату другому человеку. Саша вколет мне антидот, если две составляющие зелья преломления не поделят место в моем рецепте и выйдут из-под контроля. Задумка была чертовски сложной, а когда речь идет про алхимию, то чем сложнее, тем меньше вероятность, что все пойдёт по задуманному сценарию. Это были крайние меры. Боюсь даже представить, что ещё могло бы заставить меня вколоть себе подобную хрень, будь мои ноги на месте. Идея казалась настолько странной, что даже описывая эффект зелья самому себе, я вздрагивал от напряжения и холода. Выглядело примерно так. Зелье мышечной стимуляции на основе собственных мутировавших клеток попадёт в тело, а оттуда — в материю. Там химический код препарата перевоплотится в энергетический код и запустит реакцию на различных звеньях. Если не углубляться в алхимические дебри, то зелье посредством материи скомандует мозгу — пошевелить ногами. Звучит примитивно, но примерно так оно и есть. Задействовав генетическую память, материя активирует те мозговые участки, которые отвечают за движения ступней, пальцев на ногах, коленей и бедер. Вместе с тем у себя в мозгу я подменю знания об отсутствии ног на их катастрофические повреждения. Обману, сказав, что внизу болтаются раздробленные в кашу кожаные мешки. Иначе заставить материю и мозг работать с несуществующими частями тела было невозможно. Последний и самый опасный компонент зелья — мутировавшие клетки восстановления. За основу я взял нейтральные клетки, которые используются в лечебных зельях или мазях. Обычно они замещают собой плоть в ранах или трещины в костях. Восстанавливают сосуды или приносят себя в жертву, чтобы убить другие зараженные клетки. Восстановительные клетки — это самые безопасные химические элементы, которые нейтрализуют сами себя, если в них нету надобности. Так вот я скрестил их с разрушающими клетками и превратил в лекарей-маньяков. Эти клетки готовы пойти на все, лишь бы излечить ноги. Даже если для этого им потребуется уничтожить препятствия на своем пути. Через десять секунд после приема зелья рубцы на культяпках раскрылись и начали кровоточить. На долю секунды я пожалел о том, что Саше пришлось на это смотреть, а в следующий миг мысли утонули в болевом наводнении. От боли я сломал шприц и едва не раздавил часы. Сжал зубы и выпучил глаза. Попытался выровнять дыхание, но сердце ускорялось, а мир вокруг временами темнел, как будто держал меня на грани потери сознания. По привычке я отдал приказ материи — блокировать боль, но фокус ожидаемо не сработал. Разве я не сам обманул мозг и материю? Заставил их верить в изувеченные ноги? Именно. И теперь, сползая на пол под скрежет собственных зубов, я чувствовал боль в ногах, которых у меня не было. В тоже время из культяпок на пол брызгала кровь, и внутри что-то шевелилось, как будто наружу рвались черви. То и были мутировавшие восстановители, которые сломя голову неслись к поврежденным ногам, разрушая преграду из плоти на своем пути. Справа от меня на полу валялся ещё одни шприц с анестезией. Я мог ввести эту штуку и отключиться на пять часов. Но не спешил, потому что эксперименты на плоти мертвеца показали нестабильность процесса. Невзирая на боль, я должен был перераспределять энергию материи и постоянно притуплять её попытки затормозить мутировавших восстановителей. Процесс шел, и я видел изменения. Плоть восстановилась на несколько миллиметров. Саша прыгала вокруг, кричала и лезла с вопросами. Я её не слушал. Кровоточащие ноги и бурлящие в них микроорганизмы — это входило в часть плана. Таймер показал, что прошло полторы минуты. Я убедился, что всё идет по плану и поднял с пола анестезию. Приготовился отправиться в небытие, но прежде, пересилив боль, посмотрел на Сашу и мысленно произнес: «Всё в порядке». «Что бл*ть?! В порядке?!» Воткнул шприц с анестезией в бок и прикоснулся подушечкой пальца к поршню. Осталось вдавить его, и через пять часов я очнусь с новенькими… Секунду! Что-то скрутило в животе. Перестал видеть левый глаз. Что происходит? Остановились легкие. С ними было всё в порядке, но те будто забыли для чего предназначены. Пропал слух, оставив после себя непроходимый звон в ушах. Язык прилип к верхнему небу. Заглянув в материю, я увидел энергетическую анархию. Похоже, одни энергетические потоки вскрыли мой обман с ногами, а другие продолжали верить. Внутри установилось беззаконие, и теперь каждый сам за себя решал, как ему поступить. Материя насиловала мозг. Беспорядочно отключала чувства и паниковала, понимая, что вытащить нас из этого крутого пике уже не выйдет. «Коли!» — подумал я и потерял сознание. … … … Я представлял, как приду в сознание. Очнусь в кровати и попробую перевернуться на бок, но почувствую сопротивление ниже пояса. Зелье должно было воссоздать мои ноги, но едва ли они послушались бы меня сразу. Пришлось бы навести коке какие-настройки в материи, разморозить участки мозга, которые отвечали за управление конечностями, ну и, конечно же, разобрать ошибки, которые я искусственно создал внутри себя, чтобы всё это провернуть. К несчастью, моим планам не суждено было сбыться. Я очнулся, откинул одеяло и увидел забинтованные культяпки. Прокрутил в голове последние воспоминания. Вспомнил, что приказал Саше вколоть антидот. Она меня услышала и сделала то, что должна была сделать. Иначе я бы не очнулся. Осмотревшись, я понял, что лежу в одной из комнат на втором этаже. Непривычно свежий воздух, чистый пол, целые обои и аккуратно расставленная мебель. Почему-то это напомнило мне больничную палату. Скорее всего, я ощутил некий культурный шок, после того как меня перетащили из моей адской лаборатории в обычную комнату. На тумбочке, что стояла рядом, завибрировал телефон. Звонил Диар. Я нажал кнопку «игнорировать», дождался пока вызов закончится и увидел, что количество пропущенных от него перевалило за десятку. — Оклемался?! — В комнату заглянул Пит. — Попросить у Башмака кандалы или предпочитаешь транквилизаторы? — А?! — Я приподнялся. — Судя по всему у тебя крышняк совсем отъехал, — Пит вошел. — Вот я и думаю, как тебя лучше усмирить: заковать в кандалы и ставить очищающие клизмы или накачать транквилизаторами и подтирать капающие слюни? Тебе как лучше? — Кандалы будут надежнее. Во мне сейчас столько химического говна плавает, что я запросто подберу в своей крови что-нибудь, чтобы нейтрализовать транквилизаторы. — Ясно, — Пит кивнул. — Значит оденем тебя в смирительную рубашку. — Отлично! — Я улыбнулся. — Вот ты смеешься, а Башмак на полном серьезе это предложил. Не удивлюсь, если он уже и смастерил там чего-нибудь. Ты как? — Ног не чувствую. Пит улыбнулся и сел на стул: — Будем считать, что в порядке. Остались идеи? — Нет, — я помотал головой. — Ну и хорошо… в смысле хреново, а хорошо, что… Короче, мы выбросили всё из твоей лаборатории. Надеюсь у тебя не было там важных записей на обоях или чудо-заначки в какой-нибудь колбе. Сохранили то, что выглядело более или менее ценным, в том числе остатки зелья преломления, остальное — на помойке. Сможешь сходить туда и подраться за свое добро с местными бомжами, как только встанешь на ноги. — Хм, — теперь улыбнулся я. — Прости, я бы с удовольствием дал тебе время отдохнуть и прийти в себя, но хренов Диар сходит с ума. Звонит мне каждые полчаса и требует с тобой поговорить. — О чем? — Я скривился от колющей боли в виске. — Поговорим на заседании его величества, которое состоится послезавтра. — Я ему тоже самое сказал, но он…, — Пит замолчал, услышав звук автомобильного сигнала. Подошел к окну и выглянул на улицу: — Опа! Он здесь! — Да ладно?! — Помнишь, я говорил, что бабки Хана не дадут Диару покоя? Готов спорить, он приехал именно за этим, — Пит вытащил из шкафа чистые шмотки и кинул на кровать. — Оденься и собери мозги в кучу, а я пока впарю ему чашку кофе или чего-нибудь покрепче. … … … Даже находясь в суперхреновом состоянии после выхода из искусственной комы, я мог себе позволить заполнить все звенья восприятия энергией. На стадии познания общий объем энергии увеличился в разы. И если раньше какое-то действие казалось мне непозволительно затратным по энергии, то сейчас я мог смело расходовать её на всё подряд. По-настоящему затратными оставались игры с алхимией, восстановление после огнестрельных ранений и эксперименты над собственным телом. Все остальное — бытовые расходы, на которые можно было не обращать внимание. Диар вошёл в комнату. Звенья восприятия подсветились и передали в мозг полученную информацию. Минула всего секунда. Первый контакт. Он вошел, вдохнул воздух в комнате, скользнул по мне взглядом и ещё не успел улыбнуться, как я получил первые ответы. Обладай я вторичными навыками дедукции, бы мог сказать ещё больше. Однако двадцать шесть основных звеньев восприятия тоже кое-что умели.