— Он поступил вполне благоразумно, хотя мне было бы очень приятно повидаться с ним; но если нет никакой надежды убедить его стать на нашу сторону, то нам лучше пока держаться дальше друг от друга. Это было сказано так спокойно и серьезно, что всем стало очевидно, к какой ссоре могла бы привести молодых людей встреча; все чувствовали это и потому постарались поскорее перевести разговор на другие темы. Капитан, его жена, Белла и Эверт целый вечер проговорили о предстоящей свадьбе. Мод была предоставлена самой себе; капеллан беседовал с приятелем Бекмана. Когда молодые девушки удалились в свою комнату, Белла сообщила сестре, что ее свадьба назначена на завтрашний день. На этом настоял Эверт в виду волнения в колониях. Он думает, что после свадьбы «хижина» будет в безопасности. На следующий день Белла Вилугби и Эверт Бекман были повенчаны. Глава X На другой день после свадьбы товарищи Эверта ушли из «хижины», оставив там только Бекмана, и лишь теперь, когда все снова пошло своим чередом, Джоэль заметил, что Роберта уже нет. Сейчас же он и мельник под предлогом личного дела отправились на некоторое время к Могауку. Подобная отлучка была для них обычной и не возбудила никаких подозрений. Получив разрешение, приятели отправились в путь на другой же день утром, то есть сорок восемь часов спустя после ухода Роберта с Ником. Джоэль знал, что майор пришел по дороге через Станвикс, и, предполагая, что и теперь он избрал тот же путь, направился туда, рассчитывая в Шенектади захватить майора и передать его конгрессу. Он собирался сообщить кстати также и о лойялистских[6], по его мнению, симпатиях капитана. План их не удался, так как в то время, пока Джоэль и мельник поджидали путешественников недалеко от Шенектади, Роберт со своим проводником переезжали реку Гудзон. Убедившись, что добыча ускользнула, приятели разочарованные вернулись назад в колонию. Все же Джоэль успел воспользоваться этой прогулкой, чтобы познакомиться с «вигами»[7], уже пользовавшимися значительным влиянием среди колонистов; вместе с ними он принял участие в активной агитации против Англии и за уничтожение класса земельных собственников. Прошло три недели без особенных событий, и Эверт начал подумывать о своих обязанностях гражданина. Он должен был получить один из вновь сформированных полков. Капитан Вилугби мало занимался политикой, но с замужеством Беллы его симпатии еще больше склонились на сторону колоний. Эверт Бекман был очень умный человек, и его доводы были так ясны, просто и убедительны, что нужно было иметь фанатическую ограниченность капеллана Вудса, чтобы не признать их правильность. Началась уже вторая половина июня, когда Бекман решил оставить жену и ехать туда, куда призывал его долг. По обыкновению, под вечер семья собралась в цветнике. — Кто это? — вдруг воскликнул капеллан, смотря на скалу у мельницы. — Кто-то быстро бежит сюда. — Это Ник, — сказал, вставая, капитан. — Он мог бы быть здесь неделю раньше, что было бы гораздо лучше, но что уж делать! Все в молчании ожидали, пока подойдет тускарора. Через несколько минут индеец приблизился и остановился, облокотившись на яблоню. — Здравствуй, Ник! Где оставил ты моего сына? — Об этом он говорит здесь, — ответил индеец, протягивая письмо. Капитан тотчас же взял письмо и быстро пробежал его. — Хорошо, Ник, я вижу, что ты не изменил ему. Сегодня вечером ты получишь свою плату. Но это письмо было написано еще на реке Гудзоне три недели тому назад; почему ты не пришел раньше? — Смотрел. Был на берегу большого соленого озера[8]. — Ага! Значит, любопытство было причиной? — Ник воин, а не «сквау»[9]. Он не любопытен. — Понятно. Не обижайся, Ник, я не думаю так о тебе. Я знаю, что ты мужчина. Но откуда же ты пришел? — Из Бостона. — Из Бостона? Изрядное путешествие, но ты, конечно, проходил через Массачузетс без моего сына? — Ник шел один. Две дороги: одна для майора, другая для тускароры. Ник пришел первым. — Об этом он говорит здесь, — ответил индеец, вынимая из складок платья второе письмо. Капитан взял письмо. — Это почерк Боба, письмо помечено: Бостон, 12 июня 1775 г., но подписи нет. — Читай скорее! — воскликнула с беспокойством мать. «Мой дорогой отец, я жив и здоров. Мы опять были в деле. Вы сами знаете, какие обязанности налагает на меня служба. Мой горячий привет матери, Белле, а также моей дорогой и капризной Мод. Ник видел все и расскажет вам обо всем». — Там был майор, там был Ник. Дело было жаркое. Тысяча убитых[10]. — Когда мой сын пришел в Бостон, ты был еще там? — Как, еще была битва? — воскликнул капитан. — Рассказывай скорее, Ник, кто ее выиграл: англичане или американцы? — Трудно сказать. Сражались те и другие. — Вероятно, произошла просто какая-нибудь стычка! — воскликнул капеллан. — Стычка, вы говорите? — с живостью спросил Ник. — Хороша стычка, где тысячи человек убитых! — Расскажи нам все, что знаешь, тускарора! — Скоро сказать, не скоро сделать. Янки[11] на горе, солдаты в лодках. Сто, тысяча, пятьдесят лодок с красными мундирами. Великий начальник там. Десять, шесть, два — все пошли вместе. Бледнолицые вышли на землю, построились, потом пошли. Бум, бум! Стреляют из пушек, стреляют из ружей. Ах, как они побежали! — Побежали! Кто, Ник? Эти бедные американцы… — Красные мундиры побежали! — спокойно ответил индеец. — Где происходила эта битва? Говори скорей! — По ту сторону Бостона, на реке. Пришли сражаться на лодках, как канадские индейцы. — Это, вероятно, в Чарльстоуне, Вудс! Ведь Бостон и Чарльстоун стоят на полуостровах. Значит, американцы заняли этот город. Вы ничего не говорили мне об этом, Бекман! — Когда я оставил Альбани, их еще не было там, — ответил Бекман. — Надо расспросить обо всем индейца. — Сколько янки было в этой битве, Ник? Сосчитай так, как мы это делали в войну с французами. — Как отсюда до мельницы, два, три ряда, капитан! Все фермеры, а не солдаты. Все ружья, не было ни штыков, ни ранцев, ни красных мундиров. Не солдаты, а бьются, как дьяволы. — Длиною как отсюда до мельницы и три ряда? Это составит, пожалуй, две тысячи, Бекман! Так ведь, Ник? — Около этого. — Хорошо. А сколько было королевских солдат в лодках? — Два раза больше сначала, потом пришли еще. Ник был близко, он считал. — Они все пошли разом на янки, Ник? — Нет. Первые пошли, их разбили, и они побежали; тогда пошли вторые, эти тоже побежали. Третьи, самые смелые, зажгли вигвамы, взобрались на гору. После того уже янки отошли. — Теперь я понимаю. Зажгли вигвамы. Чарльстоун сгорел, Ник? — Да. Был похож на большой костер совета. Стреляли из больших пушек. Бум, бум! В первый раз Ник видел такую битву. Было столько убитых, сколько листьев на дереве. Кровь текла ручьем. — Да разве ты был там, Ник? Каким образом ты знаешь обо всем этом? Ведь ты оставался в Бостоне? — Переехал в лодке. Красные мундиры хотели схватить Ника. «Это мой друг», сказал майор, и Ника отпустили. — Мой сын не ранен? — воскликнула мистрис Вилугби. — Ты видел майора на поле сражения, Ник? — Видел всех, шесть, две, семь тысяч. — Сколько же осталось убитых? Ты оставался посмотреть? — Оставался, чтобы взять ружья и много еще других хороших вещей. — Тут Ник, не торопясь, развернул небольшой сверток с эполетами, кольцами, часами, пряжками и прочими вещами, которые он снял с убитых. — Это все прекрасные вещи. — Я это вижу, Ник, но скажи мне, кого ты ограбил: англичан или американцев? — Красные мундиры были повсюду. И у них больше было таких вещей. — Кого больше было убитых: красных мундиров или янки? — Красных мундиров столько, — сказал Ник, поднимая четыре пальца, — а янки столько, — и он показал один палец. — Много, много красных мундиров! Для них вырыли большую могилу, а для янки маленькую. Англичане плакали, как женщина, когда та потеряет своего мужа. Так описывал Соси-Ник битву при Бенкер-Гилле, очевидцем которой он был. Этот рассказ заставил Бекмана поторопиться со своим отъездом. На следующий же день он отправился в Альбани.