Она равно мой дух плененный утешает, Как та бессмертная, неодолима страсть, Без коей всякое мне счастие — напасть. Верь мне: сей блеск венца, престола возвышенье Для чувств Рамидиных презренно утешенье! В корысти, в гордости я сердца не гублю. Не князя в Рурике, я Рурика люблю. Селена Душою обладать героя ты достойна; Но в ожидании твоих отрад спокойна, Готовясь к счастью быть спряженной браком с ним, Не огорчаешь ли предчувствием каким Души, нежнейшею любовью упоенной? Не вопиет ли глас свободы сокрушенной? Не вображается ль великий твой отец Во гневе, в ярости, зря царский здесь венец? Рамида Почто ж смущать мое блаженство сей напастью? И что свобода вся пред Руриковой властью? Верь мне, родитель сам, героя зря сего, Свободу, гордость — все забудет для него. Возможно ль Рурика кому возненавидеть? Чтоб обожать, его лишь надобно увидеть. Своею вольностью лишенный всех отрад, Не то ли чувствовал, что я, и весь сей град, Как Рурик к нам привел торжественное войско7. Вообрази себе сие чело геройско, Престол божественных его души доброт, Надежду будущих властителя щедрот, Те очи, молнией и кротостию полны, Когда, смирив он здесь смятенья страшны волны, Народ признательный привлек к своим ногам. Коль может человек подобен быть богам, Конечно, Рурик им единый только равен. Воспомни ты, как он, победоносен, славен, Доволен только тем, что нам благотворил, В своей душе за то награду находил И, мужеством прервав плачевны наши стоны, Отрекся здешния завидной всем короны. Тогда народ, страшась своих возврата бед, Слезами орошал сего героя след. В какие горести весь град сей погружался; Казалося, нам час последний приближался. Всему отечеству мой дух сотрепетал, И с Руриком весь мир Рамидин погибал. Ты видела то все. Селена, ты бесстрастна8. Скажи: когда б тебе вселенная подвластна С подобострастием у ног твоих была, Иль власти б ты своей ему не отдала? И мира к радости, против себя правдива, Под властью Рурика ты как была б счастлива! Селена Сомнения в том нет, достоин власти он; Но если б твой отец, которому здесь трон Гражданских всяких бед несноснее казался, Противу Рурика к несчастью ополчался; Когда бы, не смотря на плачущую дщерь… Рамида От мысли сей мой дух трепещет и теперь. Увы! коль мне судьба толико будет злобна, Хоть скорби не снесу мученья бесподобна, Колико Рурика я смертно ни люблю, Умру, но должности моей не преступлю; И, повинуяся родительской я власти, У ног его мои окончу все напасти... Но нет! почто, почто мне сердце разрывать И грудь стенящую слезами обливать? Чего не может быть — почто мне тем терзаться И горестнейшим толь мечтаньем устрашаться? Мы лютость от себя сих мыслей удалим.