Но ровны завсегда и меньшим из граждан, Ограды твердые свободы здешних стран, Народа именем, который почитали, Трепещущим царям законы подавали. О Новград! что ты был и что ты стал теперь? (Обращаясь ко всем.) Героев сонм! его величье ты измерь; А я от горести, его в оковах видя, Бессилен то свершить, я жизни ненавидя... Вы содрогаетесь?.. И как не трепетать, Когда из рабства бездн осмелимся взирать На прежню высоту отечества любезна! Вся сила Севера, пред оным бесполезна, Его могущество, не знающе врагов, Равняла в ужасе с могуществом богов. А днесь сей пышный град, сей Севера владыка— Могли ли ожидать позора мы толика!— Сей гордый исполин, владыка сам у ног Повержен, то забыл, что прежде он возмог. Забыл!— Но как забыть? Что взор ни поражает, Все славу падшую его изображает. Воззрим ли на поля — еще звучит там гром, Которым готф сражен, дерзнув нам быть врагом2; Иль очи обратим на внутренности града, Реками где текла с свободою отрада,— Повсюду те стези, где гордые цари Покорство нам несли, по тщетной с нами при. Вот место самое, тех почестей свидетель, Когда здесь наш народ, владыкам благодетель, Гонимого царя варяг прияв под кров3, Заставил в трепете молчать его врагов. Граждане! вспомните то славой полно время; Но вспомните — дабы низвергнуть гнусно бремя!.. О стыд! Сей царь, тогда покорен, удручен, С молением представ, в средине наших стен Свое чело на прах пред нами уклоняет; А днесь — о грозный рок!— он нами обладает — Сей Рурик!.. Не могу я боле продолжать, Но ваше чувство вам то может докончать, Чего в отчаянья свершить мой глас не может. Вигор И наше сердце грусть, твоей подобна, гложет. Отечество мы зря низверженно в напасть, В отчаяньи его оплакиваем часть. Вадим Оплакиваете?— О, страшные премены! Оплакиваете?— Но кто же вы?— Иль жены? Иль Рурик столько мог ваш дух преобразить, Что вы лишь плачете, когда каш долг — разить? Пренест Мы алчем вслед тебе навек себя прославить, Разрушить гордый трон, отечество восставить; Но хоть усердие в сердцах у нас горит, Однако способов еще к тому не зрит. Пренебрегая дни, и гнусны и суровы, Коль должно умереть, мы умереть готовы; Но чтобы наша смерть нетщетная от зла Спасти отечество любезное могла И чтобы, узы рвать стремяся мы в неволе, Не отягчили бы сих уз еще и боле. Познаешь сам, Вадим, сколь трудно рушить трон, Который Рурик здесь воздвигнул без препон, Прошеньем призванный от целого народа. Уведаешь, как им отъятая свобода Прелестной властию4 его заменена. Узнаешь, как его держава почтена И истинных сынов отечества сколь мало, Которы, чувствуя грызуще рабства жало, Стыдилися б того, что в свете смертный есть, В руках которого их вольность, жизнь и честь.