– Без тебя знаю! – Чернокрыс не хотел тебя обидеть. – Гримбарт, чтобы утешить, погладил его по голове. Но тут Рыжий Хвост набрала в грудь воздуха и выпалила: – А подушки? Подушки же – звери? Она сбегала за пышной подушкой, лежавшей на скамеечке у окна, и протянула её Индре: – Ваша милость! Заколдуйте подушку, пожалуйста! – Бог мой, с чего ты взяла, что подушки живые, глупая твоя голова? – спросил Чернокрыс. Уверенности у Рыжего Хвоста поубавилось. – Ну… если подушку укусить, в пасть же набьются перья? Крыс не счёл нужным ответить – он лишь громко, раздражённо вздохнул. Пока Рыжий Хвост бегала положить подушку на место, Гримбарт добавил себе холодца и продолжил: – Я думаю, нам всем трудно понять, как Индра накладывает чары. Такова природа колдовства. Но что же будет, если каждый второй барсук примется колдовать направо и налево? Иммер так и сидел надутый. Он оттолкнул тарелку, сложил руки на груди и объявил, что хочет увидеть волшебное, потому что никогда в жизни такого не видел, а если все его так обижают, то он и есть больше не станет. Я решил, что теперь-то уж ему точно попадёт за вредность. Однако все принялись обсуждать, как бы немножко поколдовать, чтобы доставить ему удовольствие. Чернокрыс предложил, чтобы Индра наложила чары на козу, которая замусорила весь замковый двор. Если коза заговорит, Иммер наверняка развеселится. Но Гримбарт заметил, что это создание лучше оставить в покое. Однажды Индра заколдовала корову, чтобы Гримбарту было с кем поговорить во время утренней дойки. Но корова оказалась вредной и злющей, и, хотя Индра живо расколдовала её назад, молоко несколько недель отдавало навозом. Так что с колдовством всё не так просто. Тогда Брунхильда вспомнила, что днём на кухню залетел воробей. Она как раз готовила холодец, и выгонять воробья было некогда, поэтому он, наверное, так и сидит где-нибудь под потолком. Гримбарт и Чернокрыс убежали ловить воробья. До нас донеслись грохот и звон: опрокинулось несколько кастрюль и пара чашек разбилась. Наконец они вернулись и выпустили птицу из мешка. Перепуганный воробей успел описать несколько кругов по столовой зале, когда Индра подняла руку и сделала движение, словно подтягивала птицу к себе на шнурке. Воробей упал на стол. Королева нагнулась к дрожащему тельцу и торжественным, глубоким голосом произнесла: Я худа и длиннотела, Видом белая змея. Я волшебные оковы Налагаю на тебя. Я бела, с хвостом красивым – Как линдворм я создана. Мне дана большая сила; подчинись же мне сполна. Воробей чирикнул и вскочил. Иммер смотрел на него округлившимися глазами, да и я тоже. Я еле дышал – так мне хотелось увидеть, как подействуют чары. Индра посадила воробья себе на ладонь и спросила, не желает ли он холодца. – Если будет угодно вашей милости! – ответил воробей. Надо же, получилось! Воробей заговорил. Индра сказала, что с удовольствием его угостит, и протянула ему немного холодца на пальце. Воробей одним махом склевал угощение. – Вкусно! – пропищал он. – Ну, о чём мы попросим нашего маленького друга? – Индра обвела нас взглядом. – Какое задание ему дадим? Все заговорили наперебой. Брунхильда хотела, чтобы воробей вымыл посуду после ужина, Гримбарт – чтобы он вычистил хлев, а Иммер сказал: – Может, попросим его спеть? Эта мысль понравилась Индре, и она обратилась к воробью: – Не будешь ли ты столь любезен спеть нам, пока мы ужинаем? Воробей поспешно отвесил поклон и ответил: – Всё, что будет угодно вашей милости. И запел длинную томную песню о весне, любви и пылающих щеках. Какая же это была прекрасная песня! У всех слёзы на глаза навернулись. Когда воробей замолчал, все горячо зааплодировали. – Чудесно! – сказала Рыжий Хвост. – Теперь у нас в замке с утра до вечера будут музыка и песни! Но Индра покачала головой: – Я лишь хотела показать Иммеру волшебство. Воробей не останется говорящим. Она сползла со стула и открыла окно. Сидящие за столом звери с серьёзным видом ждали, что будет дальше. Чтобы отпустить воробья на волю, Индре надо было произнести новое заклинание, поэтому, извиваясь, она приблизилась к столу и склонилась над птицей. Рыжий Хвост, Брунхильда, Гримбарт и даже Чернокрыс казались зачарованными не хуже воробья. Рыжий Хвост задрожала от носа до хвоста, когда Индра заговорила: Изреку слова иные, Принужденье уничтожу: Воробей пусть станет прежним, Два крыла его несут. Пусть чирикает, как прежде, Пусть от чар освободится, Пусть поёт он птичьи песни – Волхованию конец! Воробей взлетел и снова заметался по обеденной зале как безумный. Ударился о стены, наткнулся на люстру так, что перья ожёг, и наконец вылетел в открытое окно. Рыжий Хвост перевесилась через подоконник и стала смотреть, как птичка исчезает за вершинами елей. – Больше мы эту подушечку не увидим, – сказала она. – Я буду думать, что он счастлив. У неё был такой потешный вид, что мы не удержались от смеха. Только Чернокрыс закатил глазки-перчинки и вздохнул: – Бог мой, бог мой, вот дурная голова. После ужина Гримбарт взялся показать нам клозет. Клозет – это то же, что уборная, только не на улице. Гримбарт шёл впереди со свечой в лапе. Вдоль узких длинных коридоров выстроились звериные и птичьи чучела. Наши тени, изгибаясь, скользили по стенам. – Вы уж простите нашу горничную, – сказал Гримбарт. – У неё в голове шариков не хватает. Из всех нас ей пришлось труднее всего. – В чём пришлось труднее всего? – спросил я. – Да в превращении. Когда мы стали как люди. Зачаровать нас Индра зачаровала, но на этом ведь дело не кончилось. – Разве? – Не-ет, привыкать нам пришлось долго, – сказал Гримбарт. Он распахнул дверку и поднял свечу над головой, чтобы было светлее. Я зашёл в клозет и спустил штаны. – Долго, вот те слово, – продолжал Гримбарт. – Поначалу мне страсть как хотелось червяков. – Правда? – Истинная правда, – кивнул Гримбарт. – Так мне этих червяков хотелось – я чуть с ума не сошёл. Бывало, идёт дождь и видишь их в лужах – блестящих, жирных… О-о-о! Так что, если никто не смотрел, парочку и суну в карман. Потом я их ел тайком у себя в каморке. Теперь-то я от них отвык. И Гримбарт с важной миной кивнул, словно показывая, что такому степенному, знающему жизнь барсуку, каков он теперь, и в голову не придёт съесть червяка. Когда я управился, в клозет зашёл Иммер, и вскоре мы уже возвращались по тому же коридору со зверями и птицами, которые были набиты опилками. – Да, нам всем пришлось постараться, – проговорил Гримбарт. – Но Рыжий Хвост почему-то так и не одолела эту науку. Наверное, в ней слишком глубоко сидит звериная натура. Рыжий Хвост, бывает, всё ещё гадит где придётся. Чернокрыс с ней очень строг, наказывает, даже под замок сажает. Так-то. – Зачем? – спросил Иммер. – Затем, чтобы наука впрок пошла. Он говорит, что её милость нас не для того зачаровала, чтобы мы носились на четырёх лапах и гонялись за собственным хвостом. У неё была нужда в слугах. Разумных слугах, которые помогут ей получить то, чего ей хочется. – Маленького ребёнка, – подсказал Иммер и начал скакать по коридору. – Верно, верно. – И Гримбарт с улыбкой взъерошил ему волосы. – Малыша.