— Дайте вспомнить… Мы сидели, пили чай. Приехала Нина. Сначала все было вполне пристойно, я спросила, как ее дела, а Альберт Юрьевич спросил, как дела у Вики. Надо сказать, она была избалованным ребенком. Альберт Юрьевич сделал по этому поводу какое-то замечание, а Нина начала кричать, что любит свою дочь. И… в общем, она потеряла контроль и наговорила отцу гадостей. — И в тот вечер, когда Нина исчезла, они тоже поссорились? — Возможно. Не знаю точно. Не удивлюсь, если каждая их встреча заканчивалась скандалом. — Она грозила самоубийством, но отец не особенно переживал, когда она исчезла? — Я этого не говорила, — обиделась Каолина. — Разумеется, он переживал. Но надеялся, что Нина вернется. Просто он думал… Возможно, он думал, что она так мстит ему. Я же сказала, у Нины были проблемы с психикой. — И чтобы отомстить отцу, она была готова бросить дочь? — К тому моменту бедная Вика проводила гораздо больше времени с бабушкой. Та ее очень любила. Но влияние оказывала, безусловно, негативное. Бедное дитя! Вы же ее видели… Боюсь, свою жизнь она вряд ли устроит, — не без ехидства закончила Каолина. — Но в какой-то момент Альберт Юрьевич, должно быть, понял, что дочь вряд ли вернется? И с ней, скорее всего, произошло несчастье? — Наверное. Мы с ним об этом не говорили. Я предпочитала говорить о музыке, литературе, а не бередить его раны. — Но он ведь обращался в полицию? — Конечно. Как же иначе? — Только в полицию или к частному сыщику тоже? — Альберт Юрьевич — и частные сыщики? — Старушка весело фыркнула. — Он для этого слишком здравомыслящий человек. — Выходит, не совсем, — брякнула я. Каолина удивилась: — Что? — За несколько недель до своей смерти он обратился к частному детективу. Тут повисла пауза. Бабуля пыталась справиться с изумлением, а мы терпеливо ждали. — Даже не знаю, что и думать, — наконец пробормотала она. — Он вам об этом не говорил? — Конечно, нет! А вы уверены… Извините, но в такое трудно поверить. — Почему же? Он, к примеру, надеялся, что дочь жива, и решил ее найти. К тому моменту полицейские вряд ли всерьез занимались этим делом, ведь времени прошло много. — А знаете, — нахмурилась Каолина, — вы, возможно, правы. В последнее время он вел себя довольно странно. Я несколько раз звонила, но он торопился прервать разговор. Хотя обычно охотно подолгу беседовал. А когда мы приехали его навестить с приятельницей… он казался чем-то озабоченным. У нас даже сложилось впечатление, что нашему визиту он совсем не рад. — И вы не спросили, в чем дело? — Я спросила, все ли в порядке. И он ответил: все хорошо. Знаете, человека нашего возраста иногда посещают весьма скорбные мысли. Я не придала его настроению особого значения. И возможно, зря. — Как думаете, он мог с кем-то поделиться своими планами? — Вряд ли. С Викой? Но ведь она ничего не знает? Иначе бы сообщила вам. — Возможно, с друзьями? — С друзьями? — удивилась Каолина. — У Альберта Юрьевича не было друзей, насколько мне известно. Были коллеги, которые посещали их дом, когда супруга была еще жива. — Он поселился в Мальцеве много лет назад… — И о чем ему, позвольте спросить, разговаривать с тамошними жителями? — усмехнулась она. — О видах на урожай? Не хочу ничего плохого сказать о сельчанах, но, согласитесь, уровень образования и все такое… Вы бы видели его домработницу, эту жуткую бабищу! И представьте, она метила на место покойной супруги! Это чувствовалось. Вела себя как хозяйка и даже ему указывала… — То есть с ней он мог проблемами поделиться? — Не смешите меня! — возмутилась Каолина. — Он и эта баба… Я видела его пару раз с этим… пожарным, — вдруг вспомнила она. — Интересный мужчина, еще молодой. Он, кажется, с образованием и выглядел прилично. Однако в доме его точно не было. Альберт Юрьевич кого попало к себе не приглашал. Сомневаюсь, что стал бы доверять ему секреты. — Надо выяснить, бывал ли Ивлев у Альберта Юрьевича, — сказала я, когда мы покинули Каолину Викторовну и оказались на свежем воздухе. — Ивлев утверждает, что с Зиновьевым был едва знаком. Что-то подсказывает мне: к очередной старушке мы едем напрасно. Наша Каолина сейчас наверняка ей звонит, они все обсудят, и мы получим еще одну версию, точную копию предыдущей. — По-твоему, разговор ничего не даст? Вадим пожал плечами: — Решили, значит, надо ехать. Анна Ильинична внешне казалась полной противоположностью своей подруги. Высокая, полная, одета в широкие брюки и рубашку в клетку. В руках она держала сигарету, которую так и не прикурила. На нас смотрела с сомнением. — Мне Каолина звонила, — в ответ на мои объяснения кивнула она. — Проходите. Вслед за хозяйкой мы оказались в просторной гостиной с антикварной мебелью. Квартира Каолины выглядела скромно, различие между двумя женщинами сказалось и в этом. — Садитесь, — Анна Ильинична тяжело опустилась в кресло, посмотрела на сигарету в своей руке и откинула ее на журнальный стол. — Курить бросаю. Врачи велели, — и без перехода продолжила: — Моя подруга небось Альберту оду сложила? У нее все в розовом цвете, и чем ближе к могиле, тем розовей. Мужик он был с характером, не скажу, что мы с ним легко или приятно общались но это лучше, чем мой сыночек, тютя-матютя, который до сих пор без меня жить не научился. Хотя своих детей завел. Пять человек завел да бросил. Три раза женился — и все характером не сошлись. Бог с ним… Это я еще от разговора с ним не отошла. Убрался перед вашим приходом. Вот жена у Альберта была — чистое золото! Ко всем могла подход найти. На ней все и держалось, а как померла, семьи не стало. Альберт сам по себе, Нинка сама по себе. А тут еще муж ее непутевый… — Каолина Викторовна сказала, Нина была склонна к истерикам и часто ссорилась с отцом. — Ну, так она его в убийстве мужа обвиняла, неудивительно, что ссорились! — Она винила отца в том, что он не разрешил продать квартиру и ее муж, оказавшись в безвыходном положении, повесился? — Нет. Она решила, что Альберт его смерти поспособствовал, боясь, что он Нинку в конце концов без жилья оставит! Без жилья, да еще с долгами. — Что значит «поспособствовал»? — То и значит. Не сам он в петлю полез, а помогли. И Нинка даже знала, кто помог. — Вы хотите сказать, ее отец нанял… — Нинкиного любовника, — с готовностью подхватила она. — Они с Ванькой еще со школы любовь крутили. Шпана шпаной, в семнадцать лет в тюрьму угодил. Правда, выпустили его быстро… Через несколько лет он бизнесменом стал, это так считалось, а на самом деле — форменный бандит. У Нинки ума хватило от него подальше держаться, но и тут она мало что выгадала, нашла себе муженька… Хотя поначалу он всем нравился. Нормальный парень, работящий. Жили в достатке, родители с машиной помогли, квартира тоже родительская, ребенка родили, а потом — бац, и он точно с цепи сорвался. Игровые автоматы. Они тогда на каждом шагу стояли. Когда поняли, что к чему, он уже был конченый. Это ж как наркотик, все на свете безразлично — и жена, и мать, и дочь… Денег в долг набрал чертову прорву. Нинке бы бросить его, а она спасать мужа вздумала. Дура. А Ванька рядом вертелся, любовник бывший, хотя, может, она с горя опять с ним закрутила. А Альберт его знал хорошо, еще по школе, он у них часто бывал. Вот и решили они Нинку спасти. Один подсказал, другой сделал. И стала Нинка свободной женщиной. — Вы об этом от кого узнали? — с некоторым сомнением спросила я. — От Нинки. То есть я-то узнала от домработницы Зиновьева. После поминок мы с ней прибирались в доме, Каолина с Викой спать ушли, а мы выпили еще за помин души Альберта. Ну, и разговорились. — Вы имеете в виду Клавдию Семеновну? — Ее самую. Она и рассказала: в тот вечер, когда Нинка исчезла, она к отцу явилась и давай ему выговаривать. Мол, ты подговорил Ваньку убить моего мужа. Они-то думали, Клавдия ушла, а она задержалась. А когда сообразила, о чем Нинка вопит, стала подслушивать. Занятие некрасивое, но я бы тоже подслушала. Альберт, само собой, сказал: ты с ума сошла, а Нинка — мне Ванька сам покаялся. Мол, я тебя люблю, готов на все и от мужа непутевого тебя избавил. Она Ваньке пригрозила, что в полицию пойдет, тот ей про отца и выдал. Мол, не я один тебя спасал, а с родителем твоим заодно. Орали они, по словам Клавдии, не меньше часа, она ушла по-тихому. А потом увидела, что Нина из дома выскочила, точно ошпаренная. И после этого — как в воду канула. От отца ушла, а домой не вернулась. — И что вы об этом думаете? — А что тут думать? Ванька ее убил. Испугался, что в самом деле в полицию пойдет. С отцом она не ладит, запросто в тюрьму упечет, и Ваньку, само собой, тоже. А кому в тюрьму охота? Вот он наплевал на свою любовь и убил девку. — И вы, узнав все это, не обратились в полицию? — нахмурилась я. — А чего обращаться? Ваньку еще года три назад Господь прибрал. Альберт тоже покойник. Да и вопрос, что Клавдия вправду слышала, а что напридумывала. Она наутро мне так и сказала: «Анна Ильинична, я вчера охмелела да глупостей насочиняла, вы всерьез не принимайте». Я и не приняла. — Как по-вашему, Зиновьев мог считать, что дочь исчезла по вине Ивана? — Не знаю. Он со мной об этом не говорил. И сомневаюсь, чтобы вообще с кем-то обсуждал такое. Он человек закрытый. Но точно знаю, что с Ванькой он виделся, тот к нему приезжал. Мы с Каолиной на такси приехали, а Ванька нам навстречу на своей машине. Я Альберта спросила: это Нинин друг приезжал? А он в ответ: да, мол, ищет Нину, беспокоится. — А когда он приезжал к Зиновьеву? — Да уж больше года прошло после ее исчезновения. — Но ведь полицейские Нину искали? — Конечно. Только не нашли… Вот так. Я, бывает, ночью лежу и все думаю, как так может быть, что человек исчезает без следа. Разные истории придумываю. — Какие, например? — Так я уже сказала: это Ванькина работа. Знал, что она к отцу поедет, ну и подловил где-то… Мы немного посидели в молчании, потом я спросила: — О том, что Зиновьев к детективу обращался, вам Каолина Викторовна рассказала? — Ни за что бы не подумала, что он на такое способен! Не в его характере. Но… значит, другого выхода не видел. — И что его, по-вашему, могло заставить обратиться к детективу?