– До завтра, Сима. Спокойной ночи! Поднимаясь по лестнице на свой третий этаж, я не могла сдержать улыбку. Меня захлестывал неподдельный восторг. Давно забытое чувство предвкушения… Как хорошо, ведь это «завтра» уже наступило. Лев На следующий день Сима не явилась в школу. И впервые в жизни мне вдруг стало не все равно. Сам я на первый урок явился с опозданием и в скверном настроении. Во-первых, не выспался. Проводив Шац, домой вернулся поздно. А там, разумеется, меня ждал страшный скандал. Он и стал второй причиной моего плохого настроения. Мать вынесла весь мозг. Как бы отец и Лилька ни пытались встать на мою сторону, мама и слушать ничего не желала. История про спасенную старушку показалось ей неубедительной. И я, слушая истерику матери, пришел к выводу, что так будет вечно. Мама не станет другой. На всю жизнь она останется такой мнительной и нервной. Мама никогда не сможет доверять нам с сестрой в полной мере, даже когда мы будем совершеннолетними. Хотя мы с Лилей никогда не давали ей повода усомниться в нас. Почему я должен расплачиваться за чужие косяки?.. В-третьих, в эту же ночь я умудрился впервые поссориться с Аксиньей. Ведь за весь вечер я «так и не удосужился» найти время, чтобы ей написать или позвонить. И это несмотря на то, что для нее пропасть надолго – в порядке вещей. Ведь Аксинья такая взрослая, независимая студентка, у которой кипит своя жизнь, а я – примерный маменькин сынок и обычный школьник, должен сидеть дома, делать уроки и ждать ее звонка… Но самое интересное, что за весь вечер, который провел с Симой, об Аксинье я даже ни разу не вспомнил. Конечно, нам с Шац было не до этого – мы спасали Славика и его бабушку. Хватило с нас приключений. Какая уж тут Белорецкая? Несмотря на усталость, долго не мог уснуть. Терзали мысли о поступке Симы. Не думал, что она вот так решится влезть в чужую квартиру, пусть и в благих целях. Это стало для меня полной неожиданностью… Я ловил себя на мысли, что каждую перемену гипнотизирую дверь в ожидании Симы. Все-таки она тоже поздно легла спать. Может, проспала? Раньше, наверное, она часто прогуливала школу… Ключевое слово: наверное. Я никогда не обращал внимания ни на саму Симу, ни на ее посещаемость. Тогда почему мне вдруг стало до этого какое-то дело? Потому что мы договорились сегодня встретиться в школе, а Шац в итоге не пришла? Я не мог понять, из-за чего именно весь день злился. Была надежда, что Сима придет на наше занятие по истории, но какое-то мрачное предчувствие не отпускало. Зная Шац, я предположил, что она могла снова попасть в какие-нибудь неприятности. Может, ей так сильно влетело от отца, что он ее даже в школу не отпустил? Я так накрутил себя, что еле досидел до конца уроков. Но когда Сима не пришла и в назначенный час на занятие ко мне домой, понял, что все-таки вряд ли она опаздывает. И тогда наконец на законном основании позвонил ей, чтобы спросить, ждать ли мне ее на занятие. Все-таки у меня могут быть свои дела. Делать мне нечего, дожидаться ее? Так я оправдывал свое недовольство. Но на самом деле я впервые за кого-то искренне волновался. И это ранее незнакомое чувство неведенья и беспомощности раздражало. Но Щац не взяла трубку. Тогда я набрал номер Тони. – Что ты хотел, Левушка? – Тоня ответила сразу. – У меня скоро педсовет. – Скажи номер квартиры, в которой живет Сима Шац, – с ходу попросил я. – Что? Зачем тебе? – искренне удивилась Тоня. Я замялся. Не объяснишь ведь Тоне, что у меня, как у суеверной бабки, дурное предчувствие. – Она забыла у меня на занятии одну вещь… – начал я. – Какую вещь? – не отставала Тоня. Когда дело касалось Симы, она становилась какой-то настороженной и напряженной. – Какая разница? – снова вышел я из себя. – Это наши с ней дела. Скажи номер квартиры. Пожалуйста, – все-таки напоследок добавил я «волшебное слово». Тоня назвала мне точный адрес Шац, хотя дом и подъезд я и так уже знал. И наказала обязательно ей перезвонить и рассказать о наших занятиях. Сейчас ей об этом разговаривать было некогда. Несмотря на собравшиеся тучи, на улицу я выскочил без зонта, и на половине пути меня застал майский ливень. Вокруг угрожающе сверкали молнии, и гром раскалывал темно-серое небо. Улицы тут же опустели. Разбрызгивая лужи на тротуаре, я добежал до дома Симы. В прохладном пустом подъезде из-за грозы было темно. Я долго стучал в дверь. Звонок не работал. Меня не покидало чувство, что Сима дома, но не хочет мне открывать. Наконец замок щелкнул, дверь приотворилась. В образовавшейся щели показалась Сима. – Чего тебе, Стахович? – спросила она устало. – Ты не пришла на занятие, – глупо и растерянно ответил я, чувствуя, как с волос до сих пор скатывается холодная дождевая вода. – Ага, – согласилась Сима. И с нескрываемым сарказмом добавила: – Я сегодня не подготовилась. Извини. Я на это ничего не ответил. Продолжил разглядывать лицо Симы в полусумраке. Ее карие глаза сейчас казались совсем черными как уголь. И все-таки я разглядел его. Синяк под левым глазом, который Сима, по всей видимости, пыталась замаскировать… Внутри полыхнуло. – Сима, он тебя бьет? – резко спросил я. После ливня мокрая рубашка неприятно липла к телу, и меня пронзила дрожь. – Какая тебе разница? – нахмурилась Сима, собираясь захлопнуть дверь перед моим носом. – Он тебя бьет? – повторил я упрямо свой вопрос. – Стахович, уходи! – попросила Сима, все-таки закрывая дверь. Но я тут же подставил ногу, не давая ей этого сделать. Шац подняла на меня испуганные глаза. – Ты чего задумал? – Он дома? – Нет. Он на работе, не волнуйся. – Я замерз и хочу чаю, – заявил я, даже не думая убирать ногу. Тогда Сима тяжело вздохнула и наконец шире распахнула дверь. – Ладно, заходи. Чувствую, от тебя все равно не отделаешься. Темный коридор с непривычки показался очень узким. Я быстро разулся и прошел вслед за Симой, по пути осторожно осматриваясь. Чистенько, уютно. Даже не скажешь, что здесь живет пьющий мужчина с дочерью-подростком. Сима, заметив мой изучающий взгляд, сказала: – Весь день прибиралась. Вместо уроков. Мы прошли на небольшую кухню. Ливень за окном не утихал. Сима включила свет и поставила на плиту чайник. – К чаю только ничего нет. – Да я так, – внезапно смутился я. Чай-то ведь был всего лишь предлогом. – Погреться. На улице скверно. Сима взглянула на блестящее, залитое дождем окно и усмехнулась. Капли гулко барабанили по карнизу, чайник уютно шумел. Я молчал. И Сима тоже молчала. Я ждал, когда она первой начнет разговор. Наконец чайник засвистел. Тогда Сима встала у плиты, выключила конфорку и, не оборачиваясь, глухо начала: – Ты не подумай только, что у нас всегда так. Вообще-то он меня любит. Сильно любит. Переживал, выпил, сорвался… Последние слова Сима проговорила сбивчиво и будто через силу. – Сорвался? – откликнулся я. – Поднять руку на слабого, на собственную дочь, мог только моральный… Сима резко развернулась и перебила меня: – Лев! Ты ничего не знаешь. Отец очень изменился за последние два года. Ему тяжело. Нам всем… тяжело. Она поставила передо мной чашку с горячим чаем. – Ты не хочешь об этом поговорить? – осторожно спросил я. Сима села напротив. Подперла голову рукой и уставилась куда-то мимо меня. – Нет, не хочу, – наконец ответила она. – По крайней мере, не сегодня. Про маму тяжело говорить. А про папу и сказать нечего. Потому что его будто теперь тоже нет. Понимаешь, отца больше не существует. Я, если честно, не особо понимал, но на всякий случай кивнул. Если его не существует, то кто-то же поставил Симе синяк под глазом? Отпил горячий чай. Сима придвинула мне блюдечко со смородиновым вареньем. – Вот, держи. Соседка угостила. Дождь за окном так разошелся, что, казалось, готов был затопить весь мир. Порывистый ветер раскачивал деревья с молодой зеленой листвой. – Но зато теперь я еще больше хочу уехать с Лялей, – сказала Сима. – Я устала. Мне нужно развеяться… Ехать по дороге на фоне закатного желтого неба. Смотреть, как вдалеке топорщатся верхушки темных сосен. И работать, много физически работать, не думая ни о чем. Вставать рано, на рассвете. Смотреть, как багровое солнце поднимается над опушкой леса… И слушать пение птиц. Сво-бо-да. Шац так здорово все расписала, что мне тоже захотелось «отвлечься». Хорошо, что Тоня согласилась помочь мне с вылазкой на фест… – И если бы не Степа… – удрученно вздохнула Сима. – А кто такой Степа? – тут же спросил я. – Лялин приятель. Страшный и неприятный человек. Ляля его с собой брать собрался. И дружков Степы – тоже. Вот с кем я никуда ехать не хочу. Но у Степы есть главное – машина. Без машины нам до Медведево не добраться. Вот если бы была тачка… – Все в итоге образуется, – сказал я. Сима покачала головой. – Это утопия, Стахович. Нет никакой силы мысли… И кармы никакой нет. Все просто случается. Независимо от того, заслужили мы это или нет. Если тебе положено прожить что-то, ты это проживешь. И переживешь. Никогда не знаешь, что тебе еще уготовлено. Оттого и жить страшно. – А это фатализм, Шац, – сказал я. – Наверное. Сладкий горячий чай обжигал рот. С нарастающим раскатом гремел за окном гром. – Мне тоже досталось из-за того, что я опоздал, – сказал я, чтобы просто поддержать разговор. И тут же устыдился своих слов. Мое «досталось» не шло ни в какое сравнение с тем, как отец Симы поступил с ней. – Обычно, если я или сестра задерживаемся хоть на десять минут, мать сразу обзванивает все больницы и морги. – Мне кажется, это тоже ненормально, – сказала Сима. – Кто определяет степень нормальности?