– Бинго, – говорит Оз, когда Мо вновь поджигает бумагу под футляром. Дядя Боб и тетя Карен молча смотрят на Мо и ждут, пока она решит, кто следующим получит заветный напиток – они или собака. Сама Мо еще не выпила ни капли воды. Когда снег уже почти растаял, Мо смотрит на Оза. – Оз, Бинго – собака – говорит она. – Он может прожить без воды гораздо дольше, чем люди. – Нет, – говорит Оз, сильнее прижимая к себе Бинго. – Он хочет пить. Мо передает футляр тете Карен, и та аккуратно берет его из ее дрожащих рук. Нет, кричу я, сейчас очередь Мо. Она следующая, и она – РЕБЕНОК. Внезапно я понимаю, что испытываю бескрайнюю ненависть к тете Карен. Из всех поступков, которые она совершила – или не совершила – после аварии, этот разозлил меня больше всего. Тетя Карен несет футляр к губам, но делает это слишком медленно. Оз бросается вперед и хватает футляр. Тетя Карен не сдается и наклоняется вперед, чтобы поскорее выпить воду. Тут-то все и происходит. Из-за какого-то глотка воды Оз ее бьет. Это даже не удар, а лишь подобие, его кулак скользит по ее щеке, но брат так силен, что и этого достаточно: голова тети Карен откидывается в сторону. Она с криком выпускает из рук футляр, и половина воды разливается. Оз этого не замечает. Он осторожно несет остатки воды Бинго, и пес жадно пьет. Дядя Боб обнимает тетю Карен, с ужасом глядя на моего брата. Оз отдает футляр Мо и требует: – Еще. Мо подчиняется, дрожа всем телом. Ее белые, насквозь промерзшие пальцы наполняют снегом футляр от очков. Она вырывает из книги еще несколько страниц и поджигает их. – Он нас всех погубит, – бормочет тетя Карен прямо в грудь дяде Бобу. – Либо он сам нас убьет, либо мы все из-за него погибнем. Вспомни, что было с той собакой. При упоминании о собаке у меня леденеет кровь. Три месяца назад Оз вбил себе в голову, что Бинго одинок и ему нужен друг. И Оз нашел ему друга – соседского пса, щенка бигля. Сосед вышел из дома и, обнаружив у себя в саду Оза, попытался его прогнать, а Оз испугался и стиснул щенка так сильно, что вывихнул ему плечо и сломал несколько ребер. Против нас подали иск, сообщество жителей нашего района вынесло нашей семье предупреждение, и мама сорвалась. Она сказала, что мы не справляемся с Озом, что пора искать альтернативные способы решения нашей проблемы, и это привело папу в полнейший ужас. Он поставил детские замки на все двери в доме, установил камеры в каждой комнате и две недели спал на пороге комнаты Оза. Наблюдать за этим было страшно, печально, мучительно. Мо смотрит на дядю Боба, потом на Оза. У нее на лице читается тревога за моего брата и страх перед ним. Я беспокоюсь не меньше, чем она. Оз никогда никого не обидит нарочно, но это не значит, что он не представляет опасности. Мо протягивает футляр от очков Озу, тот ставит его перед Бинго, и пес пьет. Когда Мо снова наполняет футляр снегом, дядя Боб говорит: – Оз, поможешь мне вылезти? Мне нужно в туалет. Наверняка Бинго тоже нужно проветриться. Я радуюсь, что он разработал такой хитроумный план. Отлично, дядя Боб. Оза нужно отвлекать: так с ним проще всего сладить. Когда все трое покидают фургон, слышится вздох облегчения. Мо вырывает из книжки несколько лишних страниц, чтобы развести костер побольше и растопить больше снега. Она передает следующую порцию воды тете Карен, и та жадно ее выпивает. Тогда я выбираюсь наружу – проверить, сумеет ли дядя Боб отвлечь Оза, чтобы Мо успела растопить воду и для себя. – Финн, – говорит Оз, заметив у колеса мой труп. Все мое тело, кроме лица, занесено снегом. – Она спит, – говорит дядя Боб, подпрыгивая на невредимой правой ноге, чтобы согреться. Он спрятал руки в карманы, а подбородок уткнул в воротник куртки. Оз косится на меня. Мой брат не умен, но на удивление восприимчив, обычно он сразу чувствует вранье. У него тяжелеет лицо, он выпячивает нижнюю губу и принимается качать головой вперед-назад. – Моя Финн, – говорит он, и у меня щемит сердце. А потом он делает нечто невероятное. Не говоря больше ни слова, он подходит ко мне, опускается на колени и засыпает мне лицо снегом. – Спокойной ночи, Финн, – говорит он, закончив. Едва он распрямляется, как дядя Боб говорит ему: – Знаешь, Оз, я переживаю. От тона, которым сказаны эти слова, у меня волосы встают дыбом. Оз наклоняет голову вбок. – Твоя мама ушла так давно. Вдруг она заблудилась? Оз хмурит брови, а у меня учащается пульс. – Наверное, кто-то должен пойти ее поискать, – говорит дядя Боб. Оз кивает. – Я бы пошел, – говорит дядя Боб, – но у меня с ногой непорядок. Я мотаю головой. Я не могу поверить в то, что слышу, и поэтому даже толком не успеваю испугаться. – Я могу пойти. – Оз соглашается с такой радостью, словно предложение дяди Боба просто гениально. НЕТ! Я встаю прямо между ними так, что чуть не касаюсь носом лица дяди Боба. Не делай этого! – Думаешь, ты сможешь ее отыскать? – спрашивает дядя Боб и поднимает бровь, словно восхищаясь решимостью Оза. – Бинго может пойти со мной, – говорит Оз. – Он найдет любого. Когда мы с Финн играем в прятки, Бинго всегда ее находит, хотя Финн хорошо прячется. – Замечательная мысль. Пожалуйста, умоляю я. Прошу, дядя Боб, подумайте, что вы делаете. – Если Бинго пойдет с тобой, – продолжает дядя Боб, – он поможет вам с мамой найти дорогу назад. Я поворачиваюсь к Озу. Он кивает с серьезным видом и выглядит сейчас точно так же, как папа, когда тот ведет важный «мужской» разговор. Мо, помоги, кричу я. Но Мо ни о чем не подозревает. Она в фургоне, пытается поскорее растопить воду и надеется, что Оз не вернется прямо сейчас. – Прежде чем ты пойдешь, – говорит дядя Боб, – у меня есть для тебя предложение. Оз все с тем же папиным выражением на лице снова кивает, и я холодею от ужаса. Я думала, что ситуация не может стать еще хуже. Очевидно, я ошибалась. – Вам с Бинго нужны силы, чтобы найти маму. Вам понадобится еда. – Я хочу есть, – говорит Оз. – Я понимаю. Так вот, у меня есть две пачки крекеров. – Дядя Боб вытаскивает из кармана две обернутые в целлофан упаковки крекеров, которые лежали в сумке у тети Карен. – Меняю их на твои перчатки. Я уже больше ни о чем не прошу. Я, не веря своим глазам, в ужасе смотрю, как Оз, ни секунды не колеблясь, соглашается на предложение дяди Боба, отдает ему перчатки и забирает печенье с таким видом, словно совершил самую выгодную в мире сделку. – Подсади меня, – говорит дядя Боб, и Оз, сцепив руки, помогает ему забраться на фургон. Дядя Боб не оборачивается, не желает Озу удачи. Он открывает дверцу и залезает внутрь, а Оз и Бинго остаются снаружи, наедине с невыполнимой задачей отправиться в чащу леса и отыскать там маму. 16 Ветер крепчает. Я вижу это по тому, как он натягивает кожу на мамином лице, по тому, как она склоняется под его порывами, из последних сил заставляя себя идти вперед. Она теряет силы, теряет веру в успех. Уже день, они идут с раннего утра, но не понимают, удалось ли им приблизиться к цивилизации или, наоборот, они уходят от нее все дальше. Вот почему сейчас им так легко утратить надежду. Мама старательно следила за тем, чтобы солнце все время было у них за спиной, но они много раз сворачивали, и она уже не знает, где городок: то ли все еще впереди, на севере, то ли они его уже прошли. Когда они натыкаются на овраг, заполненный глубоким снегом и белой змеей вьющийся среди острых камней, я кричу, что им нужно идти вдоль него. Дорога наверху. Я посылаю маме все свои силы до последней капли, убеждаю ее свернуть. Но она и так это понимает. – Кайл, – хрипит она странным голосом, словно выжженным от обезвоживания и усталости. Она указывает на овраг. Солнце слишком далеко справа. Чтобы не сбиться с пути, им нужно свернуть. Не протестуя, ни о чем не спрашивая, Кайл меняет направление и принимается прокладывать путь по извилистому, бегущему вверх оврагу. Из них вышла просто отличная команда. Кайл прекрасно лазает и умело выбирает дорогу среди камней и скал, а мама следит, чтобы они не сбились с пути. За те несколько часов, что они идут вместе, они перекинулись всего парой слов, но естественная слаженность их действий помогла им продвинуться гораздо дальше, чем каждый из них сумел бы пройти в одиночку. Они карабкаются вверх по заснеженной расщелине между скал. Мамины ноги на каждом шагу вязнут в сугробах, снег набивается в широкие голенища уггов. Она уже не морщится от холода, когда лед обжигает ей кожу: кажется, она замерзла так сильно, что больше вообще ничего не чувствует. Кайл уверенно идет впереди, останавливается через каждые несколько метров и ждет, пока мама подползет, продерется к нему. Время от времени она оскальзывается, съезжает вниз и вновь лезет вверх, во второй раз одолевая один и тот же участок пути. В какой-то момент склон становится слишком крутым, мама теряет опору под обеими ногами и соскальзывает вниз метров на шесть. На миг она замирает в снегу, и ее тело тяжелеет, но уже в следующую секунду, понимая, что у нее нет выбора, вновь со сверхчеловеческим усилием поднимается на ноги и карабкается вверх. Кайл спускается, встречает ее на полпути. – Дайте мне шарф, – говорит он. Мама стягивает с шеи длинный шерстяной шарф и передает его Кайлу. Тот завязывает один конец шарфа у мамы на правом запястье и протягивает ей свою правую руку, чтобы она привязала к ней другой конец. Теперь места между ними едва хватает, чтобы мама могла сделать шаг, но зато, когда через пару десятков метров мама снова оскальзывается и падает, Кайл, крепко вцепившись в шарф, не дает ей съехать вниз по склону. Они медленно, но упорно пробираются вперед, и теперь, когда им больше не приходится дважды проделывать один и тот же путь, их надежда крепнет с каждым новым шагом. * * * Все происходит внезапно. Они уже на полпути к вершине, я радуюсь каждому сантиметру, который им удается преодолеть, и тут Кайл наступает на валун, который вдруг поддается у него под ногами: то, что казалось твердой землей, на деле было лишь грудой снега и льда. Я вижу, как Кайл срывается вниз: правая нога повисает в воздухе, и он валится вбок, в пустоту. Шарф удерживает его, останавливает на лету, и Кайл, словно маятник, летит обратно к поверхности скалы. Мама валится с ног под весом Кайла, ее разворачивает, тянет вниз, в пропасть. Вцепившись в шарф правой рукой, пальцами левой она шарит по скале, судорожно ища, за что бы ухватиться.