* * * Несмотря на указания Уэсли и Марино, а также вопреки собственному благоразумию, я-таки задержалась в здании до темноты. Стоянка к этому времени уже опустела. Я махнула рукой на свой рабочий стол, но взгляд на календарь почти доконал меня. Роза систематически занималась реорганизацией моей жизни. Встречи переносились на недели вперед или отменялись, а лекции и показательные вскрытия передавались Филдингу. Член комиссии по делам здравоохранения, мой непосредственный босс, трижды пытался связаться со мной и, в конце концов, заинтересовался, не заболела ли я? Филдинг стал настоящим специалистом по части замещения меня. Роза печатала для него протоколы вскрытии и микро-распоряжения. Теперь она работала на него. Солнце вставало и садилось, отдел продолжал работать без помех, потому что я прекрасно подобрала и натренировала свой персонал. Интересно, думала я, как чувствовал себя Бог, создав мир, который посчитал, что не нуждается в своем Создателе? Я не отправилась сразу же домой, а поехала в «Уютные сады». На стенках лифта висели все те же самые устаревшие объявления. Я поднималась наверх с изнуренной маленькой женщиной, не отрывавшей от меня унылых глаз, которая держалась за костыли, как птица, уцепившаяся за сук. Я не предупредила миссис Мактигю о своем визите. Когда после нескольких громких стуков дверь с номером 378 наконец открылась, она недоуменно выглянула из своей комнаты, заполненной мебелью и громким шумом телевизора. — Миссис Мактигю? — Я снова представилась, совсем не уверенная, что она вспомнит меня. Дверь открылась шире, и ее лицо просветлело: — Да. Ну конечно же! Как замечательно, что вы зашли. Входите, пожалуйста! Она была одета в розовый стеганый халат и такого же цвета шлепанцы. Когда я прошла за ней в гостиную, она выключила телевизор и убрала плед с дивана, где она, очевидно, ужинала кексом с соком и смотрела вечерние новости. — Пожалуйста, простите меня, я прервала ваш ужин, — извинилась я. — О, нет. Я просто решила перекусить. Могу я предложить вам что-нибудь выпить и подкрепиться? — быстро проговорила она. Вежливо отказавшись, я присела, пока она суетилась вокруг, наводя порядок. Мое сердце больно царапнули воспоминания о бабушке, которую чувство юмора не покинуло, даже когда ее тело превратилось в полную развалину. Никогда не забуду, как летом, незадолго до своей смерти, она приехала в Майами. Я взяла ее с собой за покупками, и на ее импровизированном подгузнике из мужских трусов и прокладок «Котекс» расстегнулась английская булавка. И вот, посреди «Вулворта» все это хозяйство сползло вниз до ее колен. Она стоически переносила эту неприятность, пока мы торопливо разыскивали женский туалет и при этом так хохотали, что я тоже чуть было не утратила контроль над своим мочевым пузырем. — Говорят, что ночью может пойти снег, — усаживаясь, заметила миссис Мактигю. — На улице очень сыро, — ответила я рассеянно, — и достаточно холодно, чтобы пошел снег. — Впрочем, я не верю, когда они предсказывают, что он не растает. — Я не люблю ездить по снегу. — Моя голова была занята тяжелыми, неприятными мыслями. — Возможно, в этом, году будет белое Рождество. Это было бы так необычно, не правда ли? — Да, это было бы необычно. — Я тщетно пыталась обнаружить следы пишущей машинки. — Не помню, когда последний раз у нас было белое Рождество. Возбужденной болтовней она пыталась прикрыть свою нервозность. Знала, что я пришла не просто так, и вряд ли принесла хорошие новости. — Вы уверены, что ничего не хотите? Рюмку портвейна? — Нет, спасибо, — отказалась я. Молчание. — Миссис Мактигю, — решилась я наконец. В ее глазах читалась такая же неуверенность и уязвимость, как у ребенка. — Нельзя ли мне взглянуть еще раз на ту фотографию? Которую вы показывали мне в прошлый раз, когда я была здесь. Она несколько раз мигнула, ее улыбка, тонкая и бледная, напоминала шрам. — На фотографию Берил Медисон, — добавила я. — Ну, конечно, — сказала она, медленно вставая и смиренно направляясь к секретеру, чтобы достать конверт с фотографией. Страх, а может быть, просто смущение, отразился на ее лице, когда, после того как она вручила мне фотографию, я попросила также конверт и лист плотной канцелярской бумаги. Я сразу же поняла, что это двадцатифунтовая бумага, и, посмотрев на просвет, я увидела водяные знаки. Я быстро глянула на фотографию, миссис Мактигю к этому моменту была в полном замешательстве. — Извините, — сказала я. — Я знаю, что вы, должно быть, удивлены моими действиями. Она не знала, что ответить. — Мне любопытно. Фотография выглядит гораздо старше, чем бумага. — Так оно и есть, — ответила она, не отрывая от меня испуганных глаз. — Я нашла фотографию среди бумаг Джо и положила ее в конверт для большей сохранности. — Это ваша бумага? — спросила я насколько могла доброжелательно. — О нет. — Она протянула руку за своим соком и осторожно отпила. — Это бумага моего мужа, но я выбирала ее для него. Замечательная бумага с фирменным оттиском для его бизнеса, понимаете? После его смерти я оставила только чистые, без оттиска, листы и конверты. Это гораздо больше, чем мне когда-либо понадобится. — Миссис Мактигю, у вашего мужа была пишущая машинка? — спросила я напрямик, не видя другого способа выяснить то, что меня интересовало. — Ну да. Я отдала ее своей дочери. Она живет в Фолз Чеч. Я всегда пишу письма от руки, не так уж много из-за своего артрита. — А какая именно? — Боже мой, я совершенно не помню ничего, за исключением того, что она электрическая и совершенно новая, — сказала она, запинаясь. — Джо каждые несколько лет сдавал старую машинку, чтобы учесть ее стоимость при покупке новой. Знаете, даже когда появились эти компьютеры, он предпочел вести свою корреспонденцию так же, как всегда. Берт — администратор его конторы, много лет пытался убедить Джо использовать компьютер, но Джо всегда была нужна его пишущая машинка. — Дома или в конторе? — спросила я. — Ну, и там, и там. Он часто допоздна засиживался в своем домашнем кабинете, работая над какими-то документами. — Он переписывался с Харперами, миссис Мактигю? Она достала из кармана своего халата бумажный носовой платок и стала бесцельно перебирать его пальцами. — Простите, что приходится задавать вам так много вопросов, — мягко настаивала я. Она пристально разглядывала свои узловатые, обтянутые тонкой кожей руки, ни слова не говоря. — Пожалуйста, — сказала я тихо, — это очень важно, иначе я бы не стала спрашивать. — Вы спрашиваете о ней, не правда ли? — не поднимая глаз, она продолжала терзать носовой платок. — Вы имеете в виду Стерлинг Харпер? — Да. — Пожалуйста, расскажите мне, миссис Мактигю. — Она была очень хороша. И так добра. Изысканная дама, — сказала миссис Мактигю. — Ваш муж писал мисс Харпер? — спросила я. — Я совершенно в этом уверена. — Почему вы так думаете? — Я несколько раз заставала его, когда он писал письмо. Всякий раз он говорил, что это деловая переписка. Я промолчала. — Да. Мой Джо, — она улыбнулась, ее глаза погасли, — такой дамский угодник. Знаете, он всегда целовал даме руку и заставлял ее чувствовать себя королевой. — А мисс Харпер тоже писала ему? — неуверенно спросила я, мне было неприятно бередить старую рану. — Нет, насколько мне известно. — Он писал ей, а она никогда не отвечала? — Джо любил писать письма. Он всегда говорил, что когда-нибудь напишет и книгу. Знаете, он всегда что-нибудь читал. — Понятно, почему ему так нравился Кери Харпер, — заметила я. — Очень часто мистер Харпер звонил, когда был не в настроении, пребывал в творческом кризисе, я полагаю. Он звонил Джо, и они говорили о разных интересных вещах — о литературе и всяком таком... — Носовой платок превратился в кучу скрученных бумажек у нее на коленях. — Можете себе представить, Джо любил Фолкнера. И он увлекался Хемингуэем и Достоевским. Когда он ухаживал за мной, я жила в Арлингтоне, а он — здесь. Он писал мне самые прекрасные письма, какие вы только сможете себе представить. Письма, похожие на те, которые он начал писать своей возлюбленной гораздо позднее. Письма, похожие на те, которые он начал писать великолепной незамужней Стерлинг Харпер. Письма, которые она тактично сожгла, прежде чем покончить с собой, потому что не хотела терзать сердце и память его вдовы. — Значит, вы их нашли, — едва выдохнула она. — Нашли письма к ней? — Да. Его письма. — Нет. — Возможно, это была самая милосердная полуправда, которую я когда-либо говорила. — Нет, не могу сказать, чтобы мы нашли что-либо подобное, миссис Мактигю. Полиция не нашла писем вашего мужа среди личных вещей Харперов, не нашла почтовой бумаги с фирменным оттиском вашего мужа, ничего личного характера, адресованного Стерлинг Харпер. По мере того как я говорила, выражение ее лица смягчалось.