— Где она сейчас? — спросила мма Макутси. — Она секретарь в банке «Стандард», — ответил мистер Полопетси. — Но мы с ней редко видимся. Ей было очень стыдно, когда меня посадили в тюрьму, и она с тех пор со мной не разговаривает. Она сказала, что я опозорил ее. Мма Макутси молчала. Трудно было вообразить, что кто-то может вот так отказаться от брата. Она сама никогда бы так не поступила, ведь семья — это семья, что бы ни произошло. Конечно, это точка зрения того, у кого семья на первом месте. Семья означает безоговорочную поддержку в любом случае. — Мне грустно это слышать, рра, — сказала она. Мистер Полопетси на минуту отвел взгляд: — Я не сержусь на нее. Надеюсь, она когда-нибудь переменит свое мнение. Тогда мы снова будем общаться. Мма Макутси взглянула на свой стол. Там лежало несколько писем, которые она собиралась напечатать на следующий день. Но вот здесь оказался мистер Полопетси со своим умением печатать, и ей вдруг пришло в голову, что она никогда никому не диктовала писем и никто не печатал под ее диктовку. И вот у нее есть письма, которые надо напечатать, и в ее распоряжении человек, умеющий хорошо это делать. — У меня есть несколько писем, — сказала она. — Вы могли бы напечатать их под мою диктовку. Это сэкономит время. Мистер Полопетси, не теряя времени, уселся за машинку, стоявшую на столе мма Макутси, а сама она села на стул мма Рамотсве, держа в руке несколько листов бумаги. Это восхитительно, подумала она. После всех этих лет я сижу в офисе и диктую мужчине. Пройден долгий путь, начавшийся в Бобононге. В этот вечер мма Макутси опоздала на занятия танцами и, идя по коридору «Президент-отеля», слышала звуки музыки и шарканье множества ног по деревянному полу. Войдя в зал, она направилась к стулу у стены, но ее тут же перехватил дожидавшийся Пхути Радипхути. Сердце у нее упало. Она не хотела быть невежливой, но в ней жила надежда на то, что, возможно, его не будет на занятиях и у нее появится возможность потанцевать с кем-нибудь еще. А теперь она оказалась в ловушке, ей предстояло топтаться на месте, в то время как движения всех остальных становились все легче и легче. Пхути Радипхути сиял от удовольствия, ведя ее танцевать. Музыканты, к которым прибавился еще один гитарист, играли громче, чем в прошлый раз, поэтому собеседника трудно было расслышать, тем более человека с дефектом речи. Мма Макутси с трудом разобрала слова своего партнера, и даже когда она решила, что поняла, ее смутило отсутствие в них смысла. — Это вальс, — попытался произнести он, когда они начали танцевать. Однако мма Макутси послышалось: «Это фальшь». Она раздумывала, почему он так сказал. Может быть, он думал, что она танцует с ним из жалости или из чувства долга? Или он имел в виду нечто совсем другое? Она решила выяснить. — Почему? — спросила она. Пхути Радипхути озадаченно посмотрел на нее. Разумеется, вальс — это вальс, вот и все. Он не мог ответить на ее вопрос и вместо этого сосредоточился на том, чтобы правильно двигаться, что было нелегко. Раз, два, вместе, как говорил мистер Фанопе. Или он говорил, что нужно сосчитать до трех, прежде чем сделать шаг в сторону? Чувствуя смущение партнера, мма Макутси взяла инициативу на себя. Отведя его в сторону, она показала, как следует двигаться, заставила его повторить, а сама наблюдала. Краем глаза она заметила, что женщина, которую она видела на первом занятии, — та, чье имя вылетело у нее из головы, иронически поглядывает на них с другого конца зала. Сама она танцевала с тем же элегантным мужчиной, что в прошлый раз, и помахала мма Макутси рукой, когда партнер уверенно кружил ее по залу. Мма Макутси поджала губы. Она решила не чувствовать себя униженной перед этой эффектно одетой женщиной с покровительственными манерами. Она знала, что та о ней думала, что могла думать: вот бедняжка Грейс Макутси, на которую никогда не обращал внимания ни один мужчина, вот до чего она докатилась! Разумеется, жизнь проходит мимо, несмотря на то что она закончила Ботсванский колледж делопроизводства лучше всех в нашем выпуске. Что хорошего в том, чтобы получить девяносто с чем-то баллов, если в конце концов оказываешься в подобной ситуации? Нет никакого смысла в том, чтобы представлять себе, что может думать эта женщина, гораздо лучше игнорировать ее или, еще лучше, напомнить себе, что она заслуживает жалости. В конце концов, что у нее есть в жизни? Вряд ли она сделала карьеру, эта женщина, если тратит свою жизнь на мужчин. Дело в том, что, чем старше становишься, тем труднее пробудить к себе интерес мужчин. К тому времени появляется новое поколение молодых женщин, женщин с юными лицами и сверкающими зубами, в то время как твое собственное лицо с возрастом оплывает, а зубы уже не кажутся такими белыми. Следующие полчаса они танцевали почти в полном молчании. Мма Макутси должна была признать, что Пхути Радипхути старается и, кажется, добивается некоторых успехов. Он реже наступал ей на пальцы и чаще попадал в такт. Она похвалила его, и он с признательностью улыбнулся. — Я думаю, что стал лучше справляться, — заикаясь, произнес он. — Нужно сделать перерыв, — сказала мма Макутси. — Мне очень хочется пить после танца. Они вышли из танцевального зала и пошли по коридору на веранду отеля. Появившийся официант принял у них заказ: холодное пиво для Пхути Радипхути и большой стакан апельсинового сока для мма Макутси. Разговор поначалу не клеился, но мма Макутси заметила, что по мере того, как Пхути Радипхути чувствовал себя в ее обществе свободнее, речь его становилась увереннее и чище. Сейчас она понимала большую часть того, что он говорил, хотя время от времени мужчина спотыкался на каком-то слове, и тогда нужно было немного подождать, и он начинал говорить разборчивее. Оказалось, им было о чем поговорить. Он рассказал, откуда он родом (с юга) и чем занимается в Габороне (он работает в мебельном магазине в Бродхерсте, продает столы и стулья). Он задавал вопросы, чтобы узнать побольше о ней: о школе, в которую она ходила в Боболонге, о Ботсванском колледже делопроизводства, о ее работе в «Женском детективном агентстве № 1». Он признался, что не имеет ни малейшего понятия о том, чем занимаются частные детективные агентства, и ему было интересно узнать об этом. — Все очень просто, — сказала мма Макутси. — Большинство людей думает, что это увлекательнейшее занятие. Но это не так, в самом деле не так. — На свете мало увлекательных работ, — заметил Пхути Радипхути. — Большинству из нас приходится заниматься скучной работой. Я просто продаю столы и стулья. В этом нет ничего увлекательного. — Но это важная работа, — возразила мма Макутси. — Где бы мы были, если бы не было столов и стульев? — На полу, — серьезно ответил Пхути Радипхути. Они на минутку задумались, потом мма Макутси рассмеялась. Мужчина ответил так серьезно, словно это был важный вопрос, а не простое замечание. Мма Макутси посмотрела на него и увидела ответную улыбку. Да, он понимал, что сказал что-то забавное. Это было важно. Приятно, что можно вместе с другим человеком посмеяться над шуткой. Они посидели еще, допивая свои напитки. Затем мма Макутси встала и объявила, что зайдет в дамскую комнату, а потом встретится с Пхути Радипхути в танцевальном зале. Мма Макутси нашла дверь с надписью «Дамская комната», на которой красовалось изображение женщины в длинном платье. Вошла и мгновенно пожалела об этом. — А, вот и ты, Грейс Макутси! — приветствовала ее женщина, стоящая у раковины. Мма Макутси остановилась, но дверь позади нее уже закрылась, и вряд ли ей удалось бы сделать вид, что она попала сюда по ошибке. Она посмотрела на женщину у раковины, и у нее в памяти всплыло имя. Эту женщину, которую она видела в танцевальном зале, звали Вайолет Сепхото. Она была одной из самых худших шикарных пустоголовых девиц в Ботсванском колледже делопроизводства, а сейчас она пудрилась в туалете «Президент-отеля». — Вайолет, — сказала мма Макутси, — приятно увидеть тебя снова. Вайолет улыбнулась, убрала в сумочку компактную пудру и оперлась на раковину. Похоже было, что она настроена на долгую беседу. — Да, мне тоже, — отозвалась она. — Я не видела тебя целую вечность. Вечность. С тех пор, как мы окончили колледж. — Она замолчала, смерив взглядом мма Макутси с головы до ног, словно оценивая ее платье. — Ты ведь была одной из лучших, правда? Я имею в виду — в этом колледже. Не приходилось сомневаться в том, что это выпад. Можно быть одним из лучших в колледже, но это очень далеко от реального мира. К тому же пренебрежительное «в этом», как будто можно было посещать другие колледжи, получше. Мма Макутси сделала вид, что не заметила укола: — А ты, Вайолет? Чем ты занималась? Удалось тебе найти работу? Скрытый смысл этого вопроса заключался в том, что тому, кто еле-еле набрал пятьдесят баллов на выпускных экзаменах, возможно, нелегко найти работу. Вайолет не пропустила выпада, глаза ее сузились. — Найти работу? — резко ответила она. — Мма, да они выстраивались в очередь, чтобы предложить мне работу! У меня было столько предложений, что мне оставалось только выбирать. Знаешь, что я делала? Хочешь узнать? Мма Макутси кивнула. Ей хотелось уйти из этого помещения, подальше от этой женщины, но она понимала, что должна остаться. Она должна постоять за себя, если не хочет чувствовать себя униженной. — Я смотрела на людей, предлагавших мне работу, и выбирала того, кто покрасивее, — объявила она. — Я знала, что именно таким образом они выбирают себе секретарш, и применила к ним то же правило! Ха! Мма Макутси не ответила. Она могла ответить на эту глупость, но это значило предоставить Вайолет возможность сказать что-нибудь такое: «Может быть, по-твоему, это глупо, но посмотри, какую работу я получила». Поэтому она молча выдержала вызывающий взгляд собеседницы. Вайолет принялась разглядывать свои ярко накрашенные ногти. — Какие славные, — сказала она, — эти твои зеленые туфельки. Мне никогда не приходилось видеть людей в зеленых туфлях. Это смело с твоей стороны. Я бы побоялась, что люди станут надо мной смеяться, если я надену такие туфли. Мма Макутси прикусила губу. Что плохого в зеленых туфлях? И как осмеливается эта пустоголовая женщина обсуждать ее выбор туфель? Она посмотрела на туфли Вайолет — блестящие черные туфельки с острыми носами, совершенно непригодные для танцев. Они были дорогими — гораздо дороже, чем туфли, какие мма Макутси могла позволить и которыми так гордилась. — Но хватит говорить о всяких забавных туфлях, — легко произнесла Вайолет. — Поговорим о мужчинах. Разве ты не любишь говорить о мужчинах? Этот человек, он твой дядя или что-то вроде? Мма Макутси закрыла глаза и на секунду представила, что рядом с ней мма Рамотсве. Что посоветовала бы мма Рамотсве в такой ситуации? Нашла бы она слова для перепалки с этой женщиной или сказала бы: «Нет, не позволяйте себе чувствовать себя униженной. Не опускайтесь до ее уровня. Вы заслуживаете гораздо большего, чем эта глупая девушка». И мма Макутси мысленно увидела мма Рамотсве и услышала ее голос, и вот что она сказала: — Мужчина, с которым ты танцуешь, очень хорош собой. Тебе повезло, что твой партнер такой красавец. Но ведь и ты красавица, мма, и заслуживаешь такого партнера. Так что все правильно. Вайолет уставилась на нее, но быстро отвела глаза. Больше не было произнесено ни слова, и мма Макутси была оставлена в покое. «Отлично, — раздался голос мма Рамотсве. — Вы поступили правильно. Так, как надо!» «Это было очень трудно», — отозвалась мма Макутси. «Так чаще всего и бывает», — сказала мма Рамотсве. Глава 12 Перед мма Рамотсве встает неразрешимая проблема Мма Потокване упомянула об этом мимоходом, просто как об одном из слухов. Однако известие о том, что Ноте Мокоти видели в Габороне, на самом деле было необычайно важным — по меньшей мере, для мма Рамотсве. Она давно вычеркнула Ноте из памяти и очень редко вспоминала о нем, хотя иногда он ей снился. Во сне он издевался над ней и угрожал, и она, проснувшись в страхе, с облегчением понимала, что его здесь нет. Она знала, что он в Южной Африке и не без успеха продолжает музыкальную карьеру в Йоханнесбурге, как было написано под фотографией в одном журнале, случайно попавшем ей в руки. Я не злопамятна, говорила себе мма Рамотсве. К чему ворошить прошлое, если гораздо проще забыть о нем? Она сознательно старалась простить Ноте и полагала, что ей это удалось. Она помнила день, когда это произошло: гуляя по бушу, она посмотрела на небо и освободила свою душу от ненависти. В тот день она простила Ноте: простила физическую жестокость, пьяные побои; простила душевные страдания — он часто ей что-то обещал и тут же нарушал обещание. А что касается денег, которые он у нее забрал, то она простила и это тоже, уверяя себя в том, что не хочет получить их назад. Когда мма Потокване поделилась с ней новостью о Ноте Мокоти, мма Рамотсве ничем не выдала своего волнения и не сказала ни слова. И мма Потокване, решив, что эта новость оставила ее подругу равнодушной, продолжала обсуждать непозволительное поведение Чарли. Мма Потокване было что об этом сказать, и она высказала ряд ценных предложений, но позже, когда мма Рамотсве попыталась вспомнить, что именно та сказала, у нее ничего не вышло. Ее мысли были полностью поглощены обрушившейся на нее ужасной вестью: Ноте вернулся. По пути домой мма Рамотсве совсем не вспоминала о Чарли. Если Ноте Мокоти видели в Габороне, то это означало, что либо он сюда вернулся — отсюда проистекали определенные осложнения, — либо приехал погостить. Если справедливо последнее, то он, возможно, уже вернулся в Йоханнесбург и ей не о чем беспокоиться. Но если он остался в Габороне, то рано или поздно они столкнутся с ним лицом к лицу. Город сильно разросся, и два человека могут жить в нем, не встречаясь, однако велика вероятность того, что их пути пересекутся. В конце концов, супермаркетов в городе не так уж много, и она не раз натыкалась на своих знакомых в таких местах. И еще есть Африканский торговый центр, где рано или поздно оказывается каждый. Что, если там она увидит идущего ей навстречу Ноте? Что ей делать? Повернуть назад или просто пройти мимо, как будто она с ним незнакома? Мма Рамотсве думала об этом, пока ехала в белом фургончике по Тлоквенг-роуд. Легко предположить, что многим приходится избегать кого-то из знакомых. Люди то и дело с кем-то враждуют. Ссоры из-за скота или земли, семейные распри из-за наследства происходят постоянно. Одни люди потом мирятся и снова начинают общаться; другие не дают угаснуть гневу и не прощают обид. Прибавим сюда тех, кто уходит от жены или любовницы. Если ты ушел от жены к другой женщине и твоя жена не сумела отнестись к этому доброжелательно, как быть, если ты идешь по улице с новой женой, взявшись за руки, как и подобает влюбленным, а тебе навстречу идет прежняя жена? Такое часто бывает, думала мма Рамотсве, люди, несомненно, с этим сталкиваются и как-то выходят из положения. В жизни эти проблемы не остаются без решения. Она постаралась вообразить, что сказала бы Ноте, если бы ей пришлось это сделать. Пожалуй, лучше всего было бы обратиться к нему как ни в чем не бывало, спросить, как он поживает, как сложилась его жизнь. Потом она могла бы высказать предположение, что его музыкальные занятия идут успешно и он ведет в Йоханнесбурге увлекательную жизнь. Да, этого было бы достаточно. Она бы показала, что не желает ему зла, и после этого даже Ноте, этот злой человек, который так жестоко обращался с ней, оставил бы ее в покое. Она направила белый фургончик на Оди-драйв, чтобы сократить путь, проехав через Виллидж. И вдруг увидела миссис Моффат, идущую вдоль дороги с тяжелой сумкой. До дома Моффатов было рукой подать, и миссис Моффат осталось пройти совсем немного, однако в Ботсване никто не проедет мимо друга, и мма Рамотсве, подъехав к миссис Моффат, остановилась и потянулась, чтобы распахнуть ей дверцу.