– И почему? Мой вопрос, заданный спокойным, совершенно нейтральным тоном, на первый взгляд кажется безобидным и даже по-детски непосредственным. Как у ребенка, который интересуется у отца о причинах победы красных муравьев над черными в их огороде. Потому Асхар лишь пожал плечами: – Воины взяли их с боя. Что может удержать мужчину после кровавой схватки, когда добыча уже в его руках? Я слегка скривил губы: – Когда возьмем Трапезунд, ты их и удержишь. Наверное, вожак касогов решил, что я шучу, ибо его веселый, заливистый хохот показался мне вполне искренним: – Ты не можешь просить меня о невозможном, воевода! Ха-ха-ха, никогда не слышал подобной глупости… – Асхар! – Имя собеседника я произнес громко и жестко, чтобы оборвать его хохот, после чего продолжил уже тише: – Я не прошу тебя. Я приказываю. Несколько секунд касог смотрел на меня, пытаясь понять, не услышал ли он злую шутку. Но как только он открыл рот, я перебил его, не дав вымолвить и слова: – И ты будешь исполнять мои приказы в точности, беспрекословно. Если, конечно, хочешь жить. Взгляд Асхара полыхнул бешенством, но вместо того, чтобы разразиться гневной отповедью, он повременил, внимательно посмотрев по сторонам. Впрочем, вряд ли он мог заметить для себя что-то новое – пока мы идем вдоль побережья Малой Азии впереди основных сил флота, насчитывающего сотню касожских ладей. Команда гребцов, состоящая на две трети из новгородцев, поступивших на службу к Ростиславу после разгрома на Черехе, и на одну треть – из верных ему касогов, дружно работает веслами, изредка обмениваясь короткими, мирными фразами. Наконец вожак обманчиво спокойно повернулся ко мне, но в глубине его глаз зажглись злые огоньки: – Глупо угрожать, не имея возможности претворить угрозы в жизнь. Ведь даже если ты, воевода, попытаешься напасть на меня здесь, на ладье, имея численное превосходство своих людей, схватку заметят на других кораблях. И тогда всех вас ждет гибель, а князю… – касог уже не стал скрывать мрачного торжества во взгляде, – князю мы скажем, что твоя ладья несчастным образом затонула в море. Такое случается, к нашему вящему сожалению… Торжество в глазах Асхара погасло при виде моей насмешливой улыбки. – Тебя ждет разочарование, друг мой. Я обсудил все с князем еще до выхода в море. Если при встрече флотилий наша ладья не подплывет первой к панфилу, где Ростислав будет держать стяг, а я не поднимусь на корабль живой, здоровый и невредимый, князь прикажет сжечь все твои суда. И когда ромеи поспеют к месту схватки, то князь отправит посланника к их наварху[32] и обвинит тебя и твоих людей в том, что вы вышли из повиновения, самовольно грабя подданных императора. Они добьют всех вас вместе, не упустят ни одной ладьи – а затем Ростислав примирится с базилевсом. Не самый худший вариант для князя, верно? Учитывая, – я добавил металла в голос, – что после, чтобы убедить ромеев в честности своих слов, он войдет в вашу землю и предаст ее огню и мечу! И никогда более, – мои слова зазвучали жестче, яростнее, – касоги уже не посмеют не повиноваться своему князю! В глазах Асхара промелькнул ужас. Но, быстро взяв себя в руки, он ответил мне довольно спокойно: – Воевода, прости меня за злую и глупую шутку. Ну как может потонуть наш корабль в столь спокойном море?! – Касог примиряюще развел руками и продолжил слегка заискивающим, извиняющимся тоном: – Но пойми, воинов будет не так-то просто заставить отказаться от добычи с боя. Они привыкли… – Просто, не просто… Твоим людям пора забыть о животных привычках и стать действительно воинами. Пока же они остаются толпой грабителей и убийц. Асхар дернулся, как от пощечины, но сумел удержать себя в руках, и я продолжил: – Мы организуем их. Назначим десятников из смелых, уважаемых воинов, сотников из опытных вожаков, тысяцких из разумных и наиболее преданных тебе людей. Разобьем фекьолов на отряды лучников, простых топорников-рубак, а самых искушенных, мужественных бойцов соберем в отряд гвардейцев. Назначим им полуторную долю добычи, десятникам двойную, сотникам тройную, тысяцким четвертную, а тебе я положу десять долей, сколько и себе. Но при этом четверть добычи отчисляем князю, церкви не грабим под страхом смерти. Женщин и детей не трогаем, мужчин убиваем только тех, кто возьмет в руки оружие. И если кто-то начнет возмущаться, ослушается твоих приказов, ты всегда сможешь опереться на гвардию, имеющую полуторную долю добычи от прочих воинов. Асхар всерьез задумался, а я между тем закончил мысль: – Тем более если все пойдет по моему плану, нам и сражаться не придется… И вот теперь послушавшийся меня вожак организовал свое войско по моему настоянию. Как я предполагал, горцев удалось разделить на две части – лояльных новым изменениям, то есть большинство командирского состава и гвардейцев, и тех, кто принял изменения в штыки. Но в первой группе оказались самые уважаемые и авторитетные, и оставшиеся были вынуждены подчиниться. Сейчас ополчение фекьолов, наконец ставшее похожим на настоящее войско, зарылось в землю по моему плану. Напротив каждых из четырех городских ворот мы спешно возводим земляные прямоугольные лагеря-форты, наподобие древнеримских. Проходы в них перекрыты сбитыми из досок ростовыми щитами, переносимыми вручную, уже срублены дозорные вышки. В лагеря мы определили по тысяче воинов, а напротив стен, по всему периметру между укреплениями касоги копают ров и насыпают земляной вал. Правда, лишь там, где это возможно, с юга на север город сужен оврагами и скалистыми обрывами, да и почва здесь каменистая, так что работа идет трудно. Хорошо хоть предместья города, располагающиеся за городской стеной, достались нам целыми, с множеством сельскохозяйственного инвентаря местных жителей. Порт Трапезунда, защищенный с двух сторон скалистыми берегами и крепостными стенами и простреливаемый катапультами с башен, был атакован на рассвете два дня назад. Ромеи не ждали повторного набега, на трех греческих панфилах и восьми венецианских купеческих галерах дежурили лишь небольшие команды охраны, а на малых греческих судах ее и вовсе не было. Воинов перебили в короткой абордажной схватке, после чего касоги сожгли все захваченные суда. Боевые панфилы было особенно жалко, но кормчих и команд, способных вывести их в море и довести до точки встречи с князем, среди нас нет. Теперь же десяток ладей мы отправили в сторону Царьграда, караулить приближение византийской эскадры и заодно навести ужас на жителей побережья – пусть их панические призывы о защите подстегнут базилевса и его навархов к действиям. Еще пять сотен воинов бессменно дежурят на оставшихся кораблях, готовые отразить любое нападение. Завтра мы начнем демонстративно рубить осадные лестницы, собирать подготовленный еще в Корсуни таран и катапульты под руководством греческих инженеров. И тогда посмотрим, выполнят ли трапезундцы мои требования, переданные им два дня назад. Фема Халдия, центром которой является Трапезунд, в идеале могла бы выставить в поле до десяти тысяч бойцов, фему. Однако фактически, из-за грабительского отношения последних базилевсов к собственному народу, многие стратиоты – воинское сословие, из которого формируется ополчение, – просто разорились. Так что на практике численность наших здесь врагов могла бы достигать шести, от силы семи тысяч разномастно вооруженных и подготовленных воинов. Впрочем, моему «войску» и их хватило бы за глаза, но с гибелью Офской хилиархии общая численность фемы сократилась, да и повторного набега в Трапезунде никто не ждал. Судя по словам допрошенных мною жителей предместий, не успевших бежать в город, в распоряжении стратига Халдии сейчас находится примерно две тысячи боеспособных мужчин, коих он сможет вооружить и поднять на стены. Оставшиеся стратиоты фемы разобщены, и думаю, что пока они сумеют сорганизоваться, определиться с командирами и прийти на помощь городу, пройдет не менее недели. Этого времени, надеюсь, нам вполне хватит. – Ну что, как считаешь, примут ромеи твое предложение? Георгий подошел незаметно, видимо, я слишком глубоко задумался, смотря на мощные крепостные стены Трапезунда. При виде старого, надежного товарища, воистину первого друга еще с Копорского погоста, на моих губах заиграла улыбка. Как оказалось, Тимофей и Михаил, мои верные соратники, с которыми я прошел весь путь от бойни на льду Ловати до победы над Тагиром, сумели благополучно добраться до Новгорода, где и передали мое предупреждение Георгию. Вначале, правда, десятник скептически отнесся к «секретной информации» о нападении Всеслава Брячиславича, но когда князь-оборотень действительно пошел на город, Георгий решил подстраховаться и отправил в Белоозеро всю семью. В бою с полочанами приняли участие все мои соратники, и по прибытии десятник подробно рассказал мне о ходе битвы. С его слов выходит, что новгородский князь Мстислав Изяславич (сын великого князя) собрал войско в спешке – старался успеть на помощь к атакованному Пскову. В итоге ему удалось мобилизовать лишь новгородское ополчение да ратников окрестных земель и вывести в поле личную дружину. Всеслав же имел как минимум полуторакратное превосходство в людях и занял позицию на высоком берегу реки. Оба войска были преимущественно пешими. Первый, самый мощный удар лучших новгородских ратников едва не сокрушил строй полочан, несмотря на то что лучники Всеслава встретили их ливнем стрел. Но, завязнув в массе вражеской пехоты, новгородские панцирники (так я для себя назвал облаченных в кольчуги и пластинчатые доспехи воинов) потеряли напор. В это же время «оборотень» бросил личную дружину и пехотный резерв полочан в атаку на фланг пешцев-ополченцев, отрывая их от ударного отряда. Вскоре Всеслав обратил их в бегство, и отборные новгородские ратники оказались в окружении – Мстислав не решился идти им на выручку с малой дружиной и повернул коней вместе с бегущими ополченцами. Панцирники же рубились до темноты, силясь вырваться из вражеского кольца – и под полоцкими клинками да стрелами пали и Тимофей, и Михаил. Лишь горстке воинов удалось обмануть смерть и прорваться к лесу, среди них оказался и Георгий. Он-то и убедил часть израненных витязей отправиться вместе с ним на службу к Ростиславу. А уже я упросил князя отдать мне три с половиной десятка бывалых рубак в личную дружину, поставив старшим над ней Георгия. – Поартачатся по первости, а там посмотрим. Быстрый, неподготовленный штурм они могли бы отбить и двумя тысячами воев, а вот грамотную атаку с пороками, тараном, лестницами – едва ли. Они это понимают. Понимают также и то, что случится с городом, взятым с боя, судьба Офа тому примером. А я предложил им откупиться без штурма, причем собранное злато и серебро будут не просто данью – они тем самым выплатят подать князю Ростиславу и перейдут под его руку. Мы обещали вдвое снизить им подати! Хм, – я лукаво усмехнулся, – теперь в них борется не только жадность и страх, но также верность и сомнения. Последние годы базилевсы и знать буквально разоряли свой народ. Так что надеюсь, до битвы не дойдет. – А если дойдет? Видимо, моя уверенность показалась Георгию излишней и он решил убедиться в том, что я просчитал все возможные ходы. Хм, а десятник неплох! – На штурм я однозначно не пойду. Точнее… – Я на мгновение задумался. – Это возможно только в том случае, если сюда не явится ромейский флот. Впрочем, более двух недель мы ждать не станем, за это время уже соседние фемы пришлют свои войска. Так что или горожане испугаются приготовлений к штурму и уплатят нам десять пудов злата да серебра, что, кстати, вполне для них посильная сумма, или мы просто сядем на корабли и начнем грабить побережье, следуя к Царьграду. Если же противник попробует атаковать… Что же, вылазку что из крепости, что извне мы сумеем отбить в любом из лагерей. Более того, напади ромеи на один из них, как вскоре на помощь осажденным придет как минимум две тысячи воинов. Лагерь у кораблей мы также оградим валом, так что атака на нас заведомо обречена на провал и большие потери. Нет, ромеи на это точно не решатся! Георгий лишь покачал головой. Казалось бы – утвердительно, но сомнение в его глазах не исчезло. Впрочем, я списал все на неудачный опыт кампании Владимира Ярославича более чем двадцатилетней давности, воспоминания о которой все еще весьма ярки среди новгородских дружинников. Поэтому, лишь дружески хлопнув старого соратника по плечу, я перевел разговор на семью, заверяя, что и его, и мои домочадцы будут надежно защищены под чутким присмотром княгини Ланки. И действительно – я ведь лично просил ее приглядеть как за Дали со Славкой, так и за Златой с ее детишками, разместив их в своем крыле дворца. Беременная четвертым малышом мадьярская принцесса с легкостью согласилась, и я с удовлетворением отметил, что ревнивые огоньки, вспыхивающие в ее глазах прежде, сменились ласковым теплом будущего материнства. Да, теперь я был действительно спокоен! Ведь после предпринятой катепаном попытки отравления контроль за пищей в княжеской семье вырос в разы. Супруга же моя благополучно выносила плод и родила, и никакой гипотетической угрозы из-за возможной ревности Ланки мной более не предвиделось. То, что я ошибался, а Георгий был прав, стало ясно в предрассветных сумерках на следующие сутки. Я проснулся от резкого запаха гари и рева рожков, разом поднявших на ноги весь лагерь. В первое мгновение я схватился за рукоять меча и вырвал его из ножен, вскочив на ноги. В следующее – бросился бежать к дозорной вышке от своего костра, который делил с Радеем и Георгием. Касоги, которых я сшибал с ног по пути, злобно ругались и пару раз даже пытались задержать меня, не узнав в простых портах да рубахе своего воеводу. Наконец я добрался до вышки и принялся судорожно взбираться на смотровую площадку. И только оказавшись на ней, при виде огромного факела на месте дозорной башни соседей я понял, насколько недооценил стратига Халдии. Храбрый ромей вывел за стены города обе хилиархии, атаковав в темноте. Тут же до меня дошло, что проходы в лагерь стоило делать с противоположной от городских укреплений стороны и что сейчас вся тысяча касогов оказалась в западне, замкнутая внутри земляных стен и теснимая вдвое превосходящими числом скутатами Трапезунда. – Скорее! Строй гвардию и предупреди, чтобы бежали молча! Пока огонь дозорной вышки слепит во тьме глаза ромеям, они не увидят нашего приближения и не успеют развернуть строй – тогда мы перебьем все их войско! Асхар, поднявшийся на смотровую площадку полуминутой позже, кивнул и поспешил вниз, организовывать тысячу. За ним последовал и я, стремясь как можно быстрее облачиться в броню и принять бой. То, что мы несколько опоздали, я осознал, увидев перед собой стену византийских скутонов, ощетинившуюся копьями. Обе хилиархии уже пятятся из атакованного лагеря, но, кажется, внутри его еще идет бой. – Назад! Отходим к воротам! Отрежем их от города! Взвыли рожки, командуя отступление. Не добежав до врага, гвардейцы попятились, держась на безопасном расстоянии от двухметровых копий-контарионов и отправляя во врага десятки стрел и дротиков. Византийцы, тренированно поднявшие над головами продолговатые, каплевидные щиты, все же несут потери от посылаемых в их сторону снарядов, и за каждый пройденный шаг ромеи платят чьей-то жизнью. Показался отряд и справа от хилиархий, а с тыла их преследуют лучники из так и не разбитого лагеря. – Как только поспеет еще одна тысяча, будем атаковать. Мысль, сорвавшаяся с моих уст, потонула в шуме разгорающегося боя: гортанных криков и яростных воплей касогов, распаляющих себя перед схваткой, четких, громких команд византийских лохагов и декархов, пока еще редких вскриков раненых. Но вот мы приблизились к стене – и тут же в нашу сторону полетел град стрел, а с башен ударили скорпионы[33], прошибая сразу двух, а то и трех воинов полуметровыми дротиками! В этот миг ледяная волна страха прошла по моей спине, на короткое мгновение лишив дара речи. – Стена щитов!!! Я первым вскинул свой щит, краями смыкая его с щитами новгородцев и отчаянно крича касогам. Увы, новоиспеченным гвардейцам не хватило выучки: поднять защиту над головами они смогли, но вот надежно сомкнуть ее в «черепах» воины не успели – и потому понесли ощутимые потери. Более того, по островкам все же сумевших построить «черепах» тут же ударили скорпионы! Один снаряд с огромной силой ворвался в построение новгородцев, пополам порвав первого воина, проломив грудь второго и насквозь прошив живот третьего, стоящего всего в метре от меня. С диким, первобытным ужасом уставившись на искореженные тела погибших, я не сразу заметил, что с ног до головы забрызган их кровью. А в следующую секунду городские ворота открылись и из них потоком выдвинулись скутаты, плотная колонна шириной в двадцать человек. А глубиной… Мой язык приклеился к нёбу, когда я понял, что колонна скутатов достигает под пять десятков воинов, и все еще не кончается! Между тем византийские токсоты и артиллеристы продолжили обстрел, а обе хилиархии, атаковавшие до того лагерь, практически приблизились на удар копья… – Отходим! Асхар, пусть играют сигнал «отступление»! К кораблям!!! Сидя на песке у пока еще невысокого вала, насыпанного у лагеря на побережье, я безмолвно взираю на развернувшуюся перед нами фалангу Халдийской фемы в четыре тысячи воинов и слушаю злой доклад Асхара, едва сдерживающегося, чтобы не закричать: – Они сумели договориться! Как-то сумели договориться!!! Когда мы поспешили на помощь к атакованному лагерю, две тысячи воинов, ночью скрытно приблизившихся со стороны гор, прошли рядом с уже пустым лагерем и вошли в ворота. После чего вышли навстречу прорывающимся ромеям сквозь другие, зайдя нам в тыл! А гарнизон города атаковал нас специально, воевода, оттянув на себя все отряды и позволив подкреплению войти в город!!! Хм, даже непонятно, чего сейчас в касоге больше – ярости или восхищения врагом. – Может, командир подкрепления отправил в Трапезунд голубя. У византийцев ведь есть голубиная почта, наверняка… Просто я не учел этого. И не думал, что ополченцы сорганизуются так быстро… Потери? Из Асхара вдруг будто вынули стержень, он как-то обмяк, обвис, разом потеряв весь боевой задор: – Три сотни убитых и умерших от ран. Еще две сотни раненых, причем половина их уже никогда не возьмет оружия в руки. Воевода… – Вожак касогов запнулся, но затем сказал вполне четко: – Мы ведь не удержимся, если они сейчас атакуют. Мне знакомо, что такое их копейный удар. Я поднял на Асхара глаза: – Мне тоже. Собираемся, раненых забираем с собой, мертвых… Мертвых тоже. Позже предадим их тела морю. Глаза касога расширились. – Но как же мы можем… Тут плотину моего гнева прорвало: – Предлагаешь оставить их ромеям?! Или же везти с собой, пока от загнивших трупов не распространится зараза?! Хотите сжечь – грузите тела на освободившиеся ладьи и жгите. Но если ромеи ударят в этот момент – сами напросились! Тяжело встав, я коротко бросил, завершая разговор: – Уходим. Решите сжечь – поторапливайтесь. Мы вышли в море примерно через час. Ромеи не мешали уходить, продолжая стоять в строю все время наших сборов. Асхар же, поняв, что древесины ладей не хватит, чтобы спалить все тела, в них уложенные, решился на компромиссный вариант погребения, присущий варягам – мы вывели в море суда с павшими, а уже там подожгли их. Трапезундский берег отдалялся, а с ним и мои надежды на скорый триумф. Я физически чувствовал недобрый взгляд Асхара, устремленный мне в спину, и стыдился посмотреть в глаза Георгию, перед которым вчера самоуверенно бахвалился, мол, все у меня в порядке, держу все под контролем… Пять сотен выбывших из строя и полная неудача под стенами города – вот и весь мой результат. Из грустных раздумий меня вывел громкий крик с носа ладьи: