Рю чувствовала его. Он был рядом. Истекал кровью. Угасал. Погибал смертью того, кто уже мертв. Еще и подстреленный, поняла она. Он отправился искать женщину с мальчиком, но уже про них забыл. Вовремя он их уже не найдет. «А я найду». Рю прислонилась к дереву на берегу озера и, закрыв глаза, почувствовала, как он движется сам по себе, услышала, как замедляется стук его сердца – в такт с ее. Крики детей и металлический скрежет затихли, и остались только они вдвоем – она и Тревис. Она была у искусственного озера, отражавшего ярмарочные огни, а он – в темном затхлом шатре, перед женщиной с бирюзовым плавником. Рю открыла глаза и рассмеялась. Прикрыв рот ладонью, как маленькая девочка. Затем оттолкнулась от дерева и подошла к кромке воды. Посмотрела на павильоны с животными, подвесную канатную дорогу и музыкальную сцену на другом берегу, и на нескончаемую толпу, которая стекала по дорожкам, точно медленная кровь в умирающем теле. «Висконсин», – подумала она и рассмеялась снова. Она их увидела. Мать с сыном – они сидели за столом для пикника меньше чем в пятнадцати футах от нее. Они были к ней спиной. С ними сидел мужчина. Она рассмеялась в последний раз, взявшись за подол своего пропитанного кровью платья и прокрутившись в маленьком пируэте, который не предназначался ни для кого, кроме нее одной. Найдя стол для пикника на берегу озера, они устроились за ним и наблюдали, как парочки и целые семьи катались на лодках у фонтана. Они ели корн-доги, жареные пироги с яблоками, а потом мальчику дали денег, чтобы он купил билеты на аттракцион. Аннабель велела ему оставаться на виду. Она следила за сыном, пока тот стоял в очереди перед киосками. Мальчик помахал рукой. Она помахала в ответ. Калхун оседлал скамейку рядом с Аннабель, устроившись к ней лицом, но она сидела к столу спиной и смотрела на сына. – Это меня чертовски пугает, – сказал он. – То, что ты так от меня отворачиваешься. Она сказала ему, что все в порядке. Извинилась. Коснулась его руки и изобразила улыбку. Он улыбнулся в ответ. Она медленно перевела взгляд на дальний берег озера, где местный продавец трейлеров выставил их в ряд на траве. Среди машин пробиралась семья из трех человек. Молодой загорелый отец с брюшком. Плотного сложения мать. Мальчик примерно одного с Сэнди возраста в ковбойской шляпе и сапогах. Они были возле одного из небольших трейлеров, отец что-то рассказывал, мать слушала, мальчик носился вокруг. Аннабель взглянула на Калхуна и поняла, что тот тоже на них смотрел. В эту минуту она увидела на его лице все, чего он когда-либо хотел, все, из-за чего он остался в Сьело-Рохо. Она знала: все это подпитывалось его надеждой жениться на ней и начать жизнь с ней и с мальчиком, которого должен был растить по праву. С мальчиком, которого она у него отняла и отдала другому мужчине, чтобы скрыть величайшую ложь в своей жизни. «Мы все хотим жить и умереть в просторной долине солнца, – подумала она, – где тайны никому не нужны, а источники надежды не иссякают и все растет и пышет. – Она сплела свои пальцы с его. – Вот где мой край». Он посмотрел на нее и улыбнулся, а она вспомнила будущее, которое видела в тенях на стене кухни много лет назад, во вспышке молнии. И теперь оно уже не представлялось таким плохим, это будущее, потому что у него не было ни формы, ни очертаний. Оно было просто надеждой, наконец явившейся на свет. – Может, сводишь Сэнди в комнату смеха? – спросила она. – Уверена? – переспросил Калхун. Аннабель кивнула. Он поднялся со скамейки и, нежно коснувшись ее плеча, поцеловал в макушку, прежде чем направиться к билетному киоску, где Сэнди только что заплатил за пачку билетов. – Билли, – сказала она, но недостаточно громко. Она смотрела ему вслед. Смотрела, как его уносит от нее, будто воздушный шарик, который она нечаянно выпустила из связки, что держала в руке. Причем этот шарик был ее любимого цвета. Сэнди стоял с Калхуном перед комнатой смеха. Толпа ползла мимо, напоминая гигантскую змею. Глядя на металлический фасад с балконами, откуда им махали механические клоуны, ухмыляясь красными губами, мальчик подумал, что комната смеха – это правда смешно. Когда Сэнди стоял у киоска, Калхун положил руку ему на плечо и привел сюда, в этот лабиринт, где извивались тоннели и без конца тянулись зеркальные комнаты, и по этой нескончаемой, истеричной колее разносился смех. Калхун попытался взять Сэнди за руку, но мальчик сказал: – Для этого я уже большой. – И Калхун тотчас отпустил его руку. – Прости, – ответил Калхун. Сэнди изучил пачку билетов, за которые заплатил пять долларов. – Сколько билетов на это нужно? – Три, вроде бы, – сказал Калхун. – Мама в порядке? – Она в порядке, Сэндмен. Что скажешь? Сэнди оторвал три билета за Калхуна и три за себя. Они отдали билеты девушке с косичками, которая сидела на табуретке наверху лестницы, и, миновав занавес из бисера, вошли в первую комнату. Стены были металлические, окрашенные в черный цвет. Сэнди знал, что они оказались в одном из жилых трейлеров двойной ширины, которые на этом карнавале маскировались под что-то, чем на самом деле не являлись. Он представлял пространство под комнатой смеха, придавленную колесами траву, шипящую гидросистему, поршни и рычаги, которые вращали, качали и делали так, чтобы все работало. На полу виднелись следы клоунских ботинок, которые отчего-то казались мальчику кровавыми. Они с Калхуном проследовали по этим следам вдоль узкого коридора к двери, на которой было написано: «ВОЙДИТЕ». Эта дверь вела в комнату поменьше, где находилось еще две двери – желтые, расположенные рядом, каждая со своим номером. – В которую? – спросил Сэнди. – Сам выбирай, Сэндмен. Мальчик задумался. – Давайте разделимся. Если выберем не ту дверь, мы сможем, как вы говорите, запутать след. – Может, они все ведут в одно место, – сказал Калхун. Сэнди пожал плечами. Каждый открыл свою дверь и вошел внутрь. Дверь Сэнди вела в узкий коридор, в дальнем конце которого работал проектор, освещал его странным спиральным узором. Это создавало впечатление, будто Сэнди заходит во вращающийся тоннель, хотя сам пол при этом не шевелился. Впереди стояли две девочки, ненамного старше его. Одна была высокая и худая, с длинной косой, в джинсах с манжетами на лодыжках; она обернулась через плечо и увидела, что он вошел в коридор. Затем тронула другую девочку за плечо и что-то прошептала, после чего обе рассмеялись и исчезли за дверью в дальнем конце, под проектором. Когда дверь открылась, Сэнди уловил музыку и проблесковые огни. Когда дверь закрылась, он снова остался один, звуки снова приглушились. От движения спирали ему было не по себе, поэтому он зажмурился и направился по коридору на ощупь, вытянув руки в стороны так, чтобы кончики пальцев как раз касались стен. Толкнув дверь в конце коридора, он обнаружил, что стоит в тесной комнате, где оглушительно громко играла музыка, беспокойно бегали огоньки и из стороны в сторону метались странные фигуры людей. Одна из этих фигур выскочила у Сэнди на пути так резко, что он едва не закричал. Это был силуэт клоуна, вырезанный из жести. Черты его лица искажал нелепый смех, а широко раскрытые глаза блестели, когда он покачивался в мерцающем свете. Сэнди пробрался сквозь это безумие и оказался перед дверью, отмеченной ярко-красной стрелкой. Когда он вошел, дверь с тяжелым металлическим лязгом захлопнулась у него за спиной. Музыка смолкла. Сэнди стоял в залитом флуоресцентным светом зеркальном лабиринте, где собственное отражение смотрело на него десятками разных искажений: удлиненное, утолщенное, суженное… Сдавленное, как какой-нибудь фрукт под ботинком. Он медленно шагал по этой комнате, осознавая, что бродит по лабиринту вроде того, из греческого мифа, который он читал в школе. Там еще, в самом его центре, обитало чудовище. Осторожно ступая, он свернул за угол. Там он нашел развилку: один путь вел налево, второй – направо, а между ними – стеклянная стена, в которой мальчик увидел себя не искаженным, но помноженным на бесконечность, на сотни, тысячи, миллионы Сэнди Гаскинов. Нескончаемая череда. – Сэнди. Он резко обернулся. Голос – ее голос – исходил откуда-то сзади. «Нет, только не она, нет, этого не может быть, он ведь ее увез…» В коридоре никого не было – только его отражения в зеркалах. – Билли? – позвал он. Но не услышал ответа, кроме приглушенной музыки за дверью и шума ярмарочной толпы. Он повернулся к выходу из лабиринта. Ему на плечо упала рука – маленькая, твердая и неприятная. Он закричал и обернулся, чтобы увидеть бледное лицо миловидной женщины, пристально глядящей на него. Она была в белом платье, волосы висели багряными локонами, и взгляд – безумных зеленых глаз – встретился с его, и хотя она улыбалась, за ее улыбкой таилось что-то ужасное, чудовищное. «Нет, нет, вы не можете быть здесь, вы же уехали с Тревисом в его машине, он так сказал…» Ее рука скользнула с его плеча к горлу, и улыбка на ее лице превратилась в ровную жесткую линию. – Милый Сэнди, – сказала она и принялась сжимать пальцы. Сэнди выдохнул, воздух вырвался из его горла. – Тс-с, – проговорила она, продолжая давить. Цвета, контуры и формы, присутствовавшие в комнате, а с ними и лицо женщины и ее многочисленных отражений, стали вытягиваться, изгибаться и складываться. У Сэнди перед глазами встали ярко-фиолетовые пятна, застлав взор, и он зажмурился, чтобы не видеть твари, которая отражалась в зеркалах, это чудовищное женоподобное существо, которое он прежде видел в кемпере и которое теперь улыбалось ему в зеркалах. «Мама, мамочка…» Женщина отпустила его горло, так же внезапно, как и схватила. Она упала на колени и взяла его руки в свои. Он при этом стоял и кашлял, с хрипами втягивая воздух. Она провела пальцем по его горлу. Нашла его пульс и остановилась там, прижав артерию, вдавив в кожу острый ноготь. Второй рукой она повела от его предплечья и достигла груди мальчика, где колотилось его сердце. Так они и замерли – женоподобное чудище и мальчик. – А теперь не шевелись, – прошептала она полными розовыми губами. – Тс-с, не шевелись. Он не шевелился, хотя разум его лихорадочно соображал.