Его охватила иррациональная уверенность, что нельзя терять ни минуты, потому что время уходит слишком быстро. Глава четвертая Белкин открыл сразу. В тесной прихожей стояла деревянная тумбочка-обувница, и Мише пришло в голову, что Анатолий Петрович сидел на ней и терпеливо ждал, когда в его дверь позвонят. – Я ждал, что вы придете, – ничуть не удивившись, проговорил Белкин, запирая допотопный замок. – Как интересно. – Миша протянул Анатолию Петровичу его папку. Тот взял и положил на обувницу. – Я и сам не знал, что приду. – Я не буквально сегодня имел в виду. Пойдемте на кухню. В прежние времена вся жизнь проходила на кухне. Ели, пили, беседовали, решали проблемы. Миша прошел за Белкиным по узкому коридору и попал в маленькую, но уютную кухоньку. Лампа с зеленым абажуром освещала стол, застеленный клеенкой того же травянистого оттенка. Белкин принялся выставлять на него варенье, мед, печение в вазочке. – Вы же с работы, наверное? Сейчас чай пить будем. Миша хотел отказаться, но вспомнил, что ничего не ел с самого утра, даже пообедать забыл, и понял, что голоден. – Можно, руки помою? – Разумеется. Анатолий Петрович жил один – об этом говорила и одинокая зубная щетка в стаканчике, и полупустая вешалка для верхней одежды, но квартира выглядела ухоженной и опрятной и без женской руки. Вернувшись в кухню, Миша присел на табурет возле окна. На столе уже стояла большая зеленая кружка с горячим чаем. – Вам с молоком? – спросил Белкин. – Сахар вот тут, если нужно. От молока Миша отказался, как и от сахара. – Я тоже безо всяких добавок пью, а иначе аромат не почувствуешь. Зачем же портить? И чашка чтоб большая, терпеть не могу, когда они размером с наперсток. Печенье было вкусное, варенье – тоже. – Сам варю, – с трогательной и немного забавной гордостью сказал Белкин, с удовольствием глядя, как Миша в один присест слопал целую вазочку. – Я много чего умею – солить, мариновать, варенье варить. С тех пор, как жена ушла, научился. Покупное не ем, а себя побаловать хочется. Миша почему-то решил, что Белкин вдовец, а он, оказывается, разведен. Анатолий Петрович поболтал ложкой в кружке. – Она решила, что я сошел с ума. Повернулся на своей идее. – Он печально улыбнулся. – Мне никто не верит, но я-то знаю, что прав. Белкин внезапно закашлялся, и Миша наконец заметил, что выглядит он плохо: болезненная худоба, землистая кожа, потухшие глаза. Со времени их первой встречи он постарел лет на десять и выглядел почти стариком, хотя было ему около пятидесяти. – Вы нездоровы? Анатолий Петрович отмахнулся: – Обычные старческие болячки. Ничего особенного. – Тон был слишком легким, и Миша сразу понял, что Белкин врет. – Вы мне сразу понравились. У вас добрые глаза. И видно, что вы въедливы и упорны, таким и должен был настоящий служитель закона. Миша хотел сказать, что в «служители» он попал волею случая, никогда не стремился стать полицейским, но промолчал. – За эти годы погибли двадцать девять человек, включая Мыльникова. Она погубила двадцать девять молодых здоровых мужчин, сломала жизни их близким. И будут еще смерти, трагедии, если… – Анатолий Петрович снова закашлялся. – Мы должны это прекратить. – Вы сказали «она»? – осторожно спросил Миша. – То есть вы подозреваете конкретную женщину? Белкин пожевал губами, затравленно глядя на него, как будто никак не мог выговорить что-то важное. – Не подозреваю, – сказал он, – знаю совершенно точно, но никому не могу сказать, потому что мне не поверят. Я попытался рассказать жене, но… Ласточкин попробовал было разобраться, но прошелся по верхам, и его интерес угас. Вы первый человек, который отнесся серьезно к моим словам, и поэтому вам я скажу все, как есть. Только сначала ответьте на один вопрос. Почему вы поверили мне? – Не могу сказать, что поверил. – Миша немного помолчал, подбирая слова. – Просто заметил некоторые… факты. – Он рассказал, к каким выводам пришел, а потом, решив ничего не утаивать, поделился и подозрениями. – Мой лучший друг встречается сейчас с девушкой по имени Настя и… Анатолий Петрович побелел. – Думаете, он станет третьим? Завершит цикл? От слов Белкина Мише стало не по себе. Возможно, сейчас от него – его решения, его усердия в попытках докопаться до истины, его веры или, наоборот, неверия, зависит жизнь Ильи! – Он не живет на Октябрьской. И не жил никогда. Так что, скорее всего, я ошибаюсь, – сказал Миша. Анатолий Петрович поправил очки – и в этом жесте Михаил узнал Илью. По спине пробежал холодок. Происходящее стало казаться еще более нереальным, сумасшедшим. – Она выбирает жертв вовсе не по их прописке. Я это тоже не сразу понял, потому и вел записи обо всех жителях Октябрьской. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что почти все убитые жили именно на этой улице, так что они подвержены большему риску. У нас спальный район, это ведь не центр города, куда стекаются жители со всего Быстрорецка. – По какому тогда принципу… Белкин, словно бы не заметив Мишиной реплики, продолжал: – Я понял, что ошибся, когда появилась первая жертва, никогда не жившая на Октябрьской. Тогда до меня дошло, что… – Он перебил сам себя и посмотрел на Мишу воспаленными глазами. – Как они познакомились? Ваш друг и та девушка? Миша задумался, припоминая. – Точно не знаю. Илья сказал, что был у меня на работе, тем вечером они и познакомились. У меня было ночное дежурство. Анатолий Петрович прикрыл глаза рукой. – Выходит, ваш друг заглянул к вам поздно вечером? – Кажется, он ушел от меня около девяти или в половине десятого. Говорил, что хочет успеть на автобус. У него нет машины. – Получается, он вышел и по пути к остановке встретил ее. – Или в автобусе. Белкин вздохнул. – Дай Бог, чтобы в автобусе. Тогда ему ничего не грозит. Но если все случилось на Октябрьской, то это точно она. Она ищет их поздно вечером, на этой улице, потому что… – Анатолий Петрович с трудом сглотнул, как будто что-то мешало ему говорить. – Потому что все началось именно там. Там случилось Происшествие. Он произнес последнее слово так, словно это было название всем известного события, вроде Олимпиады или кинофестиваля в Каннах. – Что за происшествие? – спросил Миша. Не отвечая, Белкин встал и вышел из кухни. Вскоре в комнате за Мишиной спиной что-то скрипнуло – очевидно, открылась и закрылась дверца шкафа, а спустя мгновение Анатолий Петрович снова появился возле стола. В руках у него были плоская бутылка и фотография в деревянной рамке. Он положил рамку на стол стеклом вниз, достал из навесного шкафчика две хрустальные рюмки. – Я за рулем, – предостерегающе сказал Миша. – Не волнуйтесь, мы по чуть-чуть. Мне нельзя пить, врачи запрещают, но на абсолютно трезвую голову, боюсь, не осилю. – Белкин разлил по рюмкам пахучую темную жидкость. – Пейте, не бойтесь. Это водка на ореховых перегородках. Полезно для иммунитета и для легких. Сам настаиваю. Анатолий Петрович сел, поднял рюмку и опрокинул в рот привычным жестом. Миша тоже отпил немного: настойка оказалась терпкой, приятной на вкус, и пилась легко. Выпив, Белкин взял со стола фотографию, посмотрел на нее пару секунд и протянул Мише. Тот машинально взял. Снимок был цветной, с него на Мишу смотрели: симпатичная стройная женщина лет сорока, парнишка-подросток и девушка не старше восемнадцати. Все трое были неуловимо похожи, и Миша решил, что это мать с детьми. Судя по одежде и прическам, фото было сделано в конце восьмидесятых или в начале девяностых. – Восемьдесят шестой год, – словно бы угадав, о чем он думает, проговорил Анатолий Петрович. – Моя мать, я и старшая сестра. Анастасия. Мы звали ее Тасей. – Анастасия! Вы хотите сказать… – Уверен. Та женщина, которая утянула в могилу одного за другим всех этих людей, – моя родная сестра. Миша шумно выдохнул. Нет, Белкин, определенно, не в себе. – А вас не смущает ее возраст? Вашей сестре сейчас за пятьдесят! Я сам видел Настю, и ей лет двадцать максимум. А то и меньше. Белкин посмотрел на Илью свинцовым взглядом. – Ей только-только исполнилось девятнадцать. Такой она навсегда и останется. – Он снова плеснул себе в рюмку. – Тася умерла. Я убил ее. Это случилось больше тридцати лет назад. Миша оторопело молчал. Он не знал, чему удивляться сильнее: тому, что Белкин совершил такое страшное преступление, или тому, что он верит, будто призрак его сестры убивает людей. – Я по вашему лицу вижу, о чем вы думаете, – усмехнулся Анатолий Петрович. – Понимаю, я бы и сам так думал: тронулся, мол, старый дурак. Но все же попробую вас переубедить. Прошу, приглядитесь к фотографии. Похожа ли Тася на Настю?