– Я своего брата-вояку окопного за версту чую по запаху кирзы. А ты чужой. Не вписываешься ты в портупею, как та корова в седло. Рассмеяться шутке. Глянуть ободряюще. Ну, давай, давай, оттаивай. Ты же не знаешь, кто стрелял. Точно не я. Я первую помощь оказывал, бинтиком ранки перевязал, обезболивающие вколол – заботу проявил. – Я «без портупеи», я на фронте по другому ведомству числился. – Значит, или снабженец, или чекист. – Ну, пусть буду снабженец. – Ты мне удружил? – кивнул на перебитую руку. Не дурак, совсем не дурак. А если не дурак, можно попробовать договориться. С дураками сложнее, они проекции строить не умеют и выводы делать. Замолчат – и хрен с места сдвинешь. А тут есть шанс. – Может, я, а может быть, не я, какое это теперь имеет значение? Кивнул. Спросил спокойно, без нажима и дрожи в голосе: – Кончать меня будешь? – С чего ты взял? – Рожу не прячешь. Прав ты: я офицер, боевой, с самой «земли», не раз по чужим тылам лазил, так что не надо мне тут горбатого лепить. Раз личико не прячешь, значит, уверен, что я никому тебя не опишу. Иначе бы прикрылся. Так? Точно, умен. И даже слишком. Тут хитрые подходы не сработают. – Ты в меня стрелял? Вижу, ты. Хорошо стреляешь, хоть и «без портупеи». Я так сразу и понял: слишком быстро и вовремя ты возник со своим медицинским чемоданчиком. Прямо, как фея из сказки. Только я ни в фей, ни в волшебные сказки не верю. Только если в сказке есть страшные колдуны и вурдалаки. – Застонал. – Обезболивающего больше не дашь? – Нет, только после разговора. А то мало ли чего ты наплетёшь под дозой. – А выпить? Есть что-нибудь выпить? Кончать – кончай, а лишку не издевайся! Приговоренному последнее желание положено. Водка или спирт имеются? Не жмись, давай, в боевых всегда есть чем глотку смочить для согрева, и чтобы языки развязывать. Может, и у меня развяжется. – На, держи. Запрокинул голову, хлебнул из горла тремя жадными глотками, аж задохнулся и глазки заслезились. Или это от боли? – Допустим, я скажу… Что взамен предложишь? – Жизнь. – Врешь! Так разговор у нас не получится. Живым ты меня не выпустишь – факт. Только если через вербовку. Не желаешь? Я нынче не при делах, так что мне всё одно кому служить: хоть им, хоть тебе, хоть черту с рогами. Много не запрошу. А может, и верно? Служака он отменный и через него можно… Но нет, нельзя. Видел он меня и запомнил: у разведчиков память цепкая, это тебе не прохожий на улице. Поди, детально уже физиономию разобрал, чтобы на фотороботе обратно собрать. Да и не будет у него новых дел, потому как он это завалил. Спишут его, ну или в лучшем случае контакты оборвут. Не проходит вербовка, отработанный он материал – шлак! А шлак в отвал идет. – Добро! Согласишься сотрудничать, подпишем контракт. – Через информацию? – А как иначе? Расскажешь всё, что знаешь, я сравню с тем, что знаю сам, а иначе тебе веры нет. Тут либо кровью вязать, либо жареными фактиками. По рукам? – Руку ты мне в хлам разнес, так что давай без рукопожатий. Соцпакет будет? – Обязательно. Похороны за казённый счёт. В ближайшей лесополосе. Усмехнулся невесело. – Ладно, банкуй. Один хрен придется всё тебе рассказать, только через «кишки на шомпол». Ни к чему мне героя изображать, нет позади меня ни Родины-матери, ни Сталина, ни даже Москвы, чтобы на амбразуру грудью кинуться. – А кто есть? – Кто-то есть, коли я здесь. А вот кто – не скажу. – Отчего так? – Я сам его не знаю. Адресок мне скинули, я написáл. – Кто скинул? – Кто скинул, того уж нет. Я чиркнул, мне ответили. По скайпу поговорили культурненько, анкетку попросили заполнить, как в отделе кадров. – А дальше на полосу препятствий бросили, где-нибудь в Африке или на Ближнем Востоке? Так? – Откуда знаешь? – Знаю, поэтому рекомендую говорить только правду. Как на Библии. – Точно, Африка. Бегал, стрелял, взрывал… – Кто еще с тобой был? – Поросята Нуф-Нуф и Наф-Наф. Я серьёзно! Маски на нас были. Я Ниф-Нифом был во-о-т с таким пятачком. Короче, звероферма парнокопытных и в инструкторах Волк-Зубами Щёлк. Сходится, пока всё сходится. – Дальше. – Дальше – больше. Дельце одно поручили, не здесь, в Азии, человечка пугнуть… до смерти. Я пугнул, как просили. Билет – туда, билет – обратно, четыре часа на месте и всех делов! – Кто просил? – Не знаю, но причитающиеся денежки получил до цента. Без кидалова. После еще работенку подбрасывали. – Один работал? – Один. – А командиры, наблюдатели, помощники? – Может, и были, но я их не видел. Наверное, кто-то присматривал, как я теперь, но контактов никаких. Уж на что я в теме, но не было такого раньше, чтобы лично на месте не побывать, не осмотреться, не принюхаться. А здесь! Не поверил бы, кабы самому не пришлось. И тут сходится… Всё сходится. – Сюда направил кто? – Хрен в пальто. Ну, или не в пальто. Мейл пришел. Потом ноут подогнали с программой, адресок «берлоги» скинули. Полмесяца в той норе сидел, смотрел, как по экрану наперегонки цветные фишки бегают. И сам бегал. Крепко у них дело поставлено, не потеешь на местности, грязь сапогами не месишь – сиди, смотри веселые картинки, запоминай. Там каждый поворот, каждая ступенька… Ей-богу! У них даже темп шагов просчитан! Я тот кабак лучше заведующего и даже уборщицы изучил, как будто сам полы в раскорячку драил! Я про любую дверь, про кухню, про сортиры, про картины на стенах в деталях рассказать могу! – Врёшь ты всё! – Кабы хотел соврать, придумал бы чего попроще. А такое… такое даже в пьяном виде не приснится. Хотя понимаю, сам бы в глаза плюнул тому, кто такую басню рассказал. – Команду ты собрал? – Частично я, своих бойцов-официантов подтянул. А остальные, которые клоуны – это не мои. Я их даже в лицо не видел, только носы и уши. – Твои задачи? – Отсматривать, страховать, подменять, подчищать. – И своих? – И моих. Как в боевых условиях – тут без вариантов. Это моя работа. – Что дальше? – Дальше? Дальше ты, как черт из табакерки. И всё кувырком. Хорошо ты тут всё сладил. – Почему я? – Больше некому. Последний живой всегда и есть самый хитрый и главный. В остатке только ты, остальные уже на небесах. Вот и выходит… Верно мыслит. Опасно. – Адреса, мейлы, пароли? – Пиши… Вспоминает, диктует почти без запинки. Ничего не просит, хотя надеется. Все надеются до последней секунды. Слушать, улыбаться, переспрашивать, детали обсуждать, чтобы поверил, расслабился и… принял неожиданную, мгновенную, милосердную смерть. Лучше, когда люди умирают счастливыми. И спокойнее – и жертве, и палачу. Но почему-то кажется, что ему счастливая смерть ни к чему, потому как он с ней накоротке знаком. Не нужен ему обман.