Сушка выглядывала из-за его колена, повизгивая от нетерпения. Гвозди заскрипели, что-то брякнуло, хрустнуло… — Вуаля! Засов, заскрежетал, сдвинулся, как стрелка гигантских часов, щеколда и висящий на ней замок вместе с проушиной грохнулись оземь. Рената толкнула дверь, та поехала тяжело, со скрипом. Прямо за порогом наискось стояла гнутая водопроводная труба в струпьях облупившейся краски. Девушка сдвинула ее в сторону, сделала неуловимое движение рукой — и Сушка кинулась внутрь. — Давай, девочка моя! Работай! Собака, взвизгнув — уже не жалобно, а как будто радостно — скрылась в темноте. Арина подошла, заглянула. Собственно, темноты особой там не было. Луч Ренатиного фонарика ткнулся в доски, садовые инструменты, жестяные и стеклянные банки, комки неопознаваемого тряпья, эмалированный чайник с черным боком… Замерев на мгновение, Сушка стремительно переместилась в правый угол, где хлам было особенно обилен. Обернулась к хозяйке, гавкнула особенно звонко — трижды. Попыталась раскопать кучу. Гавкнула еще раз — недовольно. — Разгребаем? — спросил Киреев. — Или криминалиста вызовешь? — Ладно, сами сфотографируем и достаточно. В куче хлама, помимо искореженных останков детской коляски, ржавых санок, полудюжины проржавевших насквозь ведер и немыслимого количества заскорузлой обуви и тряпья, обнаружилась даже лопата. Тоже ржавая. — Арин, посвети? — попросил Киреев. — А то врежусь в какой-нибудь снаряд сорок третьего года. Копать было трудно. Слежавшаяся земля тупой лопате поддавалась плохо. — Погодите, я хоть лопату нормальную принесу, — предложила приглашенная в понятые Нина Геннадьевна. — Может, там кошка или собака закопаны? — задумчиво произнес Киреев. — А мы тут корячимся. А? Старший сержант? Может ваша собачка могилку Мурзика или Мухтара унюхать? — Да может… — повела плечом Рената. — Только… Понимаете… Ее же на человеческие останки натаскивали. На животных она… Короче, она бы по-другому себя вела. Да и странно. Кошку или собаку закопали бы в углу двора, например. Зачем в сарае-то? — Не было у них ни кошки, ни собаки, — сообщила Нина Геннадьевна, подавая Кирееву лопату — отлично наточенную, с гладкой, отполированной многолетними трудами ручкой. — То есть был пес, но давным-давно, его грузовик сбил, еще Славка тут жила. — Ну авось… А то обидно было бы… — вздохнул опер, принимаясь копать дальше. — Может, тебя сменить? — довольно фальшиво предложила Арина. — Сам справлюсь, — невнятно буркнул он и тут же позвал совсем другим голосом, ясным и отчетливым. — Арин! Кажется, что-то есть… Вниз посвети? Она направила фонарь, куда он указывал. В яме лежало что-то мохнатое — как будто собака. И довольно крупная — из-под шерсти высовывалась обнажившаяся кость. Даже если это задняя нога, подумала Арина, не меньше овчарки… Но когда Кир краем лопаты попытался раздвинуть слежавшиеся меховые лохмотья, показалось что-то круглое, темное… — Мать твою! — выдохнул опер. — Это то, что я думаю? — Похоже на лобную кость, — проговорила Арина почти шепотом, потому что собаке эта кость принадлежать точно не могла, даже очень головастой. Данетотыч, к счастью, оказался свободен и приехал буквально через двадцать минут. — Все разорили, ироды?! — Как можно, ваше смертейшество! — замахал руками Киреев. — Как только поняли, что без вашей милости не обойдемся, раскопки тут же прервали. — Ну-с, поглядим, поглядим. — Федотыч, это надолго? — спросила Арина. — А ты куда-то торопишься? — Куда ж я денусь. Но мне бы еще с собачкой поработать. В смысле выбрать с ее хозяйкой потенциальные источники запаха и протокол оформить. — Иди оформляй, потом я тебе тут все продиктую… А кто фотографировать будет? Или ты… Фиксировать извлечение останков пришлось все тому же Кирееву. — Вот только скажи про швеца и жнеца, все брошу, сама будешь делать или криминалиста жди! — пригрозил он усмехнувшейся не вовремя Арине. С протоколом изъятия «запаховых источников» она управилась быстро. — Мы вам еще нужны? — почти робко спросила Нина Геннадьевна. Ее приятельница, которую тоже взяли в понятые, стояла бледная и свое согласие «помочь следствию» уже явно проклинала. — Еще немножко, — попросила Арина. — Вершина, иди ко мне, — позвал Данетотыч. — Диктовать буду. Надиктовал он, впрочем, немного. — С фотографиями и того достаточно, все прочее я уже на столе смотреть стану. Тебе, конечно, срочно? Так я поехал. Арина обернулась. Рената с Сушкой почему-то еще не уехали. Киреев угощал псину какими-то мелкими сухариками и что-то рассказывал ее хозяйке. Похоже, оперские байки травил — да еще и в лицах. Рената то и дело заливалась хохотом, довольная Сушка звонко взлаивала — помогала. Вот и хорошо! Лишь бы завтра не забыли в промзону приехать, сердито подумала Арина и окликнула: — Федотыч, погоди! Я с тобой! — Ну что, Вершина, вещички-то собрала уже? — спросил вдруг Данетотыч, едва они отъехали от минкинского дома. — На отвальную не забудь пригласить! — он хохотнул. — Отвальную? — Так и знал, что зажилить решила. Не жмоться, Вершина, ты ж теперь женой большого человека будешь, чего копейки считать. В Питере, конечно, повеселее, чем в Волхове или куда его там назначают, зато должность вон какая! Мысли неслись в Арининой голове стремительно, как машины на «Формуле 1». Взревывали на поворотах — как будто вскрикивали. У Виталика новая должность?! Большой человек?! Если Данетотыч догадается, что муж ей не сказал — даже не намекнул! — она ж со стыда сгорит. Великая любовь и образец счастливой семьи, ага! — А, ну да! — она сделала вид, что сперва просто не поняла, о чем Данетотыч толкует. Тот вроде поверил. — Вот тебе лафа будет! — С какой стати? Где я, а где администрация? — Ой, да ладно! Ясно же, что при такой должности он тебе красную дорожку в местный следком раскатает. Может, еще начальником станешь. — Ладно тебе! Какой из меня начальник? Не мое это. — Да кто ж тебя спросит. Карьера — дело святое. — Какая еще, к лешему, карьера? Мне моя работа нравится, зачем куда-то еще карабкаться? — Ну это ты так думаешь… Хотя… Если мне завтра предложат всеми отделениями руководить, я ж откажусь. Куда я без моих жмуриков? Сопьюсь. Ты знаешь, что мне однажды уже предлагали большим начальником стать? — И ты отказался. — Точно. Жена сказала, что я кретин, и умчалась в голубую даль. — Погоди, ты ж вроде женат. — Это нынешняя, третья. Первая по молодости была, еще до диплома, медовый месяц — и фьюить, развелись. Потом Лолка появилась, в смысле Алла, которая, оказывается, хотела, чтоб я начальником стал. Ну и Катерина, с ней уж, наверное, до могилки дотянем. Разлюбезная моя Катерина Матвеевна! — завершил он голосом красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни». — Ты не в курсе, что ли? Это вроде не секрет. — Да я как-то… А вот ты откуда все про меня знаешь? — Подумаешь, секрет Полишинеля! Все знают. Жалко, конечно. С тобой хорошо было работать. — Думаешь, мне туда все-таки придется переводиться? — Ну а как еще? Он там, а ты здесь? Приехали, госпожа следователь. — Ты уверена, что хочешь присутствовать? Труп старый, дело долгое выйдет. — Не знаю. Но если ты скажешь, что это девочка, это все меняет. Останки старые, но женский скелет ведь от мужского отличается? — Женский от мужского — да. Только отличаться они начинают в период полового созревания. Да ладно, не мрачней. Там не только кости. С почвой повезло, да и овчина, в которую тело было завернуто, помогла. — ДНК-тест можно будет сделать? В смысле сохранности генетического материала? — Без вопросов, материал там будет. У тебя есть предположения?