* * * Чайника Арина не боялась — за два года успела привыкнуть, что новый начальник делает все, чтобы «держать вверенный контингент в тонусе», нет повода — просто так нотацию закатит. Например, из-за того, что ты не явился вовремя с ежедневным докладом. Ни допрос ключевого свидетеля, ни даже «внеплановый» труп в качестве оправданий не принимались. Положено — значит, положено. Чтоб не расслаблялись. Иван Никитич никогда себе такого не позволял. Суров был — ну так работа такая, а попусту цепляться ему и в голову бы не пришло. Когда он уходил в отставку, все были уверены, что в его кресло сядет Савонарола — Семен Игнатьевич Савельев — старейший следователь подразделения, педант, зануда и придира. Натуральный Великий Инквизитор. Но дело он знал как мало кто, и работать с ним было, безусловно, можно. А прислали варяга. Думали, долго не засидится, прыгнет из кресла начальника районного следственного комитета к новым карьерным высотам, но их, видимо, пока не подворачивалось. Даже забавно — третий год красавец нами руководит, а все — «новый начальник». Чайник — он чайник и есть. Первое, что он — Петр Ильич Чайкин — сделал на новом месте — выбил из хозуправления какие-то неведомые фонды на ремонт собственного кабинета. Обустроил «рабочее» пространство. Только этим Арину и напрягали регулярные «мотивационные беседы»: стоять в кабинете, где ничего, ничегошеньки не осталось от Ивана Никитича, было по-настоящему тошно. В раздражении она слишком резко дернула связку ключей, которую — вот еще дурная привычка! — крутила в руках, и подвешенный к ней крошечный, полтора на полтора сантиметра кубик Рубика соскочил с разболтавшегося шпенька, выскользнул из-под пальцев, весело проскакал по столу и спрыгнул на пол. Кубик было жалко. Виталик, тогда еще будущий муж, подарил его Арине в стародавние времена. Вздохнув, она поднялась, обозрела на всякий случай заваленную бумагами столешницу — может, упрямый брелок и не падал на пол, может, спрятался в бумажных завалах? Но увы. На столе ничего не пестрело. И прямо под ногами тоже. Арина задвинула свое кресло под стол, присела между стеной и его спинкой, огляделась. Но яркого разноцветного пятнышка было не видать нигде. Не хватало еще, чтобы под сейф закатился! Рука туда не пролезет, и что делать? По закону подлости кубик наверняка именно под сейф и закатился! Но, может, все-таки нет? У приличных девушек, бормотала она себе под нос, шаря ладонью там, куда не достигал взгляд, у приличных девушек в одном из ящиков стола непременно вязание лежит — чтобы время коротать между офисными чаепитиями. А в вязании — спицы. Спицей под любым сейфом можно пошуровать. А у тебя во всех ящиках — сплошные служебные материалы (те, которые не обязательно в сейф складывать). И никаких спиц! Неловко извернувшись, она опустила голову к самому полу — над лопаткой стрельнуло — и одновременно не столько услышала, сколько почувствовала: в кабинете кто-то есть. В животе ледяной тяжелой каплей завозился страх Это было глупо, очень глупо. Паникерша! Какой-такой злоумышленник сумел пробраться в глубину занимаемого следственным комитетом здания? Да еще именно в ее кабинет? И все-таки тут кто-то был. Стоял прямо перед ее столом — она видела ноги в кроссовках. В удивительно знакомых кроссовках… — Кирка! Ты чего врываешься? Напугал, чтоб тебя! Выбравшись из-под стола, она умостилась в разболтанное офисное кресло, поерзала — между левой лопаткой и шеей ощутимо ныло. Не остро, но неприятно: акробатика под столом не прошла даром. Во всех смыслах этого слова. Арина словно видела себя со стороны: наверняка красная, растрепанная, и на джемпер, небось, затяжек насажала, вечером придется, щурясь, орудовать крючком, заправляя их на изнанку. А этому как с гуся вода! Стоит довольный, любуется на несказанную ее красоту. Когда Арина только начинала работать, она довольно долго считала, что Кира — это уменьшительное от Кирилл, а регулярно проскакивающие в разговоре то Ира, то Ирка списывала на вечные оперские шуточки. Потом обнаружилось, что Кира (или просто Кир) — сокращение от фамилии Киреев. Имя же у него было диковинное — Иреней. И внешность такая же — Илья Муромец в полный рост. Язычок у него, впрочем, был острый, как бритва, Арина поначалу даже обижалась на его едкие шуточки. Но быстро поняла, что Киреевский цинизм примерно того же происхождения, что и специфический юмор патологоанатомов — потому что ежедневно приходится сталкиваться с тем, чему и помочь нельзя, и терпеть невыносимо. — Видела уже? — опер бросил на ее стол газету. «Вестник», кто бы сомневался! На первой полосе красовался броский заголовок: «Смерть играет в куклы» с пометкой «читайте на развороте результаты журналистского расследования». Под ним — крупная, чуть размытая фотография последнего места преступления. Точнее, места обнаружения последнего черного трупа. Снимок, что хуже всего, был сделан в момент осмотра: слева от скамейки стояла она сама, в шаге от нее — вооруженный фотокамерой эксперт-криминалист. Кадр там и сям пестрел вовсе уж туманными полосками и бликами. Ясно, снимали из соседней аллеи, с телеобъективом. Но как эти чертовы журналисты оказались там так быстро? В правом углу ярко белели буквы — немного мельче, чем в заголовке: «Следствие в тупике?» Вопросительный знак не позволял обвинить издание ни в диффамации, ни в оскорблении официальных органов. Что такого? Это же просто вопрос! Каждый имеет право строить предположения. Даже если завтра на первой полосе поставят заголовок «Следователь лечится в наркологической клинике?», ничего им не сделаешь. Если, конечно, внутри текста будет написано что-нибудь вроде: «Непредвзятое журналистское расследование выяснило, что пациентка К. клиники „Ля-ля-ля“ лишь слегка похожа на следователя Арину Вершину». И фотография — размытая, но свидетельствующая: да, похожа. И ничегошеньки им не сделаешь! Какие претензии? Мы же написали, что в клинике лечится совсем другая дамочка! Ах, вы считаете, что подавляющая часть населения читает только заголовки, поэтому наша публикация наносит ущерб репутации упомянутого следователя? Или, как в данном случае, следственных органов в целом? Обращайтесь в суд! С более чем сомнительными перспективами. Издание на этом еще и бесплатную рекламу заработает. Может, они хоть в самом тексте что-то «не то» сказали? Открыть разворот она не успела. — Вершина, к Петру Ильичу! Секретаршу Чайник сменил сразу, как только завершил обустройство кабинета. Бессменная и, главное, всеми любимая Тамара Терентьевна отправилась дорабатывать оставшиеся до пенсии месяцы в архив, а на ее место уселась длинноногая большеглазая Анжелика. Тамару Терентьевну было жалко. Арина сгребла со стола папки, фототаблицы и даже листы с собственными невнятными каракулями, сунула в нижнее, почти свободное отделение сейфа, лязгнула дверцей. — Молодец! — непонятным голосом похвалил Киреев. — Соблюдаешь инструкции. — Ну не выгонять же тебя из кабинета. А вдруг проверка явится? — Угу. Или налет злоумышленников. Меня кирпичом по кумполу, а документы украдут! И продадут за тыщу мильёнов двадцати бандитским группировкам и пяти вражеским разведкам. Да иди уже, а то Чайник из тебя чучело набьет. * * * Арина молча разглядывала собственные ногти, лишь бы не поднимать глаз на разгневанное начальство. И главное, чтоб не видеть сногсшибательной элегантности кабинета. Ногти были гораздо хуже, чем у Анжелики. — Вот это что такое? — Чайник помахал перед ней развернутой газетой. «Питерский Вестник», кто бы сомневался. — Что это? Что ты этой журналистке наговорила? — Можно? — Давай, давай, полюбуйся! Фотографию на разворот поставили ту же, что на первую полосу, разбавив текст и еще несколькими снимками — историческими. Арина пробежала глазами по строчкам — наискось. Текст был, по правде говоря, ни о чем. Авторша — ее фото красовалось в правом верхнем углу — пыталась проводить параллели с самыми известными «маньяками». Был тут и Чикатило, и Джек Потрошитель, и Зодиак, и Берковиц, и Тед Банди. Даже почему-то Уна Бомбер и Ледяной человек Куклинский, который и вовсе был киллером. Вот уж где имение, а где вода, подумала Арина. Наобум повыдергала из википедии серийных убийц и давай строчить. Ну по крайней мере она не называет этого убийцу Красильщиком, как многие другие. И, что еще лучше, судя по перечню «параллелей» журналистам еще не известно, что жертв не насиловали. И чего Чайник так взбеленился? Хотя она понимала — чего. Пакость была в том самом вопросительном знаке, которым заканчивался подзаголовок «Следствие в тупике». В самом же тексте журналистка, пройдясь по «упорному молчанию», писала: «Создается впечатление, что следствие не то топчется на месте, не то зашло в тупик. И всем нам, разумеется, очень хочется, чтобы впечатление это было ложным». Не придерешься. — А что, собственно? — Арина как бы удивленно подняла брови. — Насочиняла эта, как ее… Регина Андросян, нарассказывала сказок, вот и все. Я с ней даже не разговаривала. Все звонки же на приемную переключаются. — Стрелки переводишь? — сморщился Чайник и взревел. — Анжелика! Та возникла на пороге так быстро, словно подслушивала под дверью. — Видела? — Чайник показал ей газету. — Разумеется, видела, Петр Ильич. — Кто перед этой Андросян язык распустил? — Никто, Петр Ильич. Журналисты звонят постоянно, я всем отвечаю «без комментариев». Эта девушка лично явилась, требовала встречи с ведущим следователем и с вами. Грозила законом о печати, о праве на информацию твердила, потом на жалость давить стала. Что у нее задание, что ее уволят, — Анжелика едва заметно, уголком рта улыбнулась. — Что ты ей сказала? — Ничего, Петр Ильич. — Но она тут понаписала… Ты сама-то читала? — Разумеется, Петр Ильич. Там нет ничего, предположения и домыслы. — Но она пишет, что по Петербургу серийный убийца разгуливает! — Три убийства по одной схеме — это серия, Петр Ильич, — бесстрастно констатировала Анжелика. — А что схема одна — не надо быть гением, чтобы догадаться, достаточно на снимки с мест посмотреть. — И откуда же у них, у стервятников, снимки? — почти ласково спросил Чайник. — Кто пустил их на места? Мысленно Арина почти аплодировала длинноногой красотке. Ну и что, что ногти! Не на рабочем же месте она их красит. Наоборот, говорили, что девчонка толковая, диплом юрфака не за красивые глаза получила. И с Чайником вон как умело обращается. Хотя работка у нее совсем не сахар: мало того, что начальник — тот еще жук, теперь и журналисты налетели. А она кремень, никому ни полсловечка. Даже про способ умерщвления жертв и то никто пока не пронюхал. — Петр Ильич, — вмешалась она. — Никто журналистов на места не пускал. Но это же парк. А снимать не обязательно вблизи. Телеобъективы у них, понимаете? Видите, полосы и пятна? Это ветки и листья, только не в фокусе. С соседней аллеи, я так думаю, снимали, через кустарник. — Она так думает! Вот откуда журналистка знает, кто дело ведет? Ты с ней все-таки трепалась? — Нет, Петр Ильич, ни с этой Андросян, ни с кем-то еще из журналистов я не общалась, — кротко ответила Арина, подумав, что вообще-то прессконференцию надо было организовать уже давно. Или прессрелизы, что ли. Меньше вони было бы. — И откуда они знают тогда про тебя? — Фамилия следователя — не секретная информация, — по губам Анжелики опять скользнула все та же улыбка. Почти неуловимая — не придерешься. — А про то, что следствие в тупике? — Мы же брифинги не проводим, вот они и злятся. — Брифинги им! Они тогда вовсе с цепи сорвутся. Ладно, иди. Я не тебе, Вершина! Арина только вздохнула. — Ты понимаешь, как тебе повезло, что такое дело в руки досталось? — продолжал бушевать Чайник. — Громкое! Пресса из кожи вон лезет, меня каждый день сверху трясут. Тебе все плюшки, мне все шишки. А ты ваньку валяешь? Может, все-таки попробовать хоть что-то ему объяснить? А то «ваньку валяешь»! — Я работаю, Петр Ильич. Но мы пока не понимаем смысл происходящего. — Какой тебе смысл нужен? — перебил он. — У психа снесло крышу, он начал убивать, — назидательно сообщил он и взглянул на Арину свысока. Хотя она стояла, а он сидел.