Надо что-то решать. Дин снова вытаскивает шестипенсовик. Орел – Д’Арблей-стрит и Грейвзенд. Решка – Беруик-стрит, Сохо и музыка. Дин подбрасывает монетку… – Прошу прощения, вы – Дин Мосс? Монета летит под бордюр тротуара и укатывается из виду. «Мой шестипенсовик!» Дин оборачивается и видит гомика-битника из «Этны». На нем меховая шапка, как у русского шпиона, а вот акцент похож на американский. – Ох, простите, вы из-за меня монетку выронили… – Ага, выронил нафиг. – Погоди, вот она. – Незнакомец наклоняется и поднимает с земли шестипенсовик. – Держи. Дин сует монету в карман: – А ты вообще кто? – Меня зовут Левон Фрэнкленд. Мы встречались в августе, за кулисами в брайтонском «Одеоне». Шоу «Будущие звезды». Я был менеджером «Человекообразных». А ты был с «Броненосцем „Потемкин“». Исполнял «Мутную реку». Классная вещь. Дин вообще с сомнением принимает похвалу, особенно когда она исходит от вроде бы гомика. С другой стороны, конкретно этот гомик – менеджер музыкальной группы. А в последнее время Дина не балуют похвалой. – Так я ее и написал. Это моя вещь. – Я так и понял. А еще я понял, что вы с «Потемкиным» разбежались. У Дина замерз кончик носа. – Меня выгнали. За ревизионизм. Смех Левона Фрэнкленда зависает рваными облачками мерзлого пара. – Ну, это все-таки не творческие разногласия. – Они сочинили песню о Председателе Мао, а я сказал, что это все фигня. Там был такой припев: «Председатель Мао, председатель Мао, твой красный флаг – не шоколад и не какао». Вот честное слово. – Тебе с ними не по пути. – Фрэнкленд достает пачку «Ротманс» и предлагает Дину. – А без них я в тупике. – Дин берет сигарету закоченевшими пальцами. – В тупике и по уши в дерьме. Фрэнкленд подносит к сигарете Дина шикарную «Зиппо», потом прикуривает сам. – Я тут невольно подслушал… – Он кивает в сторону «Этны». – Тебе сегодня ночевать негде? Мимо проходят моды, разодетые по случаю вечера пятницы. Закинулись спидами и топают в клуб «Марки`». – Угу. Негде, – отвечает Дин. – У меня есть предложение, – заявляет Фрэнкленд. Дин ежится: – Да? А какое? – В кофейне «Ту-айз» выступает одна группа. Мне хотелось бы узнать мнение музыканта об их потенциале. Если пойдешь со мной, то потом можешь заночевать у меня на диване. Я живу в Бейсуотере. Там не «Ритц», конечно, но теплее, чем под мостом Ватерлоо. – Но ты же уже менеджер «Человекообразных». – Бывший. У нас творческие разногласия. Я… – (Где-то разбивается стекло, звучит демонический хохот.) – Я ищу новые таланты. Дин обдумывает предложение. Очень соблазнительное. Будет тепло и сухо. Вдобавок наутро светит завтрак и душ, а потом можно обзвонить всех знакомых из записной книжки. У Фрэнкленда наверняка есть телефон. Вот только чем придется расплачиваться за такую роскошь? – Если боишься спать на диване, – с улыбкой говорит Левон, – можешь устроиться в ванной. Она запирается. «Ну точно голубой, – думает Дин. – И знает, что я догадываюсь… Но если сам он этим не заморачивается, то и мне не стоит». – Диван меня вполне устроит. В подвале кофейни «2i’s» по адресу: 59, Олд-Комптон-стрит – жарко, влажно и темно, как в подмышке. Над сценой – низеньким помостом из досок, уложенных на ящики из-под молока, – висят две голые лампочки. Стены в испарине, с потолка капает. Всего пять лет назад кофейня «2i’s» была самым крутым местом в Сохо. Здесь начинались карьеры Клиффа Ричарда, Хэнка Марвина, Томми Стила и Адама Фейта. Сегодня на сцене «Блюзовый кадиллак» Арчи Киннока: Арчи – вокал и ритм-гитара; Ларри Ратнер – басист; ударник в футболке (ударная установка едва помещается на сцену) и высокий тощий нервный гитарист, рыжий и узкоглазый, с молочно-розовой кожей. Колышутся полы лилового пиджака, рыжие пряди свисают над грифом. Группа играет старый хит Арчи Киннока – «Чертовски одиноко». Дин тут же замечает, что у «Блюзового кадиллака» вот-вот отвалится не одно, а сразу два колеса. Арчи Киннок либо пьян, либо укурился в хлам, либо и то и другое. Он по-блюзовому стонет в микрофон: «Мне черто-о-о-о-овски одино-о-о-о-око, крошка, мне черто-о-о-овски одино-о-о-о-око», но путается в аккордах. Ларри Ратнер не попадает в ритм и, подпевая: «Тебе то-о-о-оже одино-о-о-о-о-о-око, крошка, тебе то-о-оже одино-о-о-о-о-око», отчаянно фальшивит, а на полдороге вдруг орет ударнику: «Че так тянешь?!» Ударник морщится. Гитарист начинает соло с витой гулкой ноты, держит ее на протяжении трех тактов, а потом превращает в утомленный рифф. Арчи Киннок снова вступает на ритме: ми-ля-соль, ми-ля-соль, а гитарист подхватывает мелодию и чудесным образом отзеркаливает. Второе соло еще больше завораживает Дина. Зрители тянут шеи, зачарованно глядят, как пальцы летают по грифу, скользят по ладам, щиплют, прижимают, гладят и перебирают струны. Как это у него получается? После кавера Мадди Уотерса «I’m Your Hoochie Coochie Man»[4] звучит еще один номер Арчи Киннока, не такой хитовый, «Полет на волшебном ковре», который переходит в «Green Onions»[5] Стива Кроппера. Гитарист и ударник играют со все возрастающей живостью, а старые клячи, Киннок и Ратнер, еле плетутся следом. Лидер группы заканчивает первое отделение, обращаясь к двум десяткам зрителей так, словно только что отыграл на ура в переполненном Ройял-Альберт-Холле: – Лондон! Я – Арчи Киннок! Я снова с вами! Не расходитесь, скоро второе отделение. «Блюзовый кадиллак» уходит в подсобку сбоку от сцены. Из дребезжащих колонок раздается «I Feel Free»[6] с дебютного альбома Cream, и половина зрителей отправляется наверх, за кока-колой, апельсиновым соком и кофе. – Ну как тебе? – спрашивает Фрэнкленд Дина. – Ты привел меня посмотреть на гитариста? – Угадал. – Он классный. Левон изгибает бровь: мол, и это все? – Офигительно классный. Кто он такой? – Его зовут Джаспер де Зут. – Ничего себе. В моих краях за такое имечко линчуют. – Отец – голландец, мать – англичанка. В Англии всего шесть недель, еще не освоился. Плеснуть тебе бурбона в колу? Дин протягивает свою бутылку, получает щедрую порцию бурбона. – Спасибо. Он просирает свой талант у Арчи Киннока. – Точно так же, как ты – в «Броненосце „Потемкин“». – А кто ударник? Он тоже классный. – Питер Гриффин, по прозвищу Грифф. Из Йоркшира. Гастролировал по северу Англии, с джазом Уолли Уитби. – Уолли Уитби? Который трубач? – Он самый. – Левон делает глоток из фляжки. – А Джаспер как-его-там и играет, и пишет музыку? – спрашивает Дин. – Вроде бы да. Но Арчи не дает ему исполнять собственные композиции. Дину становится немного завидно. – В нем точно что-то есть. Левон промокает взопревший лоб платочком в горошек. – Согласен. А еще у него есть проблема. Он слишком самобытен, чтобы вписаться в существующий коллектив, вот как к Арчи Кинноку, но и сольная карьера тоже не для него. Ему нужна группа единомышленников, таких же талантливых, чтобы они подпитывали друг друга и работали на взаимной отдаче. – Это ты про какую группу? – Ее пока еще нет. Но ее басист сидит рядом со мной. Дин прыскает: – Ага, щас.