– Это она? – спрашивает Джаспера Дин. – Да, это она, – отвечает Мекка. – А ты Дин, как я понимаю. Грифф крутит в пальцах барабанную палочку и выстукивает: та-дам! «Надо ее всем представить», – вспоминает Джаспер. – Ребята, это Мекка. А это Левон, наш менеджер, и Павел – он разрешает нам здесь репетировать. Все, кроме Павла, говорят «Привет». Павел как-то по-ленински наклоняет голову набок: – Немка, если я не ошибаюсь. – Не ошибаешься. Попробую догадаться, откуда ты родом… – Она окидывает взглядом зал. – Наверное, из Польши. – Из Кракова. Может, ты слышала о таком городе. – Мне известна география Польши. Павел хмыкает: – А историю вы предпочитаете забыть. Славные дни Lebensraum[18] и все такое. – Большинство немцев не называют это славными днями. – Правда? А те, кто лишили меня родного дома, называли. Как и те, кто убил моего отца. Враждебное отношение Павла к Мекке замечает даже Джаспер. – Мой отец был учителем истории в Праге, – начинает Мекка, осторожно подбирая слова. – А потом его забрали служить в вермахт и отправили в Нормандию. Если бы он отказался, его бы расстреляли. Перед тем как в Прагу пришли русские, мама увезла меня в Нюрнберг. Так что историю я тоже знаю. Lebensraum. Геноцид. Военные преступления. Я знаю. Но я родилась в сорок четвертом году. Я не отдавала приказов, не бомбила города. Я сожалею о гибели твоего отца. О страданиях Польши. О страданиях всей Европы. Но если ты винишь меня за то, кем я родилась – немкой, – то чем ты отличаешься от нацистов, которые утверждают, мол, все зло от евреев, или от гомосексуалистов, или от цыган? Это нацистские рассуждения. Продолжай так рассуждать, если тебе хочется, а я не собираюсь. Подобные рассуждения привели к войне. Я говорю так: «Ну и хрен с ней, с войной». Хрен с ними, со стариками, которые начинают войны и отправляют молодежь на смерть. Хрен с ней, со злобой, которую порождает война. Хрен с теми, кто разжигает эту злобу даже теперь, двадцать лет спустя. Всё, хренов больше нет. Грифф выстукивает на барабанах раскатистую дробь и звонко ударяет по тарелкам. – Если тебе так угодно, я уйду, – говорит Мекка Павлу. «Не уходи», – думает Джаспер. Павел глядит на Мекку. Все ждут. – Мы, поляки, любим хороших ораторов. Ты произнесла отличную речь. Выпьешь со мной? За счет заведения. Мекка смотрит на него: – Спасибо. Я с удовольствием выпью самой лучшей польской водки. – Да нет же! – выпаливает Эльф. – Соль, ля, ре – ми минор. – Так я ж сыграл ми минор, – оправдывается Дин. – Ничего подобного, – говорит Эльф. – Это было ми. Вот. – Она быстро записывает что-то в блокноте, выдирает страницу и тычет ее Дину. – Иди в ми минор вот здесь, в конце второй и четвертой строки, на словах «плот проплывает, поток забывает…», а потом на «тот, кто прощен, и тот, кто прощает…». Грифф, а ты, пожалуйста, как-нибудь повоздушнее… как пушинка. – Повоздушнее? – недоумевает Грифф. – Как Пол Моушен, что ли? На этот раз недоумевает Эльф: – Кто-кто? – Ударник Билла Эванса. Играет с оттяжкой, воздушно, будто шепчет. – В общем, попробуй. Джаспер, а можно урезать соло на два такта? – О’кей. – Джаспер замечает, что Левон что-то шепчет Мекке на ухо. – Ну, вперед, с начала, – говорит Эльф. – И раз, и два, и… – Стоп. Прошу прощения, ребята. – Левон встает. – Коротенькое производственное совещание. Грифф сопровождает его слова раскатистым звоном тарелок. Эльф смотрит на Левона. Дин оставляет гитару болтаться на шее. Джаспер не понимает, при чем тут Мекка. – Нам понадобятся фотографии. Для афиш, для прессы, может быть, даже для обложки альбома. По счастливой случайности к нам заглянул фотограф. Вопрос: согласны ли вы заказать Мекке снимки? Она готова отщелкать пару пленок прямо сейчас. – Она же завтра уезжает в Штаты, – говорит Эльф. – Верно, – отвечает Мекка. – Я сфотографирую вас, вечером проявлю-напечатаю и завезу лучшие снимки на Денмарк-стрит завтра утром, по дороге в аэропорт. – А как же костюмы, прически и все такое? – спрашивает Грифф. – Мекка сфотографирует вас как есть. In situ[19]. На репетиции. Ничего пошлого или слащавого. Как для обложек «Блю ноут». – Про «Блю ноут» ты специально сказал, чтобы я согласился, – ворчит Грифф. – Ты меня насквозь видишь, – улыбается Левон. – Я – за, – говорит Эльф. – Мекка, ты только не обижайся, – начинает Дин, – но, может, нам лучше заказать снимки у кого-нибудь из знаменитых фотографов? Типа Теренса Донована, Дэвида Бейли или Майка Энглси? – На знаменитых фотографов придется знаменито потратиться. – Ну а почему бы и не потратиться? Знаешь же, за что платишь. – Больше двухсот фунтов за фотосессию? – Да? Ну, я всегда говорил, что знаменитости просто дерут деньги почем зря, – заявляет Дин. – Короче, я – за Мекку. Грифф, ты как? – А ты можешь меня так сфотографировать, чтобы я был похож на Макса Роуча? – Если наложить грима побольше и отпечатать обратным негативом, то миссис Роуч не отличит тебя от родного сына, – отвечает Мекка. – Фигассе, да ты острее бритвы и суше долбаной Сахары, – фыркает Грифф. – Принято единогласно. По воскресеньям паб «Герцог Аргайл» открывается в шесть вечера. Сразу после шести все и Мекка усаживаются за столик в нише у окна. На матовом стекле протравлен щит, через который Джаспер видит прохожих и аптеку через дорогу. Паб обставлен с викторианской роскошью: медные ручки, стулья с обитыми тканью спинками и таблички «НЕ ПЛЕВАТЬ». Из белого бумажного пакета Грифф высыпает в чистую пепельницу горку подсоленных шкварок – их делают в мясной лавке поблизости, специально для паба. Все поднимают разномастные стаканы. – За фотографии Мекки на обложке нашего первого альбома, – провозглашает Дин и махом выпивает половину пинты биттера «Лондон прайд». – А что такого? Я оптимист. – За «Плот и поток», – говорит Грифф. – Из нее выйдет неплохой сингл. – Или отличная сторона Б, – добавляет Дин, утирая пену с губы. Эльф чокается с Меккой полупинтой шенди: – За твою поездку в Штаты. Я тебе ужасно завидую. Пока ты там будешь мотаться по дорогам, как герои Керуака, вспоминай иногда обо мне. Представь, как я здесь с этими обормотами… Дину с Гриффом смешно, поэтому Джаспер тоже улыбается. – Вы тоже приедете в Америку, и очень скоро, – заявляет Мекка. – В вас чувствуется что-то такое особенное… притягательное. Fühlbar… Как это сказать? Когда можно потрогать? – Осязаемое? – подсказывает Эльф. В паб входит компания пижонов: патлы длиннее, чем у Джаспера, наряды из бутиков Карнаби-стрит. На них никто не обращает внимания. В Сохо фриками выглядят обычные люди. – Ребята, я тут подумала… – начинает Эльф. – Ой, – говорит Дин, – сейчас будет что-то серьезное. – Я честно пыталась привыкнуть к названию «Есть выход». Но у меня просто не получается. И половина моих знакомых сразу же начинают говорить «На выход». В общем, как-то не клеится. Может быть, придумаем что-то другое? – Вот прямо сейчас? – уточняет Дин. – Потом будет поздно, – говорит Эльф. Джаспер закуривает «Кэмел». – Я стрельну курева? – просит Грифф. – О, «Стрелки курева», – заявляет Дин.