– Но в чем? – Ренни все еще полусонная. – Я ничего не сделала! – Дело не может быть в коробке с пулеметом, они бы сказали. – Я пишу статью о путешествии. Можете позвонить в журнал, там подтвердят! В рабочее время. Он находится в Торонто. «Вайзор» называется, – добавляет она. Все это звучит фальшиво, даже для нее. Торонто вообще существует? Они явно не первые, кто в этом усомнится. Она думает про свой почти пустой блокнот, у нее нет доказательств. Полицейские подходят ближе. Англичанка смотрит на нее, Ренни знаком этот взгляд – он из давнего прошлого, из ночного кошмара. «Зловещий». VI – Я знала, что это полный бред, – говорит Лора. – Я всегда так считала. Тот, кто умирает за свою страну, глуп как пробка, это мое мнение. А помирать за такую страну, как эта, – глупость в квадрате. Черт возьми, да она длиной в три мили! Я всегда считала, что все они тут психи. Но как им это доказать? Пусть Эллис старый пьянчуга, говорила я Принцу, можешь думать, что раз его никто не видел уже двадцать лет, то он безвреден; но если ты думаешь, что он отдаст тебе власть без боя, ты просто рехнулся. Но тут вмешивался Марсдон, гнал что-то про жертву ради всеобщего блага, и Принц всегда попадался на его удочку. Он чудесный парень, очень добрый, ему по душе такие речи, и, хотя я бы не хотела жить в стране во главе с Марсдоном, он далеко не дурак и умел выставить меня эдакой бессердечной белой сучкой, которой на все плевать, лишь бы ошиваться рядом с Принцем. Может, мне давно нужно было свалить, но, если честно, я была уверена, что они просто развлекаются – собираются где-то ночью, обсуждают свои тайны, ну типа как масоны, знаешь? Я никогда не верила, что они на что-то способны. «Нужно менять систему», – твердил Марсдон. А мне какой интерес, отвечала я. Меня она устраивает идеально. Это ты политикам впаривай. Я-то уверена, что мир был бы куда чище, если бы собрать политиков, всех до одного, и упечь в психушку, где им самое место. Это Принцу ты можешь пудрить мозги, только не мне, я-то знаю, чего ты хочешь на самом деле: убивать людей без помех и чтобы люди твердили тебе, что так и надо. Ты же дрочишь от этого! Меня от тебя тошнит. Я всегда знала, что Марсдон воткнет мне нож в спину, как только представится случай, да и любому другому – он тот еще сукин сын, – но если ты затеял войну, наверное, тебе нужен чувак, которому убить человека – как чихнуть, ведь лес рубят – щепки летят. Просто их было мало, и они не были готовы. Да будь у них все время в мире, они бы все равно не справились. Пол часто говорил Марсдону: «Ты хочешь стать Кастро, но по-быстрому», – и тот бесился, потому что это было в самую точку. У них и пушек-то не было, пока Пол им не привез. Хотя и это была идея Марсдона. Пол не знал, что Марсдон агент. По крайней мере, до убийства Пескаря. «Если хочешь укрыться на холмах – даже не думай, – говорил Пол. – Пошлют два вертолета – и готово, земля там сухая, спрятаться негде, одни колючки». Но они вроде как решили, что, раз они правы, этого достаточно. Главное – избавиться от Эллиса. Никто не спорит, это было бы мило, но есть же здравый смысл, нет? Ну то есть мне хочется иногда быть свободной как птица, но я же не стану прыгать с высокой крыши. Я слышала историю про одного мужика, который подорвался в собственном туалете, он сел там на пустую канистру, закурил сигарету и бросил внутрь спичку. Кто же знал, что его жена недавно вылила туда остатки растворителя? Я хочу сказать, вот как бывает. А знаешь почему? Они безумцы. А порой безумцы способны на большее, чем нормальные люди. Может, потому что искренне верят в это. Ренни думает: «Интересно, где мой паспорт». Без него она словно голая – она не может доказать, что она именно та, за кого себя выдает. Но она надеется, что эти люди тоже верят во власть закона, и наутро, когда они выяснят, что она здесь, и поймут, кто она, то сразу ее выпустят. Лора резко шлепает себя. – Проклятые комары! Одних людей они любят, других нет. Думаешь, что постепенно привыкнешь, но ни хрена. Ну ладно, у нас хотя бы есть крыша над головой. Могло быть гораздо хуже. Ренни старается не думать, что именно Лора имеет в виду. * * * – В участке была небольшая перестрелка, так, ничего серьезного, – сообщила Лора. – А на электростанции никого не было. Полиция прочесала весь остров, что было нетрудно – учитывая его размеры; они хватали каждого, кто прятался, или пытался убежать, или просто шел по улице. Имена главарей они знали и хотели арестовать всех, кто с ними в родстве, но это значит – всех жителей острова, здесь все друг другу родственники. Они связали мужчин – желтыми нейлоновыми веревками, ими здесь пользуются повсюду, на кораблях и не только, потом связали их вместе по три-четыре человека и побросали такими связками друг на друга в трюм, как погрузили. Женщинам только руки связали за спиной, соединили по двое и оставили стоять. Когда мы добрались до Сент-Антуана, на причале уже собралась огромная толпа, по радио с утра обо всем этом трещали, мол, проклятые коммунисты, а когда из трюма вытащили связанных мужчин, люди на улицах стали кричать: «Повесить их! Убить!» Прямо рукопашный бой. Полицейские доставили нас на вокзал и спустили в подвал, там цементный пол. Мужчин связали в длинную цепь, человек пятьдесят-шестьдесят, и стали их бить, палками, ногами, ужас. Женщин тоже били, но не так сильно. Меня там не было, меня отвели в отдельную комнату и стали задавать вопросы про Принца. Кстати, он тоже где-то здесь. После этого их облили холодной водой из ведра и заперли, мокрых и замерзших, без туалета, без еды, а потом всех перевезли сюда. Им не предъявили никаких обвинений, потому что так и не въехали, что же предъявить. По радио выступил министр юстиции и заявил, что никакого насилия не было, что люди получили синяки и ссадины, потому что падали, когда убегали. А потом объявили чрезвычайное положение, и все вообще стало законно. Теперь они могут забрать у тебя все, что захотят, машину и так далее, и еще комендантский час ввели. Никто не знает, надолго ли. Они сказали, что Доктора убили повстанцы, что его убил Принц. Люди верят тому, что слышат в новостях, а кто расскажет им правду? Они верят Эллису, потому что так проще. Для него это идеальный момент: теперь он вправе сделать что угодно с любым, кто ему не по нраву, и никто ничего ему не предъявит еще долгие годы. А подумай, сколько иностранных бабок он сейчас огребет! Ураган – тоже неплохо, но это в сто раз лучше. Нам с тобой повезло. Другие сидят по семь-восемь в камере. Некоторые понятия не имеют, почему их сюда бросили, полиция просто вломилась с пушками к ним домой и забрала их. Они даже не знали, что случилось, даже не догадывались, просто попались под руку. * * * Их камера пять на семь футов, с высоким потолком. Каменные стены сырые, холодные и склизкие на ощупь, словно на них растет плесень. Ренни опирается спиной о стену, и та стала влажной. С момента приезда сюда она впервые чувствует холод. Пол тоже каменный и сырой, кроме одного угла, в нем они и сидят. В дальнем конце дверь из металлических прутьев, она открывается в коридор, там горит свет – он пробивается сквозь прутья. На стене надпись: «ДОЛОЙ ВАВИЛОН. ЛЮБОВЬ ВСЕМ». На стене напротив двери находится зарешеченное окошко, довольно высоко. В небе луна. В комнате больше ничего, только красное пластиковое ведро, новое и пустое. Его назначение очевидно; ни Ренни, ни Лора пока им не пользовались. – Как ты думаешь, нас долго здесь продержат? – спрашивает Ренни. Лора рассмеялась. – А ты куда-то торопишься? Если да, не говори им. И вообще, вопрос не в том, долго или нет, а в том, что с тобой сделают. – Она затягивается и выпускает облачко дыма. – Тропический рай. Во всей красе. Ренни странно, что Лоре оставили и сигареты, и даже спички. Впрочем, гореть здесь нечему, сплошной камень. Ей не хватает колоды карт или книги. Довольно светло, вполне можно читать. Она чувствует запах сигарет, а еще – слабый душок тела и дезодоранта, почти испарившегося, от них обеих. У нее начинает болеть голова. Она бы все сейчас отдала за номер в «Холидей Инн». Она мечтает лежать и смотреть телевизор, слишком долго она была оторвана от реальности. С ведерком попкорна. – Время знаешь? – спрашивает Лора. – Часы у меня забрали, – говорит Ренни. – Наверное, сейчас около одиннадцати. – Всего-то? – Мы могли бы поспать. Хорошо бы свет погасили, – говорит Ренни. – Да, – отвечает Лора. – Ты хочешь спать? – Нет. * * * Они в положении «хуже не бывает». Это Ренни так считает, а для Лоры это «обычная фигня». Она так прямо и говорит, с серьезным и гордым видом. – Для меня это обычная фигня. Так и запиши в свой блокнот. Но, видимо, так она пытается заглушить панику. Если они смогут продолжать разговаривать, то не сойдут с ума, думает Ренни. Лора снова достает сигареты, закуривает и на этот раз выпускает струю дыма через ноздри. – Хочешь сигарету? У меня осталось только две. Ой, я забыла, ты же не куришь! Она делает паузу, ждет, что Ренни скажет что-то в ответ. Пока Лора в основном развлекает себя сама. Ренни безуспешно пытается вспомнить случай из своей жизни, который мог бы заинтересовать Лору. Потому что в данный момент ее жизнь напоминает Ренни книгу, которую как-то дала ей Иокаста, опять же «новая волна», называлась «Смерть в стиральной машине», хотя в книге стиральные машины не упоминались. На 63-й странице главный герой упал со скалы, остальные страницы были белые. Ренни рассказала Лоре про мужчину с веревкой. Она уверена, что Лора в ответ расскажет кое-что пожестче, ну там про маньяка с топором, зарубившего кучу народа. – Псих, – говорит Лора. – Таких уродов надо не просто сажать, надо привязывать им к ногам бетонный блок и топить в море! Они выходят через двадцать лет и снова за старое. Был у меня один кадр, который хотел привязать меня к спинке кровати. А я сказала, еще чего! Хочешь кого-то привязать, я могу подкинуть пару вариантов, но со мной – дудки. Привяжи вон овцу или пару резиновых сапог, и вперед. Он вернулся? – Нет, – сказала Ренни. – По мне, лучше уж старое доброе изнасилование. Без извращений, конечно. Ренни чувствует какой-то сбой в коммуникации. И вдруг понимает, что Лора говорит о реальном происшествии, с ней самой. Нисколько не стесняясь. – О господи! – говорит она. – И что ты сделала? – Сделала? У него был нож! – отвечает Лора. – К счастью, он ничего не порезал – включая меня. Я готова была выпороть сама себя, что поставила такие хилые замки на окна. Ренни шокирована и понимает, что Лоре это приятно. Она упивается ее реакцией, как будто продемонстрировала нечто необычное, нечто среднее между достоинством и уродством, вроде гуттаперчевой гибкости. Или знак мужества – боевую рану или шрам от дуэли. Гордость того, кто выжил. Ренни знает, что она должна чувствовать: сначала ужас, затем жалость. Но она не в силах даже думать об этом. Вместо этого она досадует, что неспособна никого развлечь. Истории Лоры куда прикольнее. * * * Ренни видит, как рот Лоры открывается и закрывается, разглядывает никотиновые пятна на ее когда-то идеальных зубах, словно смотрит кино без звука. Она думает: «Лора не очень мне нравится; и никогда особо не нравилась. Пожалуй, она мне именно что не нравится». У них же нет ничего общего, кроме того, что они сидят здесь. И к моменту, когда они выйдут отсюда, Лора будет нравиться ей еще меньше. – Боже правый, ты только послушай! – воскликнула Лора. – Вот сидим тут прямо на голом полу и обсуждаем мужиков и перетрах – прости за грубость – прямо как школьницы, только тогда мы обсуждали мальчиков. – А что еще нам остается? – говорит Ренни с иронией. В конце концов, это из-за Лоры они здесь оказались. Но ей хоть бы хны. – Знаешь, если бы здесь сидели двое парней, думаешь они бы баб обсуждали? – говорит она. – Будь уверена, они бы вырыли тоннель и задушили бы охранника, напав сзади. Ну, как в кино. – Она встала, потянулась и сказала: – Мне надо по-маленькому. По крайней мере, нам не приходится облегчаться прямо на пол. Хотя, похоже, кто-то до нас уже попробовал. Ну и вонь!