Они с Полом спускаются по каменным ступеням, идут через сырой внутренний дворик и выходят в наполненную музыкой ночь. Пол берет Ренни за руку повыше локтя и сжимает пальцы. – Просто идите, – говорит он. И буквально тащит ее вперед. Она сразу видит, что он имел в виду. Немного позади в тусклом свете магазинчика двое полицейских в синих рубашках избивают мужчину. Мужчина стоит на коленях на изрытой выбоинами дороге, а они пинают его – по животу, по спине. Ренни почему-то думает только об одном: полицейские в ботинках, а этот мужчина – босой. Она никогда раньше не видела, чтобы кого-то избивали, только на снимках. Стоит сфотографировать сценку – и это уже искусство. Это живописно. Но в реальности – нет. Ренни остановилась, хотя Пол подталкивает ее, чтобы она шла дальше. – Им не понравится, что вы смотрите, – говорит он. Ренни не совсем понимает. Кого он имеет в виду – копов или людей, которых избивают? Наверное, стыдно, когда другие видят тебя в таком беспомощном положении? На улице немало людей, кучки, целые компании, но никто не смотрит, только бросают взгляд, а потом отворачиваются. Они просто гуляют, никто никуда не спешит, идущим, правда, приходится сходить с пути, и они аккуратно обходят мужчину, который уже согнулся пополам. – Пошли, – говорит Пол, и Ренни двигается с места. Мужчина пытается встать на колени; полицейские стоя наблюдают за ним с легким любопытством, как двое детишек за жуком, которому вырвали лапки. «Может, теперь они станут кидать в него камни», – подумала Ренни, вспомнив школьные забавы. Чтобы посмотреть, в какую сторону он поползет. Ей противно собственное любопытство. Мужчина поднимает лицо, по нему стекает кровь, должно быть они разбили ему голову; он смотрит прямо на Ренни. Она помнит алкашей на Йонг-стрит, пьяных настолько, что они не могли стоять на ногах, вот они смотрели точно так же. Был ли это призыв, мольба о помощи или ненависть? Он смотрит на нее, видит ее ясно, насквозь и уже не забудет. Это тот самый старик. И вряд ли глухонемой, потому что он издает какой-то звук ли, стон ли, и эта сдавленная попытка что-то сказать хуже любого молчания. Они подходят к джипу, на этот раз Пол открывает перед ней дверь и помогает забраться, он подгоняет ее. Он сам закрывает дверцу и дергает еще раз, для уверенности. – Почему они так с ним? – спрашивает Ренни. Она сжала ладони вместе, чтобы унять дрожь. – О чем вы? – говорит Пол немного резко. Он все еще раздражен: она его ослушалась. – Ладно вам, – говорит Ренни. Пол пожимает плечами. – Он был пьян. А может, его поймали на краже. Он околачивался у отеля, когда я пришел, а здесь не любят, когда пристают к туристам. Это мешает бизнесу. – Какой ужас, – проговорила Ренни. – Дальше на север за такое арестовывают. А здесь только немного проучат. Я бы выбрал второе, – говорит Пол. – Ничего себе, немного. Пол взглянул на нее и улыбнулся. – Смотря что вы имеете в виду. Ренни не отвечает. Она жила в своем маленьком мирке, вот что он хочет сказать. Теперь ей и самой стыдно за свой шок. Увидела мышку и давай визжать, задрав юбки. Как девчонка. Пол ведет машину в темноте нарочито медленно – из-за нее. – Можете ехать быстрее, сегодня меня не тошнит, – говорит она. Он улыбается, но не меняет скорости. * * * Ночной «Дрифтвуд» отличается от дневного: он залит светом прожекторов. Играет вялый оркестрик, под него танцуют две пары. На обеих женщинах рубахи «под мешковину»; блондинка фотографирует на камеру со вспышкой, на голове у брюнетки бейсболка козырьком назад. На одном из мужчин зеленая рубашка с попугаями. Другой – пониже и покряжистее, у него так сильно обгорела передняя часть ног, что кожа сходит клочьями. На нем красная футболка с надписью «ДАЙ ПЕТУХА!». «Типичные туристы, вероятно, из Висконсина, – решает Ренни, – дантисты со своими женами, только что прилетели, их тела похожи на сырую камбалу, жаждущую как можно быстрее поджариться на гриле. Дантисты едут сюда, их ассистентки – на Барбадос, в этом вся разница». Ренни с Полом садятся за металлический столик. Ренни заказывает имбирный эль. Она не хочет снова расклеиться в его джипе, одного раза предостаточно. Она снова вспоминает беспомощного старика… Но что тут вспоминать? Однако она совсем не голодна. Она наблюдает неуклюжие движения танцоров, музыканты оркестра, гибкие, почти гуттаперчевые, тоже смотрят на них, с легким презрением, но не без интереса. – Дантисты из Висконсина? – говорит Ренни. – Вообще-то это шведы, – говорит Пол. – В последнее время здесь прямо нашествие. Вернувшись, шведы рассказывают другим шведам, и вот теперь их на острове пруд пруди. – Как вы узнали? – говорит Ренни под впечатлением. Пол улыбнулся. – Просто выяснил. Это несложно. Здесь все про всех всё знают, любопытный народ. Город небольшой, всё новое или необычное замечают тут же. Например, многим любопытно, кто вы такая. – Я вполне заурядная, – говорит Ренни. – А вот и нет, – говорит Пол. – Во-первых, остановились не в том отеле. Там живут в основном туристы по путевке или одинокие старые дамы. Ваше место в «Дрифтвуде». Он делает паузу, и Ренни чувствует, что от нее ждут ответа. – Простая экономия, – говорит она. – У меня небогатый журнал. Пол кивает, словно очко засчитано. – Во-вторых, все удивляются, почему вы без мужчины, – говорит он. – Если бы вы приплыли на корабле, это понятно, все бы поняли, вы путешествуете автостопом. Таким способом часто сюда заплывают туристки, что-то вроде местного спорта. Но вы на них не похожи. Кроме того, все знают, что вы прилетели самолетом. Снова улыбка, снова пауза. До Ренни вдруг доходит, что всё это, возможно, никому не интересно – кроме самого Пола. Легкая дрожь пробегает у нее по спине. – Ну если они так всеведущи, то уж точно знают, зачем я здесь, – говорит она невинным тоном. – По работе. Я пишу статью. И не нуждаюсь для этого в компаньоне. Пол улыбнулся. – У белых женщин здесь дурная репутация, – говорит он. – Во-первых, они слишком богаты, а во-вторых, понижают местную мораль. – Чушь какая! – говорит Ренни. – Я просто рассказываю, что думают люди, – говорит Пол. – Женщины считают, что белые портят местных мужчин. А еще им не нравится, как те одеваются. Вы никогда не увидите местную женщину в шортах или, еще хуже, в плавках. Это считается непристойным. Если они только посмеют, их мужчины изобьют их до полусмерти. Вот продвиньте здесь идею женского освобождения – да вас поднимут на смех. Они говорят, это про белых женщин. Все знают, что белые женщины по природе ленивы и не хотят «делать настоящую женскую работу», поэтому нанимают черных женщин работать за них. Он смотрит на нее одновременно вызывающе и насмешливо, что вызывает у Ренни протест. – Поэтому вам здесь так нравится? – говорит она. – Всё для белого господина? – В этом нет моей вины, – отвечает Пол. – Не я это придумал. И наблюдает за ее реакцией, так что Ренни старается не выдать чувств. – А еще они не верят, что вы всего лишь журналистка. И что просто пишете статью для журнала. – Но это так! – восклицает Ренни. – Почему в это нельзя поверить? – Тут мало кто слышал про журналы, – говорит Пол. – И вообще, здесь почти каждый – не тот, кем кажется на первый взгляд. И даже не тот, кем их считают. Здесь существует как минимум три версии любого события, и, если вам повезет, одна из них будет верной. Если повезет. – К вам это тоже относится? – спрашивает Ренни, и Пол смеется. – Скажем так, – говорит он. – За десять тысяч долларов можно купить паспорт Сент-Антуана; это официальная цена – нелегально стоит дороже. И то если у тебя есть связи. Если захотите, можете открыть здесь частный банк. Власти даже помогут вам, за небольшую мзду. Есть люди, которые находят это весьма выгодным. – Что вы хотите сказать? – спрашивает Ренни, которой все больше кажется, что ее пригласили с определенной целью, и вовсе не с той, ради которой она поехала. Она глядит в его светло-голубые глаза, в них слишком много света, слишком много голубизны. «Они слишком долго смотрели на море и выцвели», – думает она. Пол улыбается. Весело, с угрозой. – Вы мне нравитесь, – говорит он. – И вот что я хочу вам сказать: не лезьте в местную политику. Если, конечно, вы приехали, чтобы написать туристическую статью. – В местную политику? – говорит Ренни с искренним удивлением. Пол вздыхает. – Вы мне ужасно напоминаете таких девушек-американок, – говорит он, – которые приезжают в Нью-Йорк со Среднего Запада и получают работу в журналах. – Чем же? – говорит Ренни в полной растерянности. – С одной стороны, вы добрая, – говорит Пол. – Вы бы и хотели измениться, быть пожестче, покруче, но ничего не можете поделать. Вы наивны. Но вам кажется, что вы должны доказать, что это не так, поэтому влезаете туда, куда не следует. Вы хотите знать больше, чем другие. Я прав? – Я представления не имею, о чем вы говорите, – говорит Ренни, которая чувствует себя как под микроскопом. Она думает: «Может, он прав?» Когда-то так и было, и она хотела узнать про все на свете. Но теперь она устала от этого. Пол вздыхает. – Ну хорошо. Только помните, ничто происходящее здесь не имеет к вам никакого отношения. И я бы держался подальше от Пескаря. – Доктора? Почему? – спросила Ренни. – Его не любит Эллис. И кое-кто еще.