Холмогоров неожиданно вспомнил, что еще вчера видел ремонтников в кабинете дирекции, а сегодня их уже нет. Закончив ремонт, они испарились. Он не успел их опросить. Вдруг они видели или слышали что-то интересное? Обычно на рабочих внимание не обращают, они могли что-то случайно узнать. Надо было отыскать их. Наведя справки, он отправился на место их сегодняшней дислокации — на этаж ниже. В помещениях был ремонт. Стоял запах шпаклевки и краски, он почувствовал его, еще не войдя в кабинет. На пыльном стуле — ведро со шпаклевкой, дальше — уголки, обрезанная пятилитровая пластиковая бутыль с краской, стремянка, валики, тряпки, веники, в стороне возвышался какой-то агрегат вроде краскопульта, бесхозно лежала груда строительного материала. Весь этот творческий беспорядок он созерцал, проходя мимо в поисках своих свидетелей — маляров. А вот и они. Бригада из трех человек. Трое мордатых здоровенных верзил в синих, заляпанных краской комбинезонах стоят около окна и делают вид, что работают, монотонно отколупывая засохшую бумагу. Они жизнерадостно обернулись на Холмогорова, услышав его навязчивое покашливание. — Добрый день. Старший оперуполномоченный Холмогоров, — представился он. Лица у них вытянулись — не ожидали они такого представления от этого невысокого мужчины. Краснощекий бригадир выглядел самым смышленым из всех. Именно на него и сделал ставку Холмогоров, начиная свою беседу. — Я расследую дело об убийстве Людмилы Ивушкиной — помощницы генерального директора в компании, где вы работали недавно. Знаете ее? — Ах, Мила… Да, очень обворожительная девушка… Знаем, — закивал головой бригадир. — Вернее, знали. — Что вы можете сообщить интересного про вторник, 17 декабря? Может, что-то видели или слышали интересного? Они переглянулись. — Был тут разговор, — нехотя начал краснощекий бригадир, — в соседнем кабинете. Его кабинет по соседству с нашим. Ну, не с нашим, конечно, — с кабинетом, где мы работали, ремонт делали. Может, этот разговор будет вам интересен. Парень говорил по телефону, дверь была открыта, и мы услыхали. Одна приемная на два кабинета. Мы не подслушивали, мы просто услыхали. Холмогоров слушал рассказ со всевозрастающим интересом — это звучало правдоподобно. — Итак? — Итак… что? — Что было дальше? Что вы услышали? — Фуф, о чем это я? Ах да. Разговор был такой. Вернее, дословно сказать не могу, что запечатлелось и что осталось в памяти. — Он почесал затылок. — Ну, и, естественно, только одну сторону разговора мы слышали. Ну, так вот. Вот такой разговор. Парень этот вот что говорил: — Да, я звонил, просил перезвонить вас… Да, это важно… Есть тут тетка, которая в курсе моих дел с вами… Да, знает все… Мне уладить? Но как?.. Ах, вот как… То есть я сам должен?.. Я все понял. — Вот примерно такой разговор. На этом он был закончен. Тот борзый еще немного побыл в кабинете в полной тишине, а потом вышел и, как пьяный, поплелся. — Борзый — это кто? — Ну, тот парень в кабинете. — Это был главный инженер Баранцев? Это ведь его кабинет. — Не, не главный инженер. Главного инженера мы знаем. Это другой какой-то тип. Он там аппаратуру налаживал. — Какую аппаратуру? — не понял Холмогоров. — Ну… компьютеры всякие, принтеры. Коннектил что-то там. — А почему борзый? — Ну, какой-то весь нервный, активная молодежь, так сказать. — Я думаю, теперь вы сообщили все, что знаете, не так ли? — спросил Холмогоров мягко. — Абсолютно все, — подтвердил краснощекий бригадир. — Наше дело стены красить, а не прислушиваться к разговорам. Мы всегда готовы оказать услугу, но нельзя требовать от нас больше, чем мы можем. — Разумеется, разумеется. Но вы не знаете, кто это был, я правильно понял? — Нет, мы этого парня не знаем. Мы в той компании вообще практически никого не знаем. Мы временные работники. — Главного инженера же вы знаете, Людмилу знаете. — Только выдающихся личностей мы знаем. Этот ничем нам не выделился, только разговором своим. Тем более он как раз на дату, обозначенную вами, попадает. Мы в этот день там трудились вдвоем, Вовка взял отгул, поэтому и запомнили. Интересные сведения дали маляры. Осталось только найти того, кто совершил этот звонок из кабинета главного инженера. Это не представляло особого труда: надо было поднять записи с камер видеонаблюдения. Но что-то подсказывало Холмогорову, что он знал ответ на этот вопрос. На этом вечер неожиданностей не закончился — Холмогорову позвонил Баранцев. Он заявил, что обнаружил того, кто ему нужен. — Кто мне нужен? — не понял сначала Холмогоров. — Того, у кого вам можно сигаретку стрельнуть. — Он громко заржал в трубку. — Горячо любимую вами сигаретку, — гудел он. — О, и у кого же? — У Вадима, нашего сисадмина. Похоже, у вас вкусы совпадают, он такой же гурман, как вы. — Он снова хрюкнул в трубку. — Спасибо за наводку, — только и сказал Холмогоров. Лицо его приняло озабоченное выражение. Да, пазл постепенно складывался… Глава 44 Завьялов старательно избегал Ольгу, сейчас она в этом окончательно убедилась. Увидев ее в конце коридора, он резко развернулся и пошел в обратном направлении — явно не хотел с ней встречаться. Она доплелась до его кабинета, заглянула в осиротевшую приемную. Как так получилось? Любое событие в жизни человека ведет за собой цепочку других событий. В жизни каждого человека встречаются перекрестки, на которых ему приходится выбирать путь своего дальнейшего следования. И от того, какое направление он выберет, зависит его дальнейшая жизнь. На каждой такой решающей точке ему предоставляется возможность изменить судьбу, это во власти человека. Ничего нет предрешенного. Порой выбор иного пути влечет за собой радикальные изменения с поворотом на сто восемьдесят градусов. Наверняка и у вас были такие судьбоносные события, которые резко поменяли вашу жизнь. Вы никогда не задумывались, что было бы, если бы вы свернули в другую сторону? Но как бы сложилось иначе, нам узнать уже не суждено. В жизни Ольги и Игоря их совместный перекресток развел их по разным направлениям. Игорь, оказавшись по вине череды случайностей и совпадений на перекрестке вместе с Ольгой, имел свое мнение относительно пути своего дальнейшего следования. Ольга, оказавшись с ним на этом перекрестке, хотела продолжать свой путь вместе с ним. Но он рассудил иначе. Он видел, что она ищет с ним встречи, и осознавал, что неприятный разговор неизбежен. Понимая, что все-таки надо объясниться, он решил прийти к ней домой. Возможно, это было лишнее, но он не хотел скандальных разборок на работе, а все к тому шло. Увидев его в дверях своей квартиры, она захлебнулась от нахлынувших чувств. Но радость ее была преждевременна, она это сразу поняла по его потухшему холодному взгляду, устремленному на нее. Она провела его в столовую, совмещенную с гостиной, которая была наполовину отгорожена от кухни красивой арочной перегородкой. Темное грифельное небо мрачно наблюдало через окно за этими двумя, запутавшимися в своих отношениях и чувствах. Он начал первым: — Оля, ты должна понять: мы не можем быть вместе. Я думаю, ты понимаешь. Она смотрела на него умоляюще: — Послушай меня… Выслушай меня, наконец. Я от одиночества умираю. — Зачем умирать? Не надо умирать. — Он попытался придать их беседе полушутливый тон. — Не надо на мне зацикливаться, прошу тебя. У тебя же есть Кирилл, он классный парень, разве нет? — Да при чем здесь он?! — взвыла, как раненый зверь, Ольга. — Попытайся взять себя в руки. Не надо, пожалуйста, этих сцен. — Что ж так с мужчинами не везет! — Почему не везет? У тебя же есть Кирилл, отличный парень, разве нет? — повторил он. Игорь чувствовал неловкость от этого разговора. Он и представить не мог, какая буря чувств пронеслась в ее душе. Ему не хотелось выяснять отношения, но здесь невозможно было улизнуть. Долгий нервный разговор был неизбежен. «Ну что ж, сам виноват, — обреченно подумал Завьялов. — Не надо было к девушке приставать». Отчаяние жгло Ольге сердце. Чувство невысказанной боли, обиды пульсировало и пробивалось наружу. И вот весь молчаливый поток эмоций, как источник в Карловых Варах, пробился наружу сильной высокой струей: — А у нас ведь все могло получиться! Я ведь знаю! Это как раз то самое, когда не ешь, не спишь! Высший класс! Чемпионский разряд! — Слезы душили ее. — Хорошая моя, не плачь. — Ему стало очень жаль ее. Ведь это он был причиной ее слез. Его слова утешения возымели обратное действие: она заплакала. — Понимаешь, Ольгуня, я ведь женат. — Он гладил ее по голове, уткнувшейся в его грудь, потом обнял за плечи. — Ты же знала это с самого начала наших отношений. Не надо, конечно, было их вообще начинать, это было неправильно с самого начала. Я не могу изменять жене. Такой уж я человек, так воспитан, — оправдывался он, — я это понял сейчас. Ведь я никогда не изменял Инессе, я однолюб. И потом, я дал обещание ее отцу, что никогда не брошу ее, не изменю ей. Она отстранилась от него и, начиная с «пиано», перешла на «форте»: — Тебе только так кажется, что ты любишь ее. Тебе только хочется так думать, но это не так! Ты меня любишь!!! Она смотрела на него таким взглядом… — Прости меня, я виноват во всем. Я понимаю, что поступил очень плохо по отношению к тебе, к жене — ко всем. Прости меня. Я не мог устоять перед тобой, перед своим желанием обладать тобой. Эта любовь — это умопомешательство какое-то было! Западня! Вожделение! — Что ты винишь себя постоянно? Она изменяет тебе, с кем захочет, а ты…