– Господи помилуй! – вырвалось у Хелены. Затем, успокоившись, спросила: – Но почему? – Тот, кто готовится к побегу, уже не верит в окончательную победу. А это наказуемо. Хелена разглядывала роскошный грузовик. – Он действительно ничего не знает? – Знает, – сказала Альма. – Но, если ему сказать, он уже не сможет делать вид, что ничего об этом не знает. Хелена пообещала молчать, после чего Альма некоторое время молча изучала ее, а затем ушла, не сказав ни слова. Хелена заперла за собой дверь гаража, но у нее уже не было никакого желания продолжать свой ознакомительный поход: кто знает, на какие еще темные секреты она натолкнется? Но каким бы зловещим и негостеприимным ни было ее новое жилище, самым неприятным аспектом ее новой жизни являлось то, что она была обязана предаваться тому, что Лудольф считал «ласками». Его мужское достоинство выросло таким же кривым и обезображенным, как и все остальное тело, но работало как по команде, и, когда он был дома, не отказывал себе пользоваться им каждую ночь. Казалось, он считал физическое отвращение Хелены к нему девственной застенчивостью, которая со временем пройдет. Хелена просто все терпеливо сносила, совершала движения и издавала звуки, которые он, вероятно, ожидал от нее, и радовалась каждый раз, когда все заканчивалось и он отпускал ее. К счастью, Лудольф не был человеком, который после мог долго не спать или жаждал разговоров, наоборот, всегда сразу удовлетворенно переворачивался и засыпал. В такие одинокие ночные часы она всегда думала об Артуре; о том, как чудесно было с ним, и о том, что она никогда его больше не увидит, никогда больше не услышит его голоса и даже не узнает, как у него дела. Это самое жестокое во всей ситуации. Да, она даже не знала, не отдал ли Лудольф приказ убить Артура после того, как только будет сделан решающий звонок! Почему-то ей казалось излишним доверять ему в подобных вопросах. Ее первоначальный план был другим. Она предполагала выйти замуж за Лудольфа и некоторое время терпеть его присутствие, но только до тех пор, пока не подготовит все, чтобы тоже сбежать в Бразилию и остаться там с Артуром до конца своих дней. Это она просила передать и Артуру, опасаясь, что в противном случае он откажется участвовать в этом деле, к тому же тогда она думала, что все получится. Но ничего не выйдет, это становилось все яснее, чем больше она размышляла. Во-первых, чтобы покинуть пределы рейха, понадобится паспорт и, как она слышала, заявление об отсутствии возражений со стороны налоговой инспекции относительно того, что переселенческий налог не требуется или оплачен. Что касается паспорта, то такому человеку, как Лудольф, легко его заблокировать, как только он заметит, что она пропала. Да, это же будет его первой мыслью, для осуществления которой нужен всего лишь телефонный звонок в Главное управление имперской безопасности. А как получить заявление об отсутствии возражений, она не имела представления. Во-вторых, переправа на корабле из Европы в Бразилию стоила денег, и к тому же билет нужно покупать заранее, поскольку подобные переправы весьма востребованы по самым разным причинам. Как это ей сделать? Поскольку наличных денег больше не существовало, купить билет втайне от Лудольфа невозможно. Хотя у нее по-прежнему оставался собственный счет, она уже знала, что, помимо прочего, у Лудольфа в подчинении отдел, проверяющий счета определенных людей на предмет необычных платежей; в настоящее время это уже можно сделать с помощью соответствующих компьютерных программ, которые надежно распознают и сообщают о необычных банковских операциях. И она была уверена – Лудольф следит и за ней; во всяком случае, после того, как она впервые пошла одна в деревню и выпила «Фанту» в мрачном маленьком трактире, он узнал и сказал, что от одной «Фанты» ничего не будет, но ей лучше там не есть, если она беспокоится о безупречном состоянии своего пищеварения. Словом, она находилась под постоянным наблюдением и контролем и не знала никого, на чью помощь возможно рассчитывать. В таких обстоятельствах идея бросить Лудольфа и бежать в Бразилию была совершенно утопична. Лучше ей смириться со своей судьбой и приложить все усилия, чтобы извлечь из нее максимальную пользу. * * * Хелена предложила Лудольфу купить компьютер. – Я могла бы немного работать из дома, – сказала она. – Для подстраховки, так сказать. Ведь после войны наверняка возникнет большая потребность в программировании. Они сидели за завтраком. Лудольф протянул ей свою чашку, чтобы она налила ему кофе. Настоящий кофе, который он откуда-то раздобыл. – У моей жены нет необходимости работать, – холодно сказал он. – Да, конечно, – поспешила согласиться Хелена, – но, послушай, мне здесь нечем заняться, и… – Когда у нас родится первый ребенок, дел у тебя будет больше чем достаточно. Хелена тяжело сглотнула. Мысль, что она когда-нибудь забеременеет от Лудольфа, допускалась ею с содроганием. – Но до тех пор… – Мы делаем все, чтобы до тех пор оставалось не так уж много времени, – возразил Лудольф с усмешкой, от которой ей стало плохо. – Не так ли? – Да, – неубедительно ответила она. – Это правда. Может быть, ее спасет война. Может быть, линия фронта окажется здесь быстрее, чем ребенок. Возможно, им придется бежать на подготовленном грузовике. – Кроме того, компьютер для частного использования теперь почти не достать, – продолжил Лудольф. – Все ресурсы брошены на войну. Боюсь, тебе придется довольствоваться своим телефоном. Неудобно выходить в глобальную сеть, знаю, но, по крайней мере, это возможно. Можешь заходить на форум, можешь созваниваться со своими подружками… – Да, – послушно сказала Хелена, хотя ей хотелось крикнуть: «Но на нем нельзя набирать ПРОГРАММЫ!» – Всё в порядке. С тех пор она действительно много времени проводила, разговаривая по телефону и просматривая Немецкий форум. Нашла группу для будущих матерей, которую, впрочем, пока только читала для того, чтобы подготовиться к неизбежному, и присоединилась к специальной группе для жен членов СС, в которой в основном жаловались на всю секретность и длительность часов работы. Хелена жаловалась со всеми, хотя долгие периоды, когда Лудольфа не было дома, стали лучшим аспектом ее новой жизни: но она предпочитала держать это при себе, потому как была готова поспорить, что Лудольф следит за ее деятельностью на форуме. Время от времени она звонила Мари, но у той было мало времени – она ожидала второго ребенка, и так много работы, поскольку все работники ушли на фронт. Тем не менее у них все хорошо. Приятно слышать голос подруги, и все же Хелена не позволяла разговорам затягиваться, потому что чувствовала себя скованной, не знала, записывает ли Лудольф ее телефонные звонки: иногда он делал замечания или задавал вопросы, которые звучали в ушах Хелены так, как будто он подслушивал, но не хотел этого признавать. К счастью, Мари тоже была осторожна и не упоминала ничего лишнего. Но, конечно, так Хелена не могла выговориться о том, как ей на самом деле. Она также разговаривала по телефону с матерью, но чаще всего та звонила сама, все еще воодушевленная, что ее дочь вышла замуж за знатного человека. Если Мари хотя бы догадывалась, что с ней не все в порядке, то мать Хелены не имела об этом ни малейшего представления, а с нетерпением ждала первого большого семейного торжества в «замке», лучше всего в связи с крещением первого внука. По такому случаю, не раз говорила она, графские фамильные украшения, которые она подарила Хелене на свадьбу, наконец-то пригодятся. – В отношении ребенка пока никаких новостей, – ответила Хелена. – Все будет хорошо, – говорила на это ее мать. – В любом случае мы приедем к вам в гости, как только война будет выиграна. Хелене пришлось держать себя в руках, чтобы не вздохнуть. – Да, – сказала она. – Так и сделайте. Как только в войне будет одержана победа? Отсюда не складывалось впечатления, что это скоро случится. Из окон на северной стороне верхнего этажа Хелена время от времени видела воинские эшелоны, катившие на восток, длинные ряды печальных грузовиков, автомобилей для личного состава и гаубицы, которые ехали так медленно, как будто они точно знали, что их ждут одни невзгоды. Чтобы хоть чем-то заняться, Хелена взяла на себя заботу о семейных захоронениях фон Аргенслебенов. Много снаряжения не требовалось – лейка, лопата и садовые перчатки, – и ты уже роскошно оснащен, – и потратить можно было сколько угодно времени, потому что число предков Лудольфа, изображенных на огромных портретах в главном доме и похороненных на местном кладбище в лучшем месте, было немалым. Так Хелена целыми днями занималась прополкой сорняков, пересадкой, обновлением или поливом цветов, очисткой надгробий от лишайников и птичьего помета и подобными делами. Спокойная, простая работа, за которой она была в полном одиночестве и могла спокойно предаваться своим мыслям – почти как во время программирования. Кладбище также казалось ей местом, отстраненным от безумия остального мира. Здесь, среди мертвых, ее постепенно охватывало желание смерти, чтобы наконец прервать эту жизнь, которая так бессмыслена без любви. А любовь по-прежнему означала для нее и всегда будет означать только одно – Артур. И здесь случилось так, что в один прекрасный день, подняв глаза к небу и сказав себе, что, если ее все равно больше ничего не держит в этой жизни, она вполне могла бы рискнуть и попытаться сбежать, чтобы попасть к Артуру. * * * Ей стало ясно, что для такого замысла в первую очередь нужно найти союзников. Весьма кстати примерно в это же время Лудольф в один из вечеров объявил за ужином, что впредь ему придется уезжать все чаще и на больший срок. По тому, как он это сказал, Хелена уловила, что он испытывает смешанные чувства: с одной стороны – гордость за поставленные перед ним задачи, с другой – сопротивление, потому что эти задачи противоречили его личным целям. – Но почему? – спросила Хелена, накладывая ему в тарелку, как он и ожидал, большой кусок мясного рулета. – У тебя появились новые должностные обязанности? Он посмотрел на нее с благодарностью, как всегда, когда чувствовал себя понятым ею. – Да, – ответил он. – Весьма деликатные. Хелена неподвижно смотрела на него, когда он подыскивал слова, ожидала чего-то нехорошего. – Ты знаешь, – сказал он, – что нашему народу пришлось принести большие человеческие жертвы. Даже если война скоро закончится, потери мучительно высокие. И, само собой, в основном именно молодые люди в расцвете сил отдали свою жизнь за Отечество, это означает, что после войны многие молодые женщины неизбежно останутся незамужними. Неприемлемое положение, учитывая необходимость как можно скорее восполнить потери. Вот почему рейхсфюрер решил расширить деятельность организации «Лебенсборн», чтобы даже незамужние матери могли спокойно воспитывать арийских детей. – Лудольф сложил руки. – Ну а от меня ожидается осуществление контроля за проектом. Хелена на одно ошеломляющее мгновение почувствовала совершенно иррациональную ревность. – От тебя ожидается в том числе и… помощь? Когда, скажем, возникнет потребность в мужчинах? – Нет-нет, – быстро ответил Лудольф, – о чем ты подумала? Только арийцы с расовым статусом AAA или AA могут заниматься таким видом… деятельности. Нет, я должен контролировать строительные работы, выбирать подневольных работников, подписывать формуляры, организовывать меры безопасности и тому подобное. Не волнуйся. Все еще удивляясь самой себе, Хелена спросила: – А когда начинается? – Завтра, – сказал Лудольф. – И я буду отсутствовать как минимум неделю. В ту ночь Хелена, пока Лудольф совершал свою обычную попытку зачатия, размышляла о том, что она сделает, если забеременеет до того, как ей удастся сбежать. Сможет ли она тогда вообще бросить Лудольфа? Или же, в худшем случае, оставить с ним возможного ребенка? Нет, ни за что, поняла она, как раз когда Лудольф, задыхаясь, исполнил супружеский долг. Она могла только надеяться, что ее тело продолжит отказываться забеременеть и она не окажется перед подобным выбором. На следующее утро, после того, как Лудольф уехал со своим сопровождением, она составила список всех, с кем ей приходилось иметь дело в поместье. А потом занялась проверкой всех этих людей. Конечно же, торопиться было нельзя. Напротив, чтобы добиться надежных результатов, ей придется потратить уйму времени – времени, которого у нее не было! Не важно. В последующие дни Хелена искала возможности поговорить с глазу на глаз с каждым человеком из своего списка – с каждой помощницей по кухне, каждой горничной, каждым слугой. Не то чтобы ей легко это давалось – личные беседы, если они велись не с близкими подругами, всегда казались ей трудными и неловкими, – но она старалась сделать это настолько хорошо, насколько возможно, чтобы хоть на мгновение возникло нечто вроде доверия или даже симпатии. Если это удавалось, она всегда спрашивала, немного понизив тон: – Могу ли я кое в чем вам довериться? Никто, как она со временем отметила, на такой вопрос не ответил «нет». Так, кухарке Ильзе она по секрету сообщила, что ей ужасно не нравятся маленькие жареные птички. С горничной Вильгельминой она простодушно поделилась впечатлением, что предок на портрете над лестницей, Бодо фон Аргенслебен, выглядит так, словно болел сифилисом.