– Потому что мозги имею. Поэтому мне и повезло получить направление к артиллеристам. – Чем тебе танкисты не угодили? – Потому что командиры-танкисты не умеют управлять танковыми соединениями, и, пока они не научатся, прольётся огромное количество крови простых танкистов. А времени пройдёт не один год. Мне в этот скорбный список попасть не хочется. – Уверен, что нет командиров, умеющих воевать? – уже зло хмыкнул тот. Бойцы, что стояли неподалёку, активно грели уши, из нас никто и не думал понижать голос. – Видел многих командиров. Умеющих воевать – ни одного, – чётко ответил я. – Я потому и выжил, что командовал и воевал как сам решал. Потому и награды сыпались, и победы были без поражений. Не учили командиров побеждать, а в войну лозунги с трибун и марши парадным строем не нужны. – Понятно, почему тебя всего лишили. Язык слишком длинный. – Разрешите идти? – решил я закончить этот разговор, ни к чему хорошему он не приведёт. – Я не отпускал тебя, – огрызнулся тот. – В общем, так, я уже связался с командиром корпуса, он заинтересовался тобой. Машина ждёт, чтобы через час в штабе корпуса был. – Вопрос можно? – Задавай. – Какая падла меня сдала? – Боец, за оскорбление командира можешь под трибунал попасть. – Старшина? – удивился я и покачал головой. – А на вид приличный человек. Дальше пришлось топать за капитаном, тут и стала понятна его злость, на своих двоих пришлось роту нагонять. Видимо, транспорта под рукой не было. У палаток стояли те «полуторки», кои я ранее видел. Погрузился в одну и уснул, пока она, взрыкивая мотором и покачиваясь на неровностях, катила к штабу корпуса. Водитель сказал, за сорок минут доедем. Лейтенант, что с ним в кабине сидел, покачал головой и велел не торопиться, мол, второй аварии он не переживёт. Так и ехали. Разбудили меня в полночь, судя по часам. Стояла тишина вокруг, лишь несколько человек вдали переговаривались. Водитель разбудил, сообщив, что приехали. Дальше сопроводили в штаб, там меня и провели в землянку генерала. Кстати, в землянке всё оборудовано, как будто я нахожусь в деревенском доме. Даже печь была. Любопытно. – Садись, старлей, – указал тот на скамью. – Я красноармеец, товарищ генерал-лейтенант, – ответил я, продолжая стоять. – Нет, ты старший лейтенант бронетанковых войск. Я в курсе дела. Мы с Потаповым старые знакомые. Твой командир получил назначение на должность командующего фронтом вместо погибшего под бомбами Кирпоноса. Три дня уже как командует, а тут ему доложили, что его любимого лейтенанта-танкиста под суд отдали. Потапов сразу вылетел в Москву, собрал всю информацию по этому делу и пошёл к товарищу Сталину. Тот очень осерчал. Решение суда было аннулировано, виновные наказаны. Ближайшим самолётом тебе предписано вылететь в Киев. Однако, как старый друг Потапова, я попросил его об услуге… – Генерал на несколько секунд замолчал, но я не проявил заинтересованности, поэтому тот, устало потерев двумя пальцами переносицу, продолжил: – После ваших рейдов по тылам противника немцы снизили использование авиации до предела. Месяц прошёл, и они восстановили воздушные силы. Однако в результате немцы не сильно продвинулись за это время на участке Юго-Западного фронта. У нас же налёты авиации – это бедствие. Одни «юнкерсы» с неубирающимся шасси в горле сидят. – «Лапти», – кивнул я. – На нашем фронте их всего штук двадцать было. Мы их все на гусеницы намотали в рейде, которым командовал старший лейтенант Труханов. Больше не появлялись. – А у нас постоянно в воздухе висят, житья не дают. Поэтому я и попросил Потапова… хм, одолжить тебя на некоторое время. Отказа не получил, но дали тебе всего две недели. – У вас нет лихих парней, что могут сработать похоже? – несколько удивлённо поинтересовался я. – Есть, и посылали, но, кроме потерь и недолгого снижении активности налётов, результатов нет. Даже бригаду десантников использовали, немногие вернулись. – Может, где ошиблись? – задумчиво пробормотал я, это не был вопрос к генералу, скорее ко мне, тот это понял и промолчал. – Ладно, товарищ генерал, что мне за это будет? – Не понял? – Генерал Потапов щедр на награды и звания, но и отдача от этого хороша, вы сами это сказали. А я не ваш подчинённый. – Потапов был прав, ты нагл чрезмерно. Жизнь тебя обломает. – Это вряд ли. Я пофигист по жизни. Как выяснили учёные, дольше всего живут именно пофигисты. – Что ты хочешь? – Не думайте, товарищ генерал, что я такой жадный или корыстный. Просто слух пойдёт, и все требовать меня к себе будут. Я с Потаповым работаю, и точка. Вам помогу временно, но не за просто так. Пистолет от вас наградной хочу. В общем, сколько аэродромов уничтожу, столько и наград получу. За каждый аэродром по наградному пистолету разных систем. А то любят наши командиры на шею сесть и ножки свесить. – Капитан Грибов прав, язык тебя погубит. – Это тот, что пополнение распределял? После суда уважение к командирам и власти вообще у меня упало ниже критической отметки. Теперь я имею право говорить что захочу, как осуждённый… Я могу поговорить с генералом Потаповым? – Не доверяешь? – усмехнулся комкор. – Не доверяю. Тот отказывать не стал, меня адъютант провёл на узел связи, и вскоре я уже общался с Потаповым, тот ещё в Москве был. Он всё подтвердил, попросив помочь, ну и срочно к нему, есть новое задание. Любопытно. Мы вернулись в землянку к комкору, адъютант вышел, и генерал жёстким тоном спросил – игры закончились, теперь я его подчинённый, а он мой командир, что тот и демонстрировал: – Что тебе потребуется? – Самолёт У-2, припасов на пять суток на одного, две канистры, одна с бензином и одна с дизтопливом. – Координаты вражеских аэродромов не нужны? – Нет, на месте выясню у дорожной военной полиции. Их ещё называют фельджандармами. Да, если есть револьвер с глушителем, то взял бы, с патронами к нему. Ещё приказ от вас, что выполняю задание особой важности. Этой же ночью желательно перебросить меня на ту сторону. – Бойцы нужны? – Там наберу. – Рисковый ты и наглый, – повторил генерал. – Иди отдыхай, койку тебе выделили, как всё будет готово, поднимут. – Есть, – козырнул я и, покинув землянку, направился за дежурным к другой, где меня устроили, и вскоре уснул. Подняли меня незадолго до трех часов ночи, но где-то рядом работал авиационный мотор, меня быстро собрали, я как приехал, с теми же вещами и был, и сопроводили к У-2. Лётчику я показал на карте, куда мне нужно, тут километров сто будет, тот кивнул, мол, доставит, а интендант показал, что мне выделили. Вещмешок, полный припасами, тут поболее, чем на пять дней, потом наган с «БраМитом». То есть с глушителем. Приказ от комкора я в нагрудный карман убрал. Две канистры полные. Их погрузили в небольшой багажный отсек. Туда же и мой сидор. А вот винтовку я между ног поставил, каску в ноги, мне лётный шлемофон временно выдали. Так и взлетели. Дальше я дремал, как лётчик ориентируется, не знаю, но я не сразу понял, где мы. Сели на полевой дороге, кажется, там, где и нужно, в районе Минска, где-то в пятидесяти километрах от него. Мы споро разгрузили самолёт, и будущий «кукурузник», поднявшись в начавшее светлеть небо, улетел; надеюсь, летун успеет пересечь передовую. Сбить его очень легко. Жаль, что отправили меня так поздно, лишая лётчика возможности безопасного возвращения в темноте. Что ж, как бы то ни было, но пора покинуть это место. Надев пилотку, на неё каску, я убрал сидор с личными вещами за спину, второй с припасами на грудь, обе канистры в руки, и так мелкими шажками стал уходить в сторону от дороги. Да, аккордеона нет, я его оставил под личным присмотром комкора. Обещал сохранить, пылинки сдувать. А вообще генерала я понимаю. Вряд ли он наверх сообщит, что решил моими услугами воспользоваться. Разве что настучат сотрудники особого отдела. Это их работа. Так что генерал решил рискнуть. Если у меня всё получится и хотя бы один аэродром будет полностью уничтожен, то он на коне, а если нет, то промолчит о моём участии. Надеюсь, он такой же щедрый, как и Потапов. Тот молодец, подобрал ко мне ключик. Ноша оказалась тяжела, так что, плюнув, я решил искать транспорт. Уже рассвело, но вокруг, насколько глаз хватает, брошенной техники я не вижу. Бинокль тоже не помог. Значит, эвакуировали немецкие трофейщики, так-то разного военного мусора вокруг хватало, но это именно мусор и мне не нужен. Значит, будем брать немца, ждём одиночную машину. Я подошёл к полуразваленной «сорокапятке» и укрыл вещи за её погнутым щитом. Судя по следам, танк проехал, причём наш, «тридцатьчетвёрка». След гусениц характерный. Точнее, следа уже нет, дождями размыло, но ширина колеи видна, не ошибёшься. Скинув с себя почти всё, винтовку положил и, устроившись за щитом, покусывая свежую травинку и закинув ногу на ногу, я с раздражением подумал о кладовщике, что не выдал мне скатку шинели, сейчас бы пригодилась. А в штабе корпуса я про неё сам забыл. А пока сидим и ждём. Чего бегать, транспорт сам тут появится. Пока было время, я решил осмотреть оружие. Винтовка в порядке, так что занялся револьвером. Не новый, но вычищенный и хорошо смазанный. Вот глушитель новый, как и запасной. Зарядив оружие – наган не заряженным был, – выстрелил в кочку метрах в двадцати от меня. Говорят, попасть сложно из револьвера на таком расстоянии, да с глушителем, но я попал куда хотел. Не знаю как, но само получается. Ожидать пришлось долго. Утром проскочили два тяжёлых мотоцикла с колясками. Похоже, патруль. Если они ищут следы высадки, то остаётся поражаться профессионализму службы охраны тыла. Трогать такие патрули нельзя, они как раз и служат маркерами. Где какой пропадёт, то туда и стягивают боевые подразделения для поисков. Дальше дело техники и времени. Потом колонна прошла, шесть машин, из которых два топливозаправщика. Что меня заинтересовало, на всех эмблемы люфтваффе. Шли гружёные, значит, в той стороне аэродром. И немалый, раз столько груза. Штурмовики? Бомбардировщики? Скоро узнаем. Тут к десяти часам появилась одиночная машина, «Опель-Блиц», и я понял, что это мой шанс. Жаль, кузов крыт, не видно, кто внутри. Но если солдаты, то у меня для них противотанковая граната есть. Что ж, приступим. Хм, вот что меня глодало, только сейчас понял: я есть хочу. Захвачу грузовик и поем. Совсем забыл про это дело. В штабе корпуса-то не покормили, как-то не до того было, всё наспех. А вот и грузовик, в кабине двое. Начинаем… Неподалёку от дороги, буквально в трёх метрах, находился порыжевший остов сгоревшей «эмки». За ним я и спрятался, и когда грузовик проезжал мимо и головы водителя и сопровождающего совместились на одной линии, я дважды выстрелил. Через лобовое не хотел, попорчу, внимание привлекать будет, а боковые у грузовика были открыты, через них, со стороны водителя, и стрелял. Попал оба раза, сначала в водителя, тот дёрнул головой, дав мне возможность подстрелить сопровождающего. Первая пуля застряла в крепком черепе истинного арийца за рулём. Грузовик начал останавливаться, а я рванул следом. Судя по тому, как плотно завязан тент сзади, людей в кузове нет, иначе им там не продохнуть от жары. Машина нагружена, и сильно. Вон как на заднюю ось просела. Я не успел. Несколько раз дёрнувшись, слегка съехав на обочину, грузовик встал, заглохнув. Вроде и не спеша ехали, километров двадцать в час, а всё равно встали что-то быстро. Видимо, из-за груза. Я только и вскочил на подножку, открыв дверь, как машина окончательно встала. Ещё и позорно промахнулся в первый раз, чуть под колёса не попав. Я столкнул тело водителя на пол к пассажиру, сбегал и принёс вещи, сложил тут же в кабине, главное кровью не испачкать, после чего отвязал шнур на заднем борту и, приподняв тент, осмотрел ряды белых мешков. – Мука, – пробормотал я озадаченно. – Где-то три тонны. Вернувшись в кабину, я снял планшетку с сопровождающего и, изучив наряды, удивился. Четыре тонны, то-то грузовик так перегружен. Лишней машины нет, всё в одну сгрузили? Ладно, задерживаться не стоит, дорога не так уж пуста. Запустив двигатель, я стронул грузовик с места – ох и тяжело идёт! – и, выехав на дорогу, начал разгоняться. Чуть отъехав, тут овражек с кустами был, я оттащил тела туда, предварительно раздев, включая исподнее и сапоги. Форма слегка забрызгана каплями крови, но чуть оттёр. А так моего размера нет, оба дылдами были. Френч и пилотку надел и дальше так катил. У небольшого пруда, сбегав за водой с ведром, отмыл кабину от крови, да и свой запас воды пополнил. У немцев две фляжки заимел, отмыл и залил водой. Вообще у водителя карабин был, а у унтера, что с ним ехал, парабеллум, артиллерийская модель, довольно редкая, и МП-40. Из боеприпасов тридцать патронов к карабину и всего три запасных магазина к ПП. Я грузовик обыскал, нашёл заначку водителя – не распакованная упаковка с лётным шоколадом, и всё. Как-то бедно. Нет, под сиденьем был ранец, видимо, водителя, но там в основном мелочёвка. Хм, котелок был, точно такой же, как у меня. Машина неплоха, я ничего не говорю, лучше плохо ехать, чем хорошо идти, но всё же для моих дел не годится. И груз ценный, немцам возвращать не хочется. Значит, машину нужно где-то спрятать. В планшетке унтера карта была, практически без обозначений, но указаны все лесные массивы вокруг, вот я и прикидывал, управляя машиной, где стоит спрятать этот «Опель», чтобы его долго не могли найти. Вроде выбрал место, планируя на ближайшем перекрёстке повернуть, топлива полбака было, точно хватит, ещё и останется, как заметил на том самом перекрёстке пост с мотоциклом. Чёрт. Знаете, в последнее время во мне бурлила весёлая злость. Суд этот дурацкий, в причинах которого я так и не разобрался, а судья не знал, да и Карпович просто рассказать не успел… В принципе, меня всё устраивало, я действительно ярко и высоко взлетел, что мне непривычно, а тут шанс вернуться к истокам и укрыться в привычной скорлупе. Так что я действительно легко принял такой приговор суда. Даже где-то порадовался, а то, что судью подставил, так это просто лёгкая паранойя и мстительность. А вот тому, что всё так переиграли и меня выдернули обратно в большую игру, где оступиться легче лёгкого, не особо порадовался. Только вот моя нынешняя злость от другой ситуации – это я о договорённости Потапова и генерала Петровского, командира Шестьдесят третьего стрелкового корпуса. Ну повезло мне дважды, один раз просто участвовал в налёте на аэродром, во второй раз сам командовал и участвовал. Неужели не понятно было, что это обычная удача и тут не было никакой серьёзной проработки и всё проходило на шару и в импровизации, а такие дела так не делаются… Хотя, может, как раз так они и делаются, немцы просто не ожидают подобного выверта. Разозлили меня генералы капитально. Тоже мне, нашли палочку-выручалочку. И я чувствую, это первый камешек, если так дальше будет продолжаться, то меня на разные фронта будут дёргать. С одной стороны, это и не плохо, свою нишу займу, командиров над головой нет, сам себе голова. Я же правду тому капитану сказал – Грибову, кажется. Ну нет сейчас командиров, что могут не то что крупными танковыми соединениями грамотно управлять, но даже небольшими. И каждый командир, у которого шпал побольше, так и норовит влезть и дать ценный приказ, а ты поди переживи его. Я поначалу этого не понял, не до того было, воевал плотно, в боях участвовал, а пока в госпитале лежал, немало времени подумать было. Вот и пришёл к таким выводам, что шансов выжить в качестве обычного бойца у меня было бы куда больше. Подумал и забыл. А тут так удачно, суд этот идиотский, с одним зрителем на скамье подсудимых. Интересно, сколько ещё они таких мнимых судов провели до меня? Видно же, что всё отработано и свои люди есть, вроде массовки и того, что моего адвоката изображал. Я даже решил поначалу, что это моя фортуна намекнула, что у меня правильные мысли, и дала мне шанс пережить первый год войны. А тут раз, и всё изменили. Пока я сам ещё не решил, печалиться ли мне, или… Нет, повода для радости всё равно не вижу. Вернусь к решению генералов, оно реально взбесило. Я понимаю, что с какой-то стороны показал себя везучим командиром, работающим нестандартно и легко действующим в тылу противника, но сесть на шею и ножки свесить, о чём я намекнул Петровскому, не было метафорой, похоже всё к тому и шло. И раздражало меня то, что с этой стези мне уже не соскочить. Я такую известность получил, что от меня ещё более громких дел ожидали. И пока непонятно, как на всё это реагировать. Да пока и не буду, до Киева. Если командующий фронтом оставит при себе, даст мне командира, даже если считает его хорошим, думаю, сотрудничества у нас больше не будет, а если решит держать меня при себе без перемычки между нами и давать задания, скорее всего в тылу противника, то, в принципе, я не против. Может, и переживу этот первый страшный год войны. Раньше-то я только ухмылялся, опыта-то не было, а побывал в боях и понял: война – действительно страшное дело, и если седина у меня в волосах появится через год-другой, я не удивлюсь. Главное, моторчик мой в груди от переживаний не запороть. Это страх мне неведом, а пережевать я умею. Вот и получалось, что злость у меня направлена на то, что, по мнению обоих генералов, такое задание для меня плюнуть и растереть. Легче лёгкого. Я же так не считал. Ладно сорок первый, немцы в своих тылах ещё амфорные, вот в сорок втором и уж тем более в сорок третьем я бы в их тыл не сунулся, перехватят влёгкую, натренировавшись на партизанах и диверсионных отрядах. Поэтому такую практику нужно прекращать, становиться нормальным командиром-танкистом. Вон уйти под командование Катукова, на мой взгляд, неплохо. Когда я говорил, что у нас нет нормальных командиров-танкистов, то я не лукавил, Катуков ещё шёл к этому и становился командиром с большой буквы, но у него пока не было опыта, как и накопленных материалов по использованию танков в разных ситуациях, не проанализировал он их, чтобы создать на их основе нормальную тактику применения танковых соединений. Так что я пока на распутье, и это тоже злило. Ладно, в сторону всё это, я подъезжаю к перекрёстку, где стояло трое немцев. Рядом мотоцикл с пулемётом на коляске. Явно только что поставленный пост, ещё ничего не оборудовано. А в стороне появилось две телеги. И ладно бы с крестьянами, так нет, наша форма и повязки на рукавах. Полицаи, мать их. Однако, к моему удивлению, меня даже не остановили, проводили взглядами, как я повернул, и продолжили стоять на посту. А повернул я в сторону полицаев, мне туда нужно было. Наверное, зря. Немцы запомнили, куда уехала машина, которую скоро в розыск подадут, будут искать в том направлении, так что от плана укрыть машину в лесочке, куда я планировал заехать, пришлось отказаться. Поищем другое место. А вот когда моя машина с натугой поднималась на возвышенность, откуда скатывались повозки, то понял, что повоевать всё же придётся. Телеги две, а полицаев с десяток. Хм, даже меньше, девять, пятеро на первой телеге и четверо на второй. Семеро в красноармейской форме, двое в командирской с фуражками. Так вот, в телегах я рассмотрел троих парней в нашей форме, на двух лётные комбинезоны, даже шлемофоны были, другой в красноармейской форме, но тоже со шлемофоном. Так что действовать пришлось быстро. Я остановил грузовик, заглушив двигатель, поставил машину на ручник и для надёжности ещё и на скорость, чтобы назад не покатилась, что-то мне ручник не нравился, слабоват, и приготовил оружие. Винтовка рядом на сиденье лежала, тут же МП, в зажимах в углу трофейный карабин у спинки сиденья. Я понимаю, что мне дали задание и провалить его я не имею права – и совесть не позволит, и Потапова подвести не хочу, но и бросать своих я тоже не могу. Я читал в прошлой жизни, что в Белоруссии половина полицаев и старост поставлены партизанами, на них работали, но сомневаюсь, что это про этих, скорее всего, из тех, что добровольно служить пошли. Пока никого на этой дороги нет, можно действовать, хорошо, что это не трасса, а обычная полевая дорога между сёлами и деревнями, свидетелей мало, поэтому, когда телеги проехали мимо, я открыл дверцу и выпрыгнул на дорогу. Почти сразу предупреждающий крик раздался. Полицаи сидели и с интересом крутили головами, поэтому, как я покидаю кабину, наблюдали трое или даже четверо, потому сразу заметили, что мундир немецкий, а шаровары красноармейские. Быстро защёлкал курком наган. Семь выстрелов – семь трупов, все в голову. Я не промахиваюсь. Мгновенно закинув револьвер в кабину, схватил за приклад винтовку, выдернул её наружу и сделал два выстрела, они уже громко прозвучали. Полицаи, оба бывших командира, уже, споро покинув телеги, лапали руками кобуры на животах, я потому и оставил их в живых – язык нужен, так что пуля одному в лоб вошла, другому в плечо. Пообщаться хочу. Однако это не всё. Вскинув винтовку к плечу – до этого я стрелял от живота, – сделал три быстрых прицельных выстрела. До немцев у мотоцикла с километр было, недалеко, поэтому и попал куда целился, в голову. Сами немцы мне были не интересны. Блях нет, комендачи, скорее всего, вряд ли что интересное с них получу, но раз уж до стрельбы дошло, то получить целую немецкую форму тоже неплохо. Замыкающая телега встала, там конь только ушами дёргал, а вот та, что впереди была, отъехала метров на сто и тоже остановилась. Кажется, поводьями зацепилась за что-то. Тут два коня запряжено было. Ладно хоть, не ускакали. – Здорово, браток, – сказал я лётчику. – Ух как тебя отделали. Сейчас всё сделаем. Быстро оббежав тела полицаев – подранков не было, – я отобрал ТТ у раненого полицая, возможно ремни с оружием с лётчиков те забрали, и, поискав, нашёл аж три ножа за голенищами сапог. Выбрав два получше, сунул себе за голенища, а третьим, вернувшись, перерезал верёвки, связывающие лётчика – сержанта, судя по треугольникам в петлицах, и дал ему фляжку. Тот сел и удерживал её трясущимися руками. Я положил рядом кобуру с намотанным на неё ремнём и велел: – Иди своим помоги, а я пока пленного допрошу. – Угу. Тот босиком был, с него содрали сапоги, наверное, хорошие были, но он, не жалея ног, побежал к своим, не забыв прихватить нож, фляжку и ремень с оружием. Я же в это время обрезанными верёвками вязал руки полицая, а то тот гад, старясь делать это незаметно, полз к телу другого предателя, рядом с которым винтовка Мосина лежала. Когда я завершил допрос, который мне мало что дал – полицаев этих сюда на днях перекинули из другой области, – ко мне подошли трое лётчиков. Старший, со шпалами в петлицах, капитан, осматривая меня заплывшими глазами, осторожно кивнул, пробормотав: – Действительно старший лейтенант Бард. Не ошибся Губин.