Часть 12 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Сколько стоит такая консультация?
— В зависимости от категории специалиста, от ста пятидесяти евро в час.
— Ох, нет. Лучше вы к нам. Если надо будет что-то раскрыть. Или кого-то разыскать.
Они распрощались. Да, говорят: психология — неточная наука. Но насколько послевкусие от разговора зависит от личного обаяния собеседника! Ничегошеньки, если разобраться, нового психиатриня Римме не сообщила, никуда расследование не продвинула. Все уклончиво, зыбко. Сплошное: «Нельзя не сознаться, но нельзя не признаться». Однако уходила девушка от Бобылевой окрыленной и словно бы заряженной бодростью.
На улице, наконец, стемнело. Дело шло к одиннадцати ночи. Но Москва, как известно, никогда не спит. По Октябрьской улице по-прежнему неслись лимузины, зазывно светились вывески кафе. Римма вдруг страшно захотела есть и вспомнила, что, кроме чипсов в ожидании электрички, ни крошки за весь день во рту не держала. Даже чаю не успела хлебнуть, когда заскакивала домой переодеться.
Зашла в кафе прямо напротив частной клиники, через дорогу. Пахло там вкусно, посетителей вообще и пьяных в частности оказалось немного, да еще и место у окошка освободилось. Римма плюхнулась за свободный столик. И хоть преступление над зожностью — есть не то что после шести, а, получается, после одиннадцати! — заказала себе гамбургер и бокал красного вина. Разве мало она сегодня бегала-носилась, переживала, допрашивала! Надо компенсировать потери энергии.
Пока ждала заказ, решила сделать то, что заставлял ее делать Синичкин и чем она частенько манкировала. «Сразу после встречи с человеком, — внушал ей Паша, — напиши кратенький отчет! Не только для меня — для себя самой! Выдели основное, что контрагент сказал, что, как тебе показалось, скрыл, на что при расследовании обратить внимание».
В письменном жанре девушка-детектив была не сильна, сочинения сроду писать не любила. Отчеты Синичкину ей нравилось делать в устной форме, в те времена, когда они жили вместе. Да, встречались они по вечерам дома, и она начинала ему за ужином докладывать о происшедшем за день — порой этот доклад заканчивался в постели.
Но в принципе Пашка, конечно, прав. И хотя бы кратко записать сегодняшнее не помешает. Тем более что делать все равно нечего в ожидании, пока ей гамбургер жарят.
Она открыла блокнот, что постоянно таскала с собой в сумочке, и попыталась сформулировать итоги. Костик, к примеру, муж Юльки, — он ненормальный? Или его неадекватная реакция означает, что он в чем-то замешан? И чем он в самом деле занимался в ночь убийства, почему на дачу к жене и ребенку только в пять утра вернулся?
Или психиатричка Бобылева. Права ли она, что никакой депрессии у Порецкого перед смертью не было? И, может, он действительно в ту пятницу передознулся? Или все-таки кто-то с ним рядом был и помог ему уйти?
В общем, все представлялось довольно неясным, поэтому Римма предпочла написать по вотсапу сообщение своему боссу — имитируя (а может, пародируя) его лапидарный стиль: «Привет, Синичкин. Гражданка Б. тяжелую болезнь горняка не подтверждает. Но считает, что, возможно, он все сделал сам. А может, ему кто-то и помог».
А тут ей и красненькое принесли, одновременно с гамбургером. Ух, булочка с кунжутом, картошечка фри, румяная котлетка! А этот запах! Римма занесла уже нож с вилкой, чтобы расковырять кулинарное чудо, и тут ее внимание привлекло происходящее на улице.
К особнячку клиники, где она только что побывала, подрулил суперпонтовый «Мерседес Брабус». В тот же самый момент из подъезда выскользнула Бобылева, в плащике «Берберри» поверх своей «Максмары». Водитель «Брабуса» вышел из-за руля, достал огромный букет, роз семьдесят, и протянул психологине. Она засмеялась, понюхала веник, интимно погладила ухажера по щеке. Затем тот совершил маневр, обогнул капот и растворил перед ней переднюю пассажирскую дверцу. Хм, значит, не муж и не давний сожитель, лишь ухажер. Мужья дверцы машин дамам не открывают. И семьдесят роз не дарят — если только провинились капитально.
Психиатриня с изящной и царственной повадкой погрузилась внутрь «мерса», и машина сорвалась с места.
Мужика Римма не разглядела — заметила только, что он мощен, плотен, хорошо одет и ухожен — а каким еще быть прикажете водителю «Брабуса»? Но, сколь ни была девушка-сыщик увлечена гамбургером и сухой «Риохой», номер машины ухажера она в раскрытый кстати блокнот все-таки записала.
Лишняя информация никогда и никому еще не мешала. Тем более сыщику.
Паша
В то же самое время я, вы не поверите, занят был примерно тем же самым, что и моя помощница: перекусывал. Только делал это не в понтовом кафе в пределах Третьего кольца, а у себя дома в Новогирееве. И ел не гамбургер, а пельмени. И пил не красное сухенькое, а нормальную русскую водку. С устатку, да не жрамши, махнуть пару рюмок — самое то.
Придя в результате алкотрипа и поглощения пельменей в благодушное состояние, я стал заниматься тем, на что тщетно пытался подвигнуть Римку — анализировать итоги прошедшего дня.
Да, институтский друг покойного сказал неожиданное: погибший, возможно, был неизлечимо болен. Но этого никто пока не подтвердил. Ни Полина Порецкая. Ни ее сестра. Ни мой второй опрошенный, коллега погибшего Карпащенко. Ни психиатр Бобылева. И тогда я еще раз позвонил Полине.
— Скажите, в какой поликлинике наблюдался ваш отец?
— Отец? Пф-ф. Спросите меня что-нибудь полегче. Никогда мы этот вопрос с ним не обсуждали. Наверное, не в обычной поликлинике по месту жительства. На службе у него, думаю, была ведомственная или договор с какой-то частной, по страховой — точно не знаю.
— А следователь его медкарту изымал?
— Откуда ж я знаю! Но, скорей всего, нет. Иначе об этом в их определении была бы запись, ведь так?
— Скорее всего.
— Что вам сказала моя сестра?
— Я с ней не встречался.
— Почему?
— С ней встречалась моя помощница.
— А, — в голосе Полины послышалось разочарование. Вероятно, ей хотелось услышать о сестренке нечто нелицеприятное. Но я не стал доставлять ей удовольствие и не рассказал, что мерзавец Костик пугал Римку винтовкой.
— Доброй ночи.
Назавтра мне предстоял тяжелый день.
Мне светило долгое-предолгое сидение перед унылыми мониторами — прямо хоть очки для компа из тумбочки доставай. И глаза закапывай.
Римма
С утра на следующий день Римма из дому позвонила Полине Порецкой — мелкой клиентке, на которую Синичкин запал.
Вообще у Пашки со вкусом, конечно, большие проблемы. На кого его только не тянет! На каких-то шалав натуральных: то на вздорных сисястых блондинок, то на херувимоподобных брюнеток! Может, поставить на нем крест окончательно, на ходоке этом несчастном?! Уволиться из агентства, поменять номер телефона, переехать! Исчезнуть из его жизни, с концами!
Но как подумаешь об этом, сразу в душе вдруг за-звенит струна ласковая: «Па-ашенька». И понимаешь, что уйти-то от него, и даже навсегда, можно, а вот тоску по нему вырвешь только вместе с сердцем.
А потом: кто, спрашивается, из мужиков безупречным вкусом отличается? Особенно насчет баб? Все они — идиоты, как караси безмозглые, клюют на яркую наживку, на блесну! На пустышку! Паша — еще не самый худший вариант.
Полина Порецкая, фря, чувствовала, что ли, со стороны Римки соперничество, поэтому вредничала — нет, подъехать я не могу и в метро спуститься не успею, поэтому приезжайте сами ко мне на работу.
Слава богу, трудилась она в старых переулках в районе «Кропоткинской» — а все, что внутри Садового кольца, Римме по определению было близко.
Погоды стояли роскошные — бывают такие дни, когда ни холодно, ни жарко, зеленая листва, птицы, и народу немного — совсем идеально. Римма с удовольствием прошлась от «Кропоткинской». Получила у входа в офис ключи от квартиры Порецкого-старшего и адрес — заказчица изо всех сил корчила важную барыню. «Подумаешь (читалось в ее выражении и ужимках), какая-то секретарша!» Вот ведь гадина. А что делать: заказчица.
Паша
Вчера вечером я махнул еще рюмашку беленькой и решил поискать, что есть в Сети на всех фигурантов дела.
На ту же заказчицу мою, Полину.
На ее молодого человека по имени Геннадий.
На сестру ее Юлию Камышникову.
На мужа ейного Костика — зятя и недруга погибшего.
А также, до кучи, на однокашника погибшего Аболдина и сослуживца его Карпащенко.
О, великая сила соцсетей!
Я ведь еще помню те времена, когда частные детективы отдельной строкой вписывали в счета: фотографирование объекта. И стоила услуга недешево: до ста долларов. А теперь граждане сами себя в сетях закладывают: и фото, и море другой персональной инфы всем на обозрение выкладывают.
Полина Порецкая вообще, по-моему, эксгибиционизмом страдала — она обожала фоткаться в купальнике, на тропических курортах, в спортзале или на балконе своей каталонской квартиры. Была она в принципе хороша, ладненькая, стройненькая — вот только грудь! Да, грудь подкачала. Мне в купальнике (а тем паче без оного) моя Римка гораздо больше нравится: кровь с молоком и третий номер с переходом на четвертый.
Фотографировалась Порецкая чаще соло, но в последние года полтора рядом с ней стал появляться мужик, на вид чуть постарше. Черноволосый, артистического вида, смазливый, брутальный. С каждым месяцем дистанция, которую он держал с Полиной, все сокращалась и на последних фото (апрель, Италия, Тоскана) они выглядели совсем как голубки: щека к щеке, ручка на груди, селфи с поцелуйчиком. Интересно, а как к этому роману, что закрутила его младшая дочерь, относился погибший? Надо мне спросить у заказчицы.
Поинтересовался я и профилем Геннадия (фамилия его оказалась Колыванов). Оказалось: возраст — тридцать четыре года, москвич, окончил бакалавриат «вышки» по экономике, потом магистратуру в шотландском Эдинбурге. Руководит отделом в российском представительстве международной компании. В общем, жених на загляденье, не чета старшей дочери (если, конечно, во всем верить Полине с ее россказнями про сестрицу).
Ничего компрометирующего на Геннадия Колыванова я не отыскал и перебросился на Юлию Игоревну Камышникову, в девичестве Порецкую.
Юля, выглядевшая, честно говоря, как поросенок, оказалась помешана на собственном наследнике Матвейке. Она выкладывала целые пачки его изображений — причем почему-то предпочитала голенького. Иной раз на семейных композициях и муж ее Костик мелькал.
Он из всей семейки оказался самым скупым на самозакладывание, однако парочку его фото, с только что пойманной щукой (и другими рыбами), а также при поднятиях тяжестей в фитнес-клубе я надыбал.
Наконец, мягкий релаксант в виде беленькой подействовал, я сохранил наилучшие фото Камышниковых — Порецких, отложил планшет и закемарил.
С утра еще раз звякнул Полине. Голос ее звучал досадливо: типа, сколько можно приставать. Однако я вчера забыл спросить: ездил ли обычно отец на работу на метро? Или на машине? И где возле дома имел обыкновение лимузин свой парковать?
book-ads2