— Хороший парень? Она кивнула: — Таких, знаешь ли, ужасно сложно найти. Перед нашим расставанием больше года назад мы с Шан почти съехались, ни о чем не договариваясь. Ни она, ни я не были готовы назвать вещи своими именами или отказаться от собственного жилья. Просто шли ночевать ко мне или к ней, смотря у кого заканчивалась ночная смена. Я постепенно знакомился с ее друзьями и родственниками, стараясь не думать о том, что мне ее познакомить не с кем. Какое-то время мы были счастливы. Мне вспомнилось, как мы готовили что-нибудь по-быстрому, ели, держа тарелки на коленях, и разговаривали. Летом забирались на крышу старого дома Шан по пожарной лестнице. Пили вино, смотрели на звезды, пели «Drunk on the Moon»[8]. Хорошее было время, но закончилось плохо. Я вляпался в неприятности на работе. Пустил свою жизнь под откос. Шан была права, на самом деле я так и не вернулся. — Прости, — сказал я. Мы принялись, уже непринужденнее, вспоминать старые времена. К разговору присоединился кто-то из завсегдатаев, и я стал прокручивать в голове события последних двух дней. Мусорный поджог, секс-шантаж, возможное убийство. Весь уголовный набор: от хулиганства до особо тяжкого преступления. Я принялся за второй бокал. Подумал про Олли Картрайта. Я поднял его ночью с постели. Именно такое поведение привело меня к работе в ночную смену. К моему самому последнему шансу. Однако стоило это проделать хотя бы ради того, чтобы позлить Паррса. Мне нравилась Софи. Она напоминала девушку, которую я когда-то знал. Однако в основном мои мысли сейчас занимал улыбающийся человек. Кто-то забарабанил в дверь. Шан обогнула стойку бара и направилась к выходу. В перерыве между песнями я услышал чей-то грубый, хриплый голос и обернулся. Кто-то — я видел только темный силуэт за дверью — доказывал, что Шан должна его впустить. Заиграла следующая песня, и я не услышал, что говорила Шан. После короткой словесной перепалки незадачливый посетитель поднял руки и отступил. Шан заперла дверь и объявила, что бар закрыт. Я допил пиво и ушел под блюз Тома Уэйтса, зная, что встреча с Шан прошла как нельзя лучше и что, наверное, она специально поставила эту песню в память о старых временах. В каком-то расслабленном, даже рассеянном состоянии, все еще напевая мелодию, я поднялся по ступенькам и шагнул на тротуар. Мимо грохотали двухэтажные автобусы, похожие на пустые коробки с подсветкой. Я уже повернул в сторону центра, но сзади раздался шорох. У входа в «Темпл» стоял какой-то человек. Его скрывала темнота, меня же освещали уличные огни. Я чувствовал на себе его взгляд. Какое-то время мы оба не двигались, потом я повернулся и пошел прочь. В этот раз все тоже началось со стука в дверь. Был вечер воскресенья, начало одиннадцатого. Мальчик немного подождал. Они забрались далеко от города, и, хотя давно стемнело, звезд на небе в этот раз не было. Мальчику хотелось вернуться к машине, где его ждали мать и сестра. Пожать плечами, соврать, что никого нет. Но Бейтмен был где-то рядом, наблюдал за ним, готовый выйти из темноты. Бейтмен знал, что в доме кто-то есть. И что этот кто-то — один. Мальчик не удивился, когда за дверью послышались шаги и молодой женский голос спросил: — Кто там? Голос казался знакомым. — Бейтс, ты? — нерешительно спросили из-за двери. — Ты не должен сюда больше приходить… Мальчик всмотрелся в темноту, где ждал Бейтмен, и ответил: — Я потерялся. Прозвучало правдоподобно. Изнутри щелкнул замок. Дверь приоткрылась, в щелку выглянула встревоженная девушка. Холли, которую он видел на рынке, только сейчас она была в пижамных штанах и в халате. — Привет. — Холли присела на корточки перед мальчиком. Глаза ее распахнулись от удивления. — Кош? Холли не сразу заметила, что за спиной мальчика кто-то стоит. Она резко выпрямилась, заскочила в дом и попыталась захлопнуть дверь, но Бейтмен застопорил ее ботинком, обитым железом. Потом распахнул плечом так, что от удара девушка упала и распростерлась на полу. — Прости, — сказала она. — Прости, пожалуйста. Мальчик не сразу понял, что обращается она к нему. Бейтмен шагнул в прихожую. В одной руке у него был гвоздодер, в другой — огромная дорожная сумка. Он швырнул ее на пол, схватил Холли за волосы и поволок в комнату. — Дверь, — бросил он мальчику через плечо. Мальчик толкал спиной входную дверь, пока не щелкнул замок. Вдохнуть не получалось. Он медленно сполз на пол. Из комнаты доносились шаги. Громкие голоса. Грохот мебели. Звон бьющегося стекла. Слабый голос Холли, моливший о прощении. — Сумку, Кош! — прокричал Бейтмен. — Некогда всю ночь тут торчать! Мальчик поднял с пола сумку и вошел в комнату. На удивление большую и богато обставленную. С огромными книжными шкафами вдоль стен и дорогой мебелью. Комната была больше, чем вся квартира, в которой жила семья мальчика. Он прошел мимо перевернутого стола, дыры в стене, разбитой настольной лампы, завернул за угол. Холли рыдала на полу, над ней возвышался Бейтмен. С гвоздодером в руке. — Сделаешь кое-что для меня, — сказал он девушке. — Да, конечно. — Холли кивнула, вытерла глаза и попыталась улыбнуться. — Залезай. — Он кивнул на дорожную сумку. — Что? — тихо переспросила Холли. — Залезай в сумку, — пояснил Бейтмен, не глядя на нее. — Но… — Она судорожно сглотнула. — Зачем? — Зачем? — передразнил ее Бейтмен. — Затем, что не каждому повезло родиться богатеньким, дорогуша. Некоторым приходится делом заниматься. Я люблю, чтобы все было тихо-мирно. Не по-хорошему, так по-плохому. — Он красноречиво помахал гвоздодером. Холли будто бы забыла, как дышать. Она кивнула, поднялась с пола и бросилась в коридор. Мальчик пошел за ней. Холли стояла у двери и трясущимися руками отпирала щеколду. Возникший позади мальчика Бейтмен усмехнулся. Холли замерла в ослепительном луче света и закрыла лицо руками. — В дом! — велела ей мать мальчика. Плечи Холли опустились, колени подогнулись. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Бейтмен поднял ее и понес обратно в комнату. — Я же сказал. Не по-хорошему, так по-плохому. Мальчику хотелось вжаться в стену. Он старался не смотреть на мать, которая прошла мимо него в комнату. Закрыл глаза, но до него доносились звуки борьбы и тяжелое дыхание. — Не надо, — молила Холли. — Не надо… Словно в тумане, мальчик заглянул в комнату. Бейтмен пинками запихивал Холли в сумку. Она о чем-то просила, но Бейтмен застегнул молнию, и слов теперь было не разобрать. Черная сумка со вспучившимися боками сотрясалась от рыданий девушки. Было непонятно, где голова, а где ноги. В молнии застряли несколько прядей длинных волос. Бейтмен продел замок в петли и защелкнул его ладонью. — Заткнись уже, чтоб тебя! — сказал он, тыкая сумку ботинком. — И не такие помещались, дорогуша. Почувствовав на себе холодный взгляд матери, мальчик попятился из комнаты. — Иди с сестрой поиграй, — сухо бросила она. Девушка в сумке отчаянно звала на помощь, но мальчик не останавливался. В ушах звенело, рот наполнился слюной. Перед глазами замелькали радужные пятна, у мальчика возникло ощущение, что он поднимается над землей, выходит из тела. Он был уже у двери, когда Бейтмена прорвало. — Заткнись! — орал он. — Черт! Тебя! Подери! — Каждое слово сопровождалось ударом тяжелого ботинка по телу. С улицы криков о помощи не было слышно. Мальчик не чувствовал земли под ногами. Сначала он шел, потом побежал, помчался прочь от дома. III Чайнатаун[9] 1 — Прошу прощения за беспорядок. — Фредерик Койл наконец вышел из спальни. Он не был готов к моему приезду. Встретил меня в пижаме и халате. Попросил подождать на втором этаже просторной двухуровневой квартиры в центре города и ушел переодеваться. Гостиная была не то чтобы в полном беспорядке, но явно не прибрана. На полу стояли полупустые тарелки с едой и грязные бокалы. Тянуло легким фруктовым ароматом — от электронной сигареты, засунутой между сиденьем и подлокотником дивана. Я обошел гостиную и обнаружил за шторой серебристый шейкер. Похоже, его спрятали в спешке. Поглядывая на дверь спальни, я открутил крышку шейкера и понюхал содержимое. Шейкер был холодный, но я все равно удивился, увидев внутри нерастаявшие кубики льда. В десять утра. Я сунул в шейкер палец. Лизнул. Джин с соком. Вечеринка либо только закончилась, либо, наоборот, возобновилась. За дверью послышались шаги. Я сел в кресло. Койл вернулся в наглаженном ярко-синем костюме и извинился за ожидание. Его тонкие усики походили на трещину в белом блюде, иссиня-черные волосы были зачесаны назад и зафиксированы гелем. По виду ему можно было дать лет сорок пять или чуть больше, значит волосы он красил. Койл подошел к окну. Не стал проверять, на месте ли шейкер, а просто прикрыл жалюзи. Теперь солнечный свет просачивался в щели между пластинами.