Дело же обстояло так, что груз хлопка и муки на «британце» возглавлявший призовую партию вспомогательного крейсера мичман, по всей видимости, посчитал не стоящим возни. И не задерживаясь, отбыл. Была объявлена категорическая просьба, суть – приказ: «пароходу немедленно уходить из этого района на вест». Воспрявший духом, что его не тронули (хотя формально повод был), и, видимо, решивший, что за ним стоит весь Королевский флот, английский капитан взбрыкнул, возмутившись, де, почему это он должен сходить со своего маршрута, делая ненужный крюк? На что с медленно выписывающего циркуляцию рейдера лаконично отсемафорили: «В целях вашей же безопасности – вы находитесь в зоне боевых действий». И в подтверждение, выказывая серьезность намерений, дополнили: «Наблюдаем перископ японской подводной лодки у вас по корме! Вынужден открыть стрельбу!» Орудие на полубаке не замедлило дважды плюнуть огнем. Всплески от падения снарядов, окатившие кормовую надстройку холодным душем, оказались действенным пинком, чтобы английский шкипер поднажал в указанном направлении. Официального японского представителя, выслушивавшего все эти излияния британца: «надеюсь, доблестный флот микадо поставит этих зарвавшихся русских на место!», больше заинтересовало описание рейдера – по словам свидетеля это было судно с одной трубой и прямым форштевнем. Получив данную информацию, Хэйхатиро Того сделал вывод, что Рожественский оперирует как минимум двумя вспомогательными крейсерами! Поскольку тот, что повстречался «коммерсанту», был явно не «Рион», имеющий клиперные обводы. То или иное количество дымовых труб на переменчивых кораблях противника адмирал теперь в расчет боялся и брать. А потом всплыло и название – «Маньчжурия» (третья телеграмма). И кто-то из английской команды даже разглядел на борту нечто иероглифическое, наспех замазанное краской. Вот тут Того, сложив два плюс два, озарившись тривиальной догадкой, испытал приступ гнева и изжоги от некстати отобеданной миски острого гюдона[40]. Это уже было чересчур! Запоздалый, но еще один неприятный сюрприз от Рожественского! Молчание капитана Миядзи получало свои, по-прежнему не укладывающиеся в голове, объяснения! * * * И были еще многочисленные свидетельства от мелких суденышек промысловиков, которых, видимо, ближе к закату русские попросту не заметили. А ведь были еще и те, кому не посчастливилось успеть укрыться в темноте. И опять была эта путаница с дымовыми трубами – в сумерках, в неопытности простых рыбаков, твердивших то о трехтрубном броненосце, то о двух… о двух крейсерах. «Что они могут понимать, эти “рыбьи кишки”, в боевых кораблях? – срывался в раздражение и желудочные колики Хэйхатиро. – Броненосцы, крейсера, да им чумазый угольщик покажется линейным гигантом!» Кстати, потом еще, довеском… и своеобразным отголоском, через «кривой» телеграф пришло сообщение, что «Рюрик» спустя двое с половиной суток после прохождения пролива Лаперуза был замечен на широте 50° близ острова Шумшу. Сопоставив расстояния, среднюю скорость хода, честно делая скидку на изношенность машин и мореходность «большого крейсера фрегатного ранга», Того пришел к выводу, что «Рюрик» никоим образом теперь не сможет догнать отряд Рожественского. Это оставляло еще ряд вопросов, но меняло немного расстановку сил. * * * Утренний бриз заносил в открытый иллюминатор адмиральского салона свежесть, запах водорослей и звуки побудки флагманского броненосца «Микаса». Ранний, почти традиционный чай уже выпит, вестовой унес приборы, пятидесятишестилетний хозяин кабинета, одетый в повседневный мундир, стоял, чуть склонившись над столом. Тактическая карта, лежащая перед командующим, пестрела новыми значками, соединенными почти прямой линией – линией курса Рожественского. Значки – это там, где корабли русских, так или иначе, отме тились. Понимая, что информация о других перехваченных в приз судах придет позже – возмущенными претензиями, дипломатическими нотами… провал исполнения директивы Министерства флота «о защите восточных торговых коммуникаций империи» был очевиден. Предпринять что-либо против бесчинств отряда Рожественского на восточных коммуникациях Империи было крайне затруднительно. Невозможно. Нечем. «Встретить у проливов за южной оконечностью Кюсю! – рождалось очевидное решение в адмиральской голове, задаваясь тревожным: – Вопрос – где именно?» Своей прямолинейностью русский адмирал словно показывал, что и далее пойдет кратчайшим путем. Того этому не верил. И с этим пониманием виделась бесполезность постановки минных банок в проливах… слишком велик фронт. И по-прежнему оставались сомнения – сколько броненосных кораблей у Рожественского. Не желая делать резких движений, просчитав шансы, все, на что решился командующий Объединенным флотом, это выделить отряд миноносцев. Не мог он разбрасываться кораблями линии, отправляя их к проливам. – Главное на данный момент – это порт-артурская эскадра! Куда следует немедленно перевести все наличные броненосные силы, – невидящим, затуманенным взглядом уставившись в иллюминатор, проговорил Того. Вызванный флаг-офицер терпеливо ждал распоряжений, сверля спину командующего. – Вице-адмиралу Камимуре – приказ к исполнению: вторым боевым отрядом выдвигаться к Эллиотам! * * * Через календарный день российское морское ведомство официально объявило о том, что «Рюрик» был потерян в неравном бою с японскими крейсерами, с упоминанием примерной классификации вражеских боевых судов, где один был опознан как «броненосный». В штабе Объединенного флота, зная, что никаких японских броненосных крейсеров у Камчатки нет, это заявление восприняли не иначе как «злонамеренная дезинформация!» И ожидали скорое появление «Рюрика» в оперативном поле. – Нахождение наших крейсеров в тех высоких широтах неочевидно, – соглашался Того, все еще не оставляя надежды на возвращение капитана Миядзи, держащего флаг на бронепалубном «Акаси». И уже не вслух делал оговорку, брезжа тайным подозрением: «Зато есть броненосные британские!» Союзнички же не спешили давать какие-либо разъяснения. Того деликатно поделился своими сомнениями с британским военно-морским атташе при японском штабе – капитаном 1-го ранга Пэкинхемом. С «прописавшимся» на флагмане «Микасе» сэром Уильямом у Хэйхатиро были достаточно теплые и уважительные отношения. Однако возвышающийся на целую голову, внешне невозмутимый, поблескивающий неизменным моноклем джентльмен, по виду со всей искренностью (хотя демоны разбери этих длинноносых акачихе)[41] заявлял, что не обладает необходимой информацией. Отправленные им же (Уильямом) в Вэйхайвей шифровки остались без разъяснительных комментариев. И Того пришлось сделать то, чего он так не любил – спешно менять планы. В эфир полетела телеграмма, возвращая уже стронувшиеся главные силы Камимуры на исходные позиции. Санкт-Петербург. Двенадцать верст налево Я осень все понять не мог, Покуда ждал до той поры. Но листья собраны в костры, Как будто кто-то осень сжег. Осень в Царском Селе сорила листьями. Голые, крючковатые ветки деревьев, оседланные скребущим вороньим карканьем, покачиваясь на ветру, печально царапали серое придождливое небо. Главный любитель-истребитель ворон нет-нет, да и косился на неубиваемых пернатых своим прицельным неприятием. Затем снова опускал взгляд, завидев засыпы падшей листвы, специально сходил с расчищенной дорожки на газон и с шуршащим удовольствием разбивал их желто-красное море «форштевнем» своих кавалерийских сапог. Мерной, тихой поступью.