– Телеграмма с «Риона!» Сообщает: «Вынужден замедлить ход из-за риска налететь на рифы. Открыл огонь по противнику на дальней дистанции». А Рожественский продолжал задумчиво теребить пуговицу на кителе: – Предположим… хм… хм! А ну-ка, прикажите Трояну оставить в покое этого несчастного японца, он нам (этот узкоглазый) еще пригодится. Кое-что попробовать все же стоит. Попробовать хитро сыграть. А? Офицеры почтительно замерли с планшетами в руках, сверля начальство глазами, не смея спросить, что же задумал командующий. – Японцы, конечно, перестраховщики, – взгляд адмирала блуждал по разложенной штурманской карте, – но это работает в обе стороны. Не станет Камимура сильно оголять блокаду Владивостока, сочтет, что против одного «Осляби» («Рион» в расчет можно не брать) достаточно двух элсвикских броненосных крейсеров[37]. Так? Я – полагаю. А как там говорят азиаты, война – искусство обмана? Вызовите боцмана, нам надо сделать некоторые приготовления. Японцы будут ждать нас, а мы будем ждать их. * * * За светлое время суток, к неторопливым сумеркам, неторопливые русские вышли на параллель Хоккайдо, находясь от острова в пятидесяти милях к востоку. Все это время капитан «Кагава-Мару» неотступно следовал у них на правой раковине. Однако удерживая приличную дистанцию, так как, однажды набравшись смелости, едва попробовав подойти ближе, был немедленно изгнан быстроходным русским клипером, что ранее преследовал его у островов и даже обстрелял, добившись одного попадания в ютовую часть. Почему крейсер тогда так легко от него отстал у Эторофу и ныне не пытается настичь, явно имея лучшие ходовые качества, шкипер «Кагава-Мару» не знал, списывая это на нерешительность русских и на благоволение богов. Ведя наблюдение в зрительную трубу, он регулярно отсылал сообщения по беспроводному телеграфу в Нэмуро, подтверждая, что это, несомненно, предсказанный командованием трехтрубный броненосец и быстроходный вспомогательный крейсер. Увиденных в рассветном тумане транспортов с ними уже не было. «Типичные угольщики – отгрузились и убрались, – логично умозаключил шкипер. И в который раз поднимая подзорную трубу: – А вот боевые суда…» Вот тут совсем не кадровый морской офицер, а некогда рядовой шкипер рыболовного флота по достоинству оценил хитрую покраску противника. «Мерцающая» – так бы он ее обозначил. Возраст сентиментален, и на языке завертелась хокку о словно текущих, сливающихся с волнами кораблях. Впрочем, излагать поэзией о варварах и врагах старый японец счел недостойным. «Судя по их курсу, русские целенаправленно идут Тихим океаном в обход всего японского архипелага. Без намеков на уклонение мористее, оставляя пролив Цугару далеко побоку. Если их намерения не изменятся, и за ночь не изменится курс, то…» Простого капитана вспомогательного судна командование не посвящало в свои высокие планы и замыслы, но нетрудно было догадаться, что русским готовят встречу. Оставалось только молить богов, чтобы утром они оказались… * * * Утром они оказались там, где их ждали. К исходу ночи эстафета телеграфной переклички «Кагава-Мару» с Нэмуро перешла уже непосредственно на крейсер «Ивате». Спешащий от Хакодате младший флагман второй эскадры контр-адмирал Сотаро Мису был лаконичен и требовал обстоятельности. Но пока ночь выедала глаза, а «Кагава-Мару» слепо шел, привязанный к компасной линии курса противника, можно было лишь уповать на беспечную прямолинейность адмирала Рожественского. Перекладкой руля всего на румб влево, за темное время суток он легко мог затеряться на тихоокеанских просторах, но… Когда засветлел восток, с «Кагава-Мару» пришло радостное сообщение: «Враг обнаружен!» Лишь отклонился к западу на незаметную пару миль, но эта маленькая фора лишь незначительно отсрочивала выход японского ударного отряда на дистанцию огня. А когда утренний туман, наконец, рассеялся и прорезался горизонт, стоя на мостике, слившись с биноклем, контр-адмирал Сотаро Мису, наконец, тоже увидел. И не сдержал торжествующей улыбки, просто представив, как, должно быть, шокирован противник, обнаружив у себя на правой скуле даже не дымы, а вполне угадываемые абрисы его крейсеров. Для контр-адмирала Мису нетерпеливое предвкушение безупречного перехвата и завязки боя… боя, в идеальных условиях обеспеченно выигрышного, делало время «медленным» – тягучим в этом дрожащем ожидании. Казалось, медленно, перемалывая винтами океан, режет воду флагманский крейсер «Ивате», чья палуба дрожит под ногами. И слишком медленно растет в глазах серый, то расплывающийся, то очерчивающийся силуэт – несомненно это он, теперь уже обреченный броненосец «Ослябя». Время еще оставалось «медленным», даже когда «быстроногий» клипер, что объявлен российским морским ведомством как вспомогательный крейсер «Рион», нежданно следовавший много позади – на правой раковине своего броненосного мателота, а потому не сразу замеченный, налетел на бедолагу «Кагава-Мару», обрушившись залпами. Однако не стал задерживаться у полыхнувшего пожаром, потерявшего ход судна, а нагло стал приближаться к его крейсерам, подбираясь с левого борта. Контр-адмирала Мису понял, в чем тут необходимость, и мог поклясться, что русский капитан сейчас смотрит, считает – какими силами пожаловал противник. Однако не стал размениваться – отдавать приказ «отогнать стрельбой наглого русского». Броненосные «Ивате» и «Адзума» шли молча, не обращая внимания на всякую мелочь. Но теперь вполне можно было «показать зубы» главному противнику, и контр-адмирал коротко бросил: – Ход «самый полный!» И разрешающе кивнул старшему артофицеру. По «Риону» отстрелялись бронепалубники «Такачихо» и «Нанива», следовавшие второй колонной левым уступом. «Русский», не став искушать судьбу, выписав циркуляцию, пустился в бега. Тем не менее не преминув на отходе осыпать новыми залпами «Кагава-Мару», доведя его положение до обреченного. «Это корыто потеряно для Японии, – без сожаления резюмировал контр-адмирал, – но его экипаж достойно выполнил свой долг и задачу. Боги все видели… воздастся». Отвлечь силы на спасение людей он не мог. «По логике, сейчас, получив с “Риона” паническую телеграмму, – Мису усмехнулся, – Рожественский должен отвернуть в безнадежной попытке разорвать дистанцию…» Однако «Ослябя» продолжил следовать прежним курсом, и показалось ли – нет, но броненосец вроде бы даже отклонился к весту. Поваливший из его труб дым говорил, что там, в его котельных знатно подкинули в топки. А потом он, вдруг резко повернув, пошел на сближение! Это был подарок (враг сам шел в ловушку)… и не очень – в японском Императорском флоте не любили бой на контркурсах. Безумец? Храбрец? Что ж, тем достойней будет победа! Японские крейсера открыли огонь с дистанции 70 кабельтов, разнобойно осыпая всплесками вражеский корабль. «Такачихо» и «Нанива» оттянулись, отставая, занимая безопасную позицию на правой раковине концевого «Адзумы». «Русский» начал стрелять с 50 кабельтов. При общей скорости сближения примерно в 35 узлов это произошло спустя четыре минуты. Вот именно тогда время из состояния «медленно» перешло в пульсацию «быстро». Старший артиллерийский офицер «Ивате», руководя огнем, ранее уже получал доклады, что наводчики не могут сфокусироваться и поймать дистанцию. За все время добились лишь одного попадания, на которое «русский» даже не «дрогнул». Остальное все мимо, мимо… едва обрадовав парой накрытий. Орудия броненосца тоже пока никак не отметили «Ивате», но оказалось, что они били исключительно по идущему следом мателоту. – Попадание в «Адзума!» Сотаро Мису оставил на мгновенье наблюдение за противником, чтобы оглянуться назад. Как раз в кильватерной полосе кучно встали два высоченных всплеска, полностью закрыв крейсер. Опав, они показали неприятную картину – носовая башня «Адзумы» нелепо топорщила стволы, один вверх, другой в сторону, на баке медленно тлел пожар. Неожиданно точно прилетел еще один снаряд, выметнув пламя и дым откуда-то из спардека перед задней трубой. Броненосный крейсер плавно вывалился из строя и стал отставать. Еще четыре минуты, и дистанция дошла до метки 30 кабельтов. «Близко! Слишком близко!» Сотаро Мису, сжав кулаки, уступил, приказав отворачивать вправо, помня, зная, что русских комендоров обучали именно на «тридцать». Теперь противники сходились контргалсами. Броненосец открывал свой борт и сектор для кормовой башни. Вот тут контр-адмирал и заметил то, о чем, оказывается, настойчиво пытались сообщить с бронепалубников, с которых каким-то образом раньше сумели увидеть некоторое несоответствие. Еще при наблюдении за вспомогательным крейсером противника контр-адмирал обратил внимание на его словно резаную кусками раскраску. Несомненно, и «Ослябя» был расписан подобным образом, что делало его невообразимо неузнаваемым. К тому же, сближаясь, броненосец шел под острым углом, показывая по большей части свою носовую проекцию. И как теперь (наконец!) догадался Сотаро Мису, хитрая черепаха Рожественский поставил на свой корабль фальшивую трубу! Неслыханно! Как теперь (о боги!) с запозданием понял контр-адмирал – перед ним не «Ослябя», которого первоклассные японские броненосные крейсера, да еще в придачу с бронепалубниками гарантированно били… уничтожали. По всей очевидности, перед ним был хорошо забронированный и главное – с 305-мм орудиями главного калибра… – Это «Суворов!» – вымолвил оторвавшийся от бинокля побелевший лицом старший офицер.