Отрываясь с земли, ввысь умчась. Мы уходим по утренним звездам, Рыкнув выхлопом, к ветру кренясь. * * * Тихий океан оставался позади. Как и осажденный Порт-Артур, и Квантун. И Того со своим Соединенным флотом. И Рожественский, о котором уже заговорили все телеграфные агентства и запестрели заголовками газеты. Рожественский и его отряд Изящное великолепие рангоута бригов и фрегатов, обводы их корпусов определялись в силу податливости корабельной древесины, необходимой вместительности и интуитивно выработанным за столетия требованием к мореходности. Это правило касалось даже внушительных многопалубных испанских галеонов. Проглядывалось даже у поздних многопушечных линейных кораблей – монструозных высокобортных туш, оснащенных (включая добавочные лиселя) просто-таки гороподобной белопарусной оснасткой. А «лебединой песней» парусного кораблестроения оказались клипера, от которых на трансконтинентальных линиях требовалась скорость… как можно большая скорость, даже в ущерб грузоподъемности. Оттого все клиперные суда имели острые носовые обводы, вогнутые ватерлинии и шпангоуты. Их скошенный форштевень как будто скользил над волнами, отсюда и название от английского clipper – стригущий. Стригущий волны. А затем паруса неизбежно вытеснили машины. «Рион» был наследником именно этой школы – океанский лайнер, заточенный под скоростные качества. Переоборудованный во вспомогательный крейсер, он удачно вписывался в концепцию быстроходной гончей. К тому же пароход оказался в превосходном состоянии. Следуя передовым отрядом с «Ослябей», «Рион» по первому же окрику сигнальной вахты о любом подозрительном затемнении на видимом горизонте быстро набирал полный ход, бросаясь в дозорную проверку. В такие моменты, вздымая форштевнем бурун, отбрасывая белый кильватер, срывая дым в горизонтальную полосу, судно казалось особо стремительным. Особенно в сравнении с товарищем по авангарду «Ослябей». Один летит по волнам… другой утюжит их, поскольку форма носа броненосца это уже иная концепция – запоздалые заблуждения военных корабелов о таранных сшибках. Ко всему командир «Осляби» Владимир Иосифович Бэр щадил механизмы, в целом следуя выбранному Рожественским эскадренному ходу – 12 узлов. И потому, когда «Рион» вот так на «полном» проходил вблизи мателота, и вовсе создавалось впечатление, что бронированный утюг словно замер на шагреневой ряби океана. Даже кильватерную полосу за его кормой быстро разбивали мелкие барашкопенные волны, вызванные непостоянными дурными порывами – следствие того, что ниже к «зюйду» холодные северные ветра сталкивались с восточно-тихоокеанскими воздушными течениями, смешиваясь, постоянно меняя направление. От этого и волочащийся из труб дым, в конце концов, развеивало в непредсказуемые стороны. И вымпелы на мачтах трепало то туда, то сюда. А позади, отставая на десять миль, следовали тяжелые основательные «бородинцы», и только маскирующая раскраска придавала им слегка «веселенький», очень уж иной концептуальности вид. А так, если по-честному – буравящие таранными носами воду, дымящие… и мрачные. Как и сам командующий эскадрой адмирал Рожественский, наверное, вставший в это утро не с той ноги. Бывает… Встретить в море идущий встречным курсом «Рюрик» Зиновию Петровичу совсем не улыбалось, так как изъяви Алексеев желание рандеву и разговоров, последует неуместная потеря времени. С другой стороны, поступили бы свежие новости о японцах – нет ли их кораблей в проливе Лаперуза, коим по логике и должен был проследовать «Рюрик». Рожественский, поступи благоприятная информация, все же не исключал возможности выскочить в Японское море и соединиться с Владивостокским отрядом крейсеров. И потому в дневное время эскадра продолжала двигаться вдоль Курильской гряды, несмотря на вероятность быть замеченной какими-нибудь упрямыми не по сезону промысловиками. Какое-либо иное оживленное судоходство до самого Хоккайдо Рожественский не ожидал. А пока по ходу движения проводили учения, дабы продолжать шлифовать взаимодействие кораблей, особенно с использованием полученных от потомков оперативных голосовых радиостанций и «электрических» дальномеров. Для чего следовавшие в хвосте колонны суда обеспечения погнали на траверзы, с приказом маневрирования по дистанциям. Одновременно с этим команды, изготовив броненосцы к бою, проводили перестроения, артиллеристы отрабатывали наведение орудий, происходила очередная сверка штатных дальномеров. Прочий экипаж по расписанию практиковал пожарные и «водяные тревоги». И так за полудень, пока на судах не отыграли «отбой», склянки не отбили «обед» и «бачковые» потянулись на камбуз[36]. В целом адмирал был доволен учениями, единственное, что капитан «Воронежа» уже в конце поднял сигнал о каких-то неполадках в машинах. А вернувшись в кильватер, незадачливое судно едва волочилось. * * * Еще двое суток пути. Практически все время от Петропавловска Рожественский, презрев усталость, находился на мостике, порой там и ночуя. Не особо жалуя офицерскую кают-компанию, он иногда запирался с Коломейцевым в своем салоне, и после таких приватных посиделок частенько подкидывал офицерскому составу новые задачки. «Ямаловцы» от щедрот, вместе с радиостанциями и лазерными армейскими дальномерами, оделили адмирала целым ящиком различной документации по морской тактике последующего столетия. Естественно, делая упор на морские артиллерийские сражения в нынешней русско-японской войне… и на торпедно-минную тактику… и на зарождающиеся силы подплава, включив туда же тактико-технические характеристики противостоящих японских кораблей. И не только… Зиновий Петрович, еще будучи в гостях на ледоколе, лично наблюдал, как небольшая настольная полиграфическая машина под своеобразные рабочие звуки выдавала один лист за другим, с напечатанными текстами и рисунками. – Вот это следует размножить и распространить среди офицеров, – адмирал выложил аккуратную стопку, – дабы внесли в свои записи боевые элементы судов противника. И силуэты для сигнальщиков в том числе. Ибо в справочнике Джейн есть недочеты. Коломейцев уже было собрался отправиться выполнять поручение… Рожественский задержал, заговорив с присущим общечеловеческим желанием поделиться: – А вот взгляните на это… весьма любопытно. Только обнаружил. Вот такие корабли будут строить через четверть века. Флаг-офицер взял новые листы, оценивающе впиваясь глазами – какой моряк не захочет посмотреть на будущие корабли… или корабли будущего: – Приземистые, как миноноски, но… – Это японские крейсера тридцатых, сороковых годов постройки сего столетия. Класс – «тяжелые». По нашему рангу – броненосные. Под одиннадцать тысяч тонн водоизмещения. Обратите внимание на размещение артиллерии – 8-дюймовки. Ход до тридцати пяти узлов… слыхано ли. – Красивые, – только и вымолвил Коломейцев. – Там, – Зиновий Петрович надавил, чтобы офицер понял, где это «там», – они воевали уже с американцами. В сороковых. А у нас уж и не знаю, как будет. И наша задача не допустить, чтобы сии красавцы шли супротив нас. И вообще не допустить, нагнув, загнав страну Ниппон в… Адмирал не договорил, рубанув рукой, почему-то раздражаясь, кивком отсылая подчиненного. * * * Пройдя за очередной день и очередные 140 миль, втянулись в ночь. Встретить сейчас «Рюрика», соблюдая радиомолчание, было не то что маловероятно – немыслимо. Ночью корабли собиралась в более компактную кильватерную колонну, придерживаясь разумной светомаскировки. Следуя в обход Японских островов, курсовая линия эскадры будет постепенно отклоняться восточнее от Курильской гряды, к утру выведя на северо-восточный траверз Хоккайдо. Примерно в 100 милях от берега. Эти адмиральские расчеты неожиданно нарушил «Воронеж». Вахтенному офицеру пришлось срочно будить командующего. Доклад о произошедшей неприятности прибывший на мостик Рожественский выслушал весьма спокойно. Суть – следовавший концевым «Воронеж» просигналил о поломке в машинах, резко отстал, продолжая помаргивать из темноты. Бросать судно, естественно, не стали, и флагманский офицер, послав вестового за адмиралом, приказал сбавить ход по эскадре до пяти узлов – ровно с такой скоростью полз концевой угольщик.