* * * Кэптен Фредерик Уорден о какой-либо цивилизованности даже не заикался. Зная больше, чем его офицеры, предоставил им на откуп эти бесполезные и бессильные протесты. Моряки с «Рюрика», в конце концов, действительно оказались милосердны. Но потом на охрану поставили российскую надзорную полицию. Командовавший ими четырехзвездочный садист выгнал пленных рыть могилы для британских морских пехотинцев, что были варварски перебиты жуткими казаками. При этом самым возмутительным и издевательским образом офицеров наравне с простыми матросами заставили махать лопатами, долбя невыносимо каменистую и склизкую почву. Стаскивать в ямы задеревеневшие трупы. Двух членов экипажа корабля Его Величества – минного и артофицера, категорически отказавшихся исполнять свинские приказы, увели поигрывающие нагайками казаки… судьба их осталась неизвестной, больше их не видели. А те, у кого еще оставалась вера в авторитет Британии, поняли, что солнце, которое не заходит над империей, сюда не заглядывает. Солнце и не выглядывало с самой рассветной хмари. Затем вообще наползли низко висящие тучи, посыпавшие унылую ледяную морось. К чести русских морских офицеров, жандармскому хаму было сделано замечание на столь неподобающее отношение к высоким чинам, пусть и пребывающих в статусе плененного противника. Ответ штаб-ротмистра мигом остудил потуги молодого мичмана с «Рюрика». А кэптену Уордену и возроптавшим высоким британским чинам специально перевели нарочитый отлуп жандарма: – Небось, когда вас в море-океян окунули и бросили подыхать, забыв о негласных морских конвенциях, вы, господин мичман, о благородстве не вспоминали. Вскоре командира «Кресси» вызвали на допрос – в бухте появился небольшой однотрубный пароходик, очевидно доставивший высокое российское начальство. С удовольствием бросив наземь успевшую натереть мозоли лопату, Уорден последовал за конвоем. Допрашивали его несколько офицеров во главе с адмиралом, представившимся наместником русского Дальнего Востока Алексеевым. И двое в штатском. В другой бы раз Фредерик обратил внимание на необычную одежду одного из них, но промокнув, промерзнув, лишь тупо отвечал на вопросы, мечтая о чашке чего-нибудь горячего, усталой мыслью отметив: «А эти невежды даже не предложили ничего. Что уж тут говорить о джентльменском обращении с офицерами Королевского флота». Вопросы русских удивления не вызвали. – Чем вы, капитан Роял Нэви, руководствовались, когда подняли японский боевой флаг и напали на российские корабли? «Что ж, – обреченно подумал Уорден, – я обязан сказать, что все произошедшее, совершено по моей инициативе, в собственной блажи, или из личной ненависти к русским. Да какая к дьяволу уже разница! После этого я немедленно становлюсь разбойником, пиратом и лишь экипаж может рассчитывать на оправдание, сославшись, что выполнял приказы обезумевшего капитана». Говорить о полученных распоряжениях из Лондона он не имел права, а все письменные приказы, инструкции и полномочные бумаги, которые предоставил агент из метрополии, после ознакомления были демонстративно уничтожены. «Делать нечего! Интересы Великобритании превыше всего!» – Сэр, – медленно, совершенно нехотя, вымучивая из себя, заговорил кэптен, – на меня вдруг нашло помутнение рассудка, и я решил атаковать корабли Российской империи. – Да неужели! – усмехнулся в бороду адмирал. – В таком случае могу вас обрадовать – вы все объявляетесь бандитами и годитесь под расстрельную казнь. Или как истинные пираты – на виселицу. – Простите, сэр, но я бы попросил более благосклонно отнестись к экипажу. Они лишь выполняли мой приказ. – Да что вы говорите?! И офицеры, и матросы, увидев поднятый «хиномару», не задались вопросом, что творит их капитан, вдруг почувствовавший себя самураем? А что вы скажете на это? Это нашли у вас в каюте, – высокопоставленный русский протянул исписанный лист с титульным заглавием, печатью, – от первого лорда вашего адмиралтейства, разрешение капитану крейсера «Кресси» на любые радикальные действия по отношению к судам и объектам Российской империи, на территории и вне… и так далее. Первым желанием кэптена Уордена было изорвать улику, и он только удивился, что русский адмирал так легко и без опаски дал ее ему в руки. «Джентльменство джентльменством, но интересы Британии…» И только пробежав по тесту глазами, вдруг сообразил: «Что-то не так!» Уж и позабыв о навязчивом желании: «чаю, чашку горячего…», Уордена сосредоточился: «Это не тот документ, что показывал куратор! От другой инстанции и… И что это, будь я проклят, значит?» А потом, вчитавшись, по мелким, якобы незначительным деталям, вдруг понял, что это ненастоящее. Фальшивка. «Боже мой! Это что?» Самое естественное было заподозрить в коварстве противника: «Русские затеяли игру и ложной бумагой хотят из меня выдавить признание?» А потом выплыло неожиданным пониманием: «Да этот же специально! Специально подброшено ко мне в каюту куратором! И когда этот лондонский проныра только успел? И среди пленных я его не видел. Хотя он может содержаться с другими группами, в других трюмных помещениях. Но как же хитро! Это получается, что русские, даже подав в суд на Британию за действия “Кресси”, будут с позором осмеяны, уличенные в предъявлении фальшивого документа! По логике и подпись, и печать, все будет указывать на обман. Господи Иисусе! Так и я теперь могу сослаться на эту подделку, оправдываясь, что выполнял приказ». Фредерик Уорден совершенно искренне загордился теми умными головами в Лондоне, которые придумали столь хитроумный финт. В голове кэптена непроизвольно заиграл гимн «Правь, Британия, морями». Впрочем, закончившийся первым куплетом. Снова заговорил сидящий напротив него грузный бородатый русский: – Это нашли у вас в каюте. И что странно, даже не в сейфе. Слишком просто и наглядно, не находите? И у меня есть все основания полагать, что сей опус ненастоящий. Липа. Посему… – неожиданно тяжело вздохнул адмирал, утратив всякую нарочито поданную веселость, – так или иначе вы, господин капитан, и вся ваша команда отправитесь на каторгу. Не обессудьте. * * * Не понимал Шпаковский эти реверансы с английским капитаном. Утомили они его. Вышел покурить… фактически ушел. Надоело. – Все их мягкие методы ничего не дадут, – чиркая зажигалкой, щурил глаз на сорвавшийся в лицо дымок. Выйдя на верхнюю палубу, с удивлением увидел, что к демонтажу 47-мм пушек с английского крейсера уже приступили. – Шустро сработали! – А это, уважаемый Вадим Валерьевич, согласно распоряжению Евгения Ивановича, – встал рядом штабной алексеевский каперанг, – ежели не пожелаете вы на свое судно сии 12-фунтовки установить, камчатцы с радостью их себе заберут. – Пожелаем, – в сторону сказал Шпаковский, подумав о своем, с интересом разглядывая корабль английской постройки. В дневном свете «Кресси» обнажил все свои «синяки и ссадины»: рваные леерные лохмотья, искореженные лопнувшие листы брони, ожоги пожаров, огрызок трубы, изжеванные вентиляционные раструбы… и круглые отверстия от неразорвавшихся русских снарядов. В совокупности с приваленным к отмели креном это создавало эффект, что «британцу» основательно вломили. «Но эффект не эффективность, – подумал Вадим Валерьевич, вполне объективно оценивая бронированную “коробку”, – не навались “Лена” неожиданно ночью, все прошло бы не так гладко». – Сюда по уму загнать пару важных и авторитетных генералов из артиллерийского управления, чтобы посмотрели, оценили наглядные факты воздействия русских снарядов. Каперанг, лучше знакомый с российскими реалиями, как и со всей внутренней «кухней» ГАУ[30], не нашелся, что и ответить. А странный гость с необычного судна перешел к теме допроса британского капитана: – А официальные документики, похожие содержанием на ту провокацию-фальшивку, что так удачно подвернулась в капитанской каюте, у этого кэптена однозначно были. Ибо как-то своеобразно он себя повел. Заметили? – Заметил. – А значит, и человек был, который их доставил. Надо допросить кого-нибудь из нижних чинов, кто по должности вхож на мостик, и выявить агента с метрополии. Сам кэп и офицеры скорей не скажут, патриотично заупрямятся. Не пытать же их… И пояснил, увидев непонимание собеседника: – …с пристрастием. Ухмыляясь: – …загоняя иголки под ногти. И как ни в чем не бывало – на вытянувшееся лицо каперанга: – …но есть и более гуманные способы выбить правду. Если будет угодно. И перевел тему, указав в сторону берега, где пленные продолжали копошиться с ямами и телами: – Что они там делают?