«Да неужели!» – с надеждой припал к биноклю кэптен, да и минный офицер уже долдонит о том же! О, да! Противник, с учетом подсевшей его кормы, странно «вальсирует». Тут недолго догадаться – управляется машинами. – Сэр! Поиграем с ним в кошки-мышки! – влез в нетерпении артофицер. – Теперь, пользуясь его затруднением в эволюциях, можно бить с удобных дистанций и ракурсов, с острых углов! «Когда его бортовая артиллерия будет работать лишь четырьмя из восьми, – продолжил мысленно Фредерик Уорден, отдав соответствующие распоряжения, – а второе восьмидюймовое орудие вообще всегда можно держать в мертвой зоне! Всего бы его загнать в мертвую…» А «русский», виляя «хвостом», весьма удачно маневрировал, огрызался… как минимум, получив еще раз или два в свой высокий борт и уже притопленную корму. И было видно, что уже не все казематные орудия в шесть дюймов ведут огонь. Пожары брызгали красными, палевыми языками, пропадая, возгораясь вновь. Надломилась, слетела передняя труба, в облаке пороховых газов, дыма, пара, что тут же сказалось на скорости. «Поиграем, поиграем с “русским” в кошки-мышки, – твердил Уорден, которому пришлась по вкусу идиома подчиненного, – или… э-э-э… все же в кошки-кошки?» И как в наказание за самоуверенность или в подтверждение мыслям под ногами тряхнуло, будто от взрыва мины! – Катастрофа в батарее левого борта! – Крик на высокой ноте[28]. Снаряд влетел в каземат шестидюймового орудия, детонировав со всеми приготовленными боеприпасами. Удар вынес наружу изрядный кусок борта практически у самой ватерлинии. Волна била, захлестывая, заливая по мере… – Сэр!!! Запаниковало – выйти из игры! Но… Во-первых – за спиной стоял ряженный «коммодором» столичный хлыщ… и приказы метрополии! А еще ко всему остро взыграло, возобладало помянутое кем-то английское упрямство! Крен на борт «гулял», корабль раскачивало, кидало на курсе… команда в надрыве сил делала все, что могла, подводя к пробоинам деревянные щиты, крепя распорки, клинья – то справляясь, то снова уступая напору забортной воды. Старший артиллерийский офицер уже дважды докладывал о чрезмерном расходе снарядов. Но кэптен Уорден лишь качал головой – приказать снизить темп стрельбы он не мог. Бой продолжался. * * * Бледный болью, осколочной раной в руке, легкой контузией, каперанг Трусов припал к смотровому проему рубки, где в редких всплесках водяных столбов дымил, тянул длинные шлейфы, горел местами, но продолжал палить британский крейсер. Докладывали… сами видели из посеченной осколками рубки, что «британец» тоже потрепан и отвечает не всем арсеналом, снизив темп и интенсивность стрельбы. – Выдохлись, поиздержались, подломились лимонники! А? Евгений Александрович, – бодрился вернувшийся с перевязки младший минный офицер. Командир лишь молча кивнул, не разделяя: главный козырь английского крейсера – хорошо защищенные башни – продолжали кидать снаряды. Меняя галсы, «Кресси», сволочь, словно привязанный висел «на хвосте». На всяческие попытки держать его на траверзе «британец» вертел свои коордонаты, и «Рюрик» в задаче «не пропустить» вынужден был оттягиваться, всякий раз разворачиваясь к противнику кормой. В нее и прилетало в основном. Вот опять совсем близко от борта шлепнулось очередным, окатив палубу водой. Заклинившую лопасть руля старшина отделения бог весть какими экзерсисами смог поставить, закрепить прямо. Вывел из затопленного «румпельного» людей наверх, поднялся в боевую рубку, лично доложился! Управляли, варьируя оборотами левой и правой машин, что хоть как-то позволяло менять циркуляции, разворачивая крейсер к противнику то одним бортом, то другим. Тяжело, инертно, а потому всякий раз получая больше, чем удавалось ответить самим, теряя артиллерию, людей, живучесть. Понимали все… и командир корабля, капитан 1-ранга Трусов лучше всех понимал, что чем дальше, тем будет сложней, будет только хуже. После того, как разворотило трубу, осколками повредило котел, затем еще один котел, упала тяга и ход, маневрировать, уклоняться от наседающего с выгодных ракурсов «Кресси» становилось все невыносимей. Артиллерия полуоткрытых казематов была уже больше чем наполовину выведена из строя, и огрызались, били в ответ по возможности. В какой-то момент воспряли, когда у противника всполохом заалело в районе полуюта, где орудийный каземат… подумали, что вот оно – «золотой» снаряд. Почти! Дым слизнуло, показав приличную дыру в борту. Теперь и «британец» сбросил ход, кренясь, сам стал неуклюж. Дружного «ура» не получилось – весь экипаж был на пределе, заливая пожары, пытаясь «оживить» попорченные орудия, снося раненых вниз. Контузия пульсировала ноющей болью в голове, легкой тошнотой. Каперанг Трусов видел, путался и снова чувствовал – дальше тупик! Прореженной артиллерией добиться, выстрадать ничего не получится. Даже при удаче. «Учитывая, что паршивец оказался гораздо крепче, чем полагалось… впрочем, почему бы нет. Но вот! Может, вот он, момент, случай, пока проклятый альбионец чуть “приспустил штаны”, латая дыру, сбросил ход?» – Зарядить минные аппараты! – прохрипел громко, командно, вызволив новой надеждой внутренние силы, – ход полный, в машинном – не жалеть угля. Минная атака, черти! Заложив циркуляцию, «Рюрик» устремился на сближение, разбивая выпрыгивающим из воды таранным форштевнем волны. Присевший на корму, словно пришпоренный, почти красивый, если бы не легкий крен – изгрызенные, опаленные борта, сбитый грот и одинокая труба… но однозначно в отчаянии грозный, своими не прекращающимися пожарами, во всплесках накрытий, гневно рявкая баковой шестидюймовкой, подключив к бою 203-мм орудие в спонсоне правого борта. Взрыв снаряда, попавшего в заряженный минный аппарат, единомоментно детонировавшей мины был ужасен, разметав все вокруг на палубе, образовав в борту крейсера огромную дыру… корабль стал принимать воду, кренясь градусов до шести, кренясь больше! Заливало! Без управления рулями тягуче вошли в обратную циркуляцию, сумев пустить мину (торпеду) из оставшегося исправного аппарата. Безрезультатно. Крыса-«Кресси» легко увернулся, пропустив за кормой оставляющую пузырящийся след стремительную тень. «Рюрик!» Довершая очередной коордонат, русский крейсер, форсируя, изнывая вибрацией, резко увеличил ход, ринувшись на противника, получая на сближении очередной девятидюймовый снаряд. – Таран, – убийственно спокойно, с фатальностью в голосе, под визг осколков, вскрики раненых приказал Трусов. Наверное, это отчаянье! А может, и ошибка. Запас плавучести у корабля в двенадцать тысяч тонн сохранялся, несмотря на здоровенную «рану» в борту после детонировавшей мины. Машины позволяли хоть как-то маневрировать. Только вот орудий, годных к стрельбе, осталось совсем мало. Таран не удался. Несмотря на то что «британец» и сам с потерей хода – не без труда ушел с атакующего курса отчаянного «русского». Англичане, поднявшие «хиномару», наверняка понимали – одной артиллерией долго бы пришлось молотить, добивать, чтобы утопить «русского». А там и ночь скоро… Пустил торпеду. – Мина по левому борту! – донеслось истошное с мостика, где рисковали под осколками сигнальщики. Машинный телеграф звякает, добавляя обороты на один винт, реверс на другой! Нос неуклюже повело в сторону от опасности. «Не успеваем! – сжал кулаки Трусов, оценивая, что попадет опять в многострадальную корму. – Совсем чуть-чуть не успеваем!» Оставалась еще надежда, что мина соприкоснется под углом и не сработает взрыватель. Сработал! Крейсер подвспух в потяжелевшей корме. Его качнуло, накренило, кинуло в обратку. Из-под борта выкинуло белопенное вверх, оседая, сверзаясь тоннами воды. Резко пошел дифферент. Скорость окончательно упала до жалких трех узлов, вяло потащило влево – молотил только один винт. – Корабль тонет! Оконечность совсем скрылась под водой. Пылал полубак, горел деревянный настил. Части такелажа. Много, слишком много на «Рюрике» всяческого деревянного. – Всем спасаться по возможности! Евгений Александрович взглянул на хронометр: «Три с половиной часа! Три с половиной, а пролетели на вдох и выдох». Вдох вначале. И выдох… вот – в конце. * * *