– Наши знатоки предполагали, что уже будет отремонтирован «Богатырь». И именно его, как более быстроходный корабль, Алексеев для себя любимого отожмет. Броненосный и вспомогательный крейсера, как строем уступа подходили, так и застопорились – «Рюрик» совсем рядом, наполнив среду звуком машин, звякнувшими склянками, боцманскими дудками, долетавшими голосами… «Лена» отступом по его корме, тоже не больше чем в двух-трех кабельтовых. Теперь оба медленно разворачивались, создавая подветренный борт для спуска шлюпок. – Бля-я-я, – покачал головой Шпаковский, – а народу, особенно на вспомогаче, словно на базаре. Все выползли поглазеть. На «Рюрике» медлили, возились со шлюпбалками и двумя паровыми катерами. На «Лене» же справились быстрей – две шлюпки, поднырнув под бушпритом, побежали дружными хэкающими (ближе было слышно) взмахами… вместительные, в каждой пассажиров не меньше десяти человек. – Целое нашествие, – покачал головой Чертов, – зачем к нам на борт такую ораву? Я не понял – это жандармская форма? На кой черт их так много? – Я ж говорю, наместник путешествует с размахом, включая охрану. По истории, примерно в это время царь снял Алексеева с наместничества, и тот отправился в Петербург. Ну, точно с нами через Арктику решил. Или Николаша ему назначил. – Придется принять, – а скепсис лишь рос. Шлюпки уже отирались у трапа. Под бортом слышались окрики боцмана ледокола. Его голос звучал настолько буднично и заурядно, словно каждый день принимал императорских жандармов – хмурых служивых, выряженных по всей форме. У некоторых дурацкие шашки или палаши. И все, кстати, при кобурах – с револьверами, не иначе. Глядя на все это, действительно, что нашествие, боцман медленно закипал (это ж ему размещать всех – те еще хлопоты) и уже не особо деликатничал перед неуклюжими сухопутами: – По одному, по одному! Что вы как беременные пингвины! Полезли – затопало по железу, загрюкало по настилу… Параллельно слышны короткие команды парней Волкова, обеспечивающих контроль и порядок. Чертов навис на леере, заглядывая вниз: «Ну, да – морпехи молодцы! Команду получили – знают, что делать. А то черт их знает, этих царских держиморд с наганами… налицо – явный количественный перебор. Хозяйничать на ледоколе никому не позволим». Последним из шлюпки двинул тип в штатском – гладкий, опрятный, прилизанный пробор, черные усики, с аккуратным портфелем, во виду чинуша. «Столичная штучка», – догадался Андрей Анатольевич. Чиновник поднял голову, глаза – две пуговки блеснули антрацитами. Брякнул что-то матросу на кормовой банке. Тот отмахал коротко флажками. «Кому? Ага – на “Рюрик”». Вскоре из-за кормы крейсера появился катер, попыхивая длинной трубой. Тоже немало пригруженный… и компания пестрей. Главным выделяется солидный важностью и весом господин – однозначно сам Алексеев – стоит, прямой, цепляясь за поручень, борода чуть всклокочилась на ветру. – Орел… генерал! – Голос Шпаковского из-за спины. – Хотя постой, на воде, да на палубе он адмирал. Тоже в звании. И адъютанты – эполеты-аксельбанты при нем. И опять охрана, да еще и с карабинами. Серьезненько опекают начальничка. – Что наши знатоки-РЯВщики об Алексееве… с ним можно дело иметь? – По-разному. Не без самодурных загонов – за глаза величают Его Квантунское Величество. Но получается, что далеко не дурак. – А жизнь его… как там вообще сложилась? – Андрей Анатольевич неопределенно повел подбородком, но помощник понял: – В той, нашей реальности? – Да. Его тоже большевики ухандокали? – Не-ет. Не успел застать. В семнадцатом ушел, так сказать, своим ходом, – Шпаковский хмыкнул и неожиданно закашлялся, показывая по-детски пальцем: – Ё-мое! А пузан в рясе-то зачем? Точно поп? Ну да… поп. * * * Голос генерал-адъютанта, адмирала, наместника Е.И.В. на всем русском Дальнем Востоке соответствовал статусу и импозантности, звуча басовито и важно: – Ну-ка, братец… Даже боцман внизу притих. Образ Алексеева, его реакция на огромное, нетипичной архитектуры судно ничем бы не отличалась от поведения того же Дубасова или царя Николая. Да, да! Поначалу все до смешного повторялось: невольное удивление (зрачки, характерная мимика), попытка не подать виду, дескать, «и не такое ви дели». Присовокупим к этому неоспоримое желание показать, кто тут все-таки самая главная и важная персона, от кого зависит «быть иль не быть». В этом господа-превосходительства были до болезненности одинаковы. Так и наместник – предстал осанисто, без наивности, лишь начальственная длань взгляда… веря или не веря (а сам факт путешествия во времени любого мог бы выбить из колеи), но, конечно же, не смея сомневаться в той информации, которой его снабдил спецкурьер из Петербурга. А удивление и изумление, конечно, были! Было, да вышло все, когда по десятому, двадцатому… в сотый раз перечитал царское послание. В каюте «Рюрика», от Владивостока до Петропавловска. Самым существенным являлось то, что наместник прибыл с определенной конечной миссией, получив четкие директивы за подписью Е.И.В., в связи с чем изначально имел предвзятое отношение к «населению» корабля из будущего. Стоит оговориться, что те самые царские инструкции предлагали решить проблему «пришлых» по возможности самым мягким способом. Но уж если вдруг все пойдет по противному сценарию, полномочия позволяли действовать ультимативно и жестко, ставя условия при имеющихся аргументах. На то и жандармы с «Лены», на то и личные гвардейцы, и пушки крейсеров. Обоснования поступить с потомками так, а не иначе, изложенные в высочайшем рескрипте, Алексеев счел вполне разумными, логичными и естественными. И сомнений каких-то быть не могло! Первое. Порядки, заведенные в империи, не допускают никакого вольного статуса. Посему все «пришлые» должны присягнуть на верность императору, и по возможности принять православную веру. Став подданными, они тем самым получают полную и безоговорочную защиту империи, ее вооруженных и полицейских сил. А также все причитающиеся поощрения, награды, высокие звания и чины, согласно уложениям и табелю. Второе. Пришельцы являются не только благом, но и источником большой опасности. Как носители непозволительных идей, но перво-наперво являясь лакомым куском для иностранных держав. Тем самым представляя из себя дестабилизирующий фактор в мировых отношениях, могущий привести к нешуточным геополитическим противостояниям и военным конфликтам. И третье – последний довод, если наместнику придется брать капитана ледокола в крутой оборот… это поставить господина Чертова и его ближайших помощников перед фактом, что императору известно о нестабильных политических взглядах в экипаже. И что ряд членов команды ледокола намереваются захватить власть на судне и перегнать его в САСШ. А посему! Во-первых, во-вторых и в-третьих, обеспечение порядка и охраны объекта империя принимает на себя. Экипаж – обязать к содействию. Только взглянув на представших перед ним людей, адмирал решил не наводить мути и интриг. Личное мнение о пришельцах еще не успело сложиться, но Алексеев вполне доверял собственноручной монаршей приписке, соглашаясь: «Не лебезят, держатся просто. Пожалуй, даже слишком просто для достоинства. Однако оценка верная – никакого почтения». Это его даже не раздражало в понимании нетривиальности действительности и обстоятельств. И рубанул по-военному. Без экивоков: – Властью, данной мне Его Императорским Величеством, имею предписание… «Вот так, значит!» – Выслушав тираду… взбрыкнули бунтом, заскребли наждаком мысли, полетели ножи-взгляды – Чертов исподлобился на торжественного и многозначительного его высокопревосходительство. И в этой его многозначительности легко можно было угадать: «присоединяйтесь, господа, а не то…». «Вот так, значит, – накатило уже более спокойное, потому как подобный расклад ожидался. Другое дело, что позже, по возращению на Мурман, – другое дело, что на фига так выпячивать силу?» Пришло запоздалое понимание: «А ведь это удар по моему авторитету перед экипажем!» Колыхались позади важной фигуры адъютанты. Остались за кадром… за дверью жандармы, гвардейцы личной охраны – тесно в малом конференц-зале. «Но бородатого авторитета это не смущает – уверен? …самоуверен? …смел?» И вернулась злость. «Да все эти сатрапы парням Волкова на один зуб, дай только знак… не пожалев обивку! Вот только против, сука, пушек не попрешь». И панорама из иллюминаторов представляла подтверждение. «Вон он – серый лебедь “Рюрик”. Коптит, пары держит. Стволы в сторону, по-походному, но торчат весомо, только повернуть, довернуть на цель при надобности! Но каков же царь – так по-скотски. Или дурак. Или там другие силы подвязались? Или “англичанка гадит?” Или это самое естественное и рациональное решение для империи, для любого государства – хапать? У вас, господа-товарищи, есть равное право на выбор – никакого выбора, никакого права!»