– Один черт, не наше и нам не достанется. Так хрена ль? Зато прекратятся настойчивые изыскания нефти в Иране, а значит, хоть частично снимется напряжение на южных границах империи. Поулягутся страсти и вокруг Бакинских месторождений. – Вот-вот. Сейчас Россия с этого источника снимает самые сливки и стрижет купоны. Выгодно ли будет терять такие доходы? Тут не только геополитика. – Один черт, недолго этот эксклюзив продлится! Наши в компах нарыли – через четыре года в Иране-Персии забьет первый промышленный фонтан. – В таком случае, ваша правда, информировать надо. Впрок бы… Тем не менее нашему «научно-прогрессивному совету» следует подготовить подробные материалы и, как тут заведено… – И предоставить всеподданнейший бла-бла на имя Е.И.В., – перебивая, «подпел» в хорошем настроении Шпаковский, расплывшись в улыбке, – работа уже ведется. Люди озадачены! * * * Если перевести время на местный часовой пояс, то где-то после часу пополудни Рожественский стал выводить свои корабли и суда из бухты. На причалы высыпали петропавловцы, провожая эскадру. Скупо бахали салютные пушки – по мере снятия с бочек броненосцев, увитых сигнальными флажками, с парадно построенными на палубах матросами. С берега отвечали, вплоть до самочинной ружейной пальбы в воздух – люди увидели мощь и силу державы, и это не могло не волновать гордостью. «Рион», еще прибитый угольной пылью, уже дополнил «Ослябю», выдвигаясь в дозорный авангард. Остальные выходили медленно, степенно, друг за другом: «Суворов», «Александр». «Маньчжурия» – скорей эскадренный транспорт, чем вспомогач, ремонт машин с использованием запасов с «Воронежа», обещал судну стабильный средний 15-узловый ход. Возможно, при надобности раскочегарили бы и большее, но пытать машины на то нужды не видели. Замыкающий «Воронеж» тащить с собой из-за тихоходности желания не было, но как судно обеспечения пароход был все же еще актуален. Произошла интенсивная переброска сообщений и докладов по дальсвязи. Рожественский извещал Петербург о выходе. Петербург (в лице Авелана) капал на мозг Зиновия наставлениями. Но за всем прослеживалось желание и надежда четкого графика: дат, контрольных точек, допустимых (плюс-минус) погрешностей. Тут, на «Ямале», уже никто и не зарился на словесные ставки – просчитали целесообразность маршрута в обход Японского архипелага, так как проливы непредсказуемы, опасны минными банками и «торжественно» встречающими. А время неумолимо поджимало. Дождались, и Зиновий Петрович лично жаловал общением в эфире, переговорив с капитаном ледокола. После вежливых «попутного ветра» – одним на юг, другим на север, а адмиралу отдельно «побед и славы», наконец дано было некоторое разъяснение по поводу рандеву с «Леной» и визитом чиновника особых поручений. Командир вспомогательного крейсера Берлинский просил отсрочки, ссылаясь на неполадки в машинах. Связь обещал держать по беспроводному телеграфу, для чего тут же был произведен (для проверки) обмен условными сообщениями – связь была. – Открытым текстом? – немного удивились в радиорубке на морзянку, вопросом обернувшись к капитану. Чертов лишь пожал плечами. А небо совсем прояснилось, и с всеобщего согласия (молча переглянувшись) решили проводить эскадру, совершив пролет над ордером беспилотником. Чувствуя необъяснимую предвзятую торжественность. «С чего бы?». Присовокупив к этому порыву обоснованную рацио нальность – а почему бы и не поглядеть морское пространство по курсовому маршруту эскадры, насколько позволяла дальность летающей машины. Предупредив, естественно, адмирала. «Птичка» проходила на полукилометровой высоте, медленно набирая высоту. Изображение качественное. Моргало красным в уголку экрана – велась запись. Кильватерная колонна, оставляя широкую белую полосу, безбожно чадя обеспечителями (словно они вообще одной угольной пылью заряжены), терялась, терялась, уменьшаясь с набором высоты на просторах океана. Зиновий отреагировал, приказав приветственно сменить «набор»[19]. Знатоки из «ямаловцев» даже что-то там прочитали торжественно-возданное. Картинка убежала вперед. «Рион» дымил, пенил мористее, и прошли лишь над «Ослябей». Крыльями и тут не покачали, однако и Бэр вслед проявил сентиментальность, зная, что могут сфотографировать – запоздало что-то флажно отсигналил. Потом уж, когда «моторчик» пробежал на возможную дальность, доложили на прием командующему, что на сто миль море пустынно. «Счастливого пути!» На том почитай и попрощались. Назревая ситуацией… Пошли вторые сутки. «Ямал» болтался в море в двадцати милях от берега, к югу от входа в Авачинскую бухту. Упаси боже подумать, что громилу водоизмещением в двадцать три с лишком тысяч тонн болтало на волнах – болтались ожиданием. Видимость по горизонту держалась в пределах десяти километров. Море продолжало оставаться пустынным, а если на радаре и загорались метки, то ближе к прибрежной полосе – каботажные движения. Эфир молчал, лишь шурша треском далекой неизвестной грозы. Однажды сами послали запрос морзянкой (в конце концов, следовало определиться), так с «Лены» с задержкой ответили, что «продолжают производить починку машин». – Тянут, – вздохнул нетерпеливый Шпаковский, взглянув на капитана, – ждут, когда наместник пожалует. В ночь на вторые сутки вахтенный занес в журнал запись о крупном объекте на радаре, появившемся с южных румбов. Неизвестное судно двигалось осторожно («явно по счислению» – заметил кто-то из соображающих в штурманских делах), держась сравнительно далеко от берега, пройдя всего в пяти милях от «Ямала». Ночь была по-северному непроглядная, курс «неизвестного» не пересечный, поэтому с ледокола пока пассивно наблюдали, и даже якобы видели всполохи – предположили, что включался навигационный прожектор. Продолжали вести наблюдение. А едва забрезжил рассвет, судно сориентировалось и скользнуло в Авачинскую бухту. – Будем надеяться, что это крейсер с Владика. Наместника привез. Так оно и оказалось, поскольку спустя четыре часа поступил запрос с «Лены» на координаты рандеву. Дали в «квитанции» направление по компасу. Дистанцию указывать не стали, решили сами подойти ближе… ожив, тронувшись мягко, даже корпусом не задрожав, запенив море на «среднем». – Какой все ж век неспешный, – без следа досады констатировал Шпаковский, когда только по прошествии двух часов РЛС, наконец, выдала движение у мыса Безымянный – южного створа в Авачинскую губу. Капитан промолчал. К этому времени опять легли в дрейф, так как до берега оставалось не больше десяти миль. Суша проглядывалась узкой темной полосой, посеребренной выше лучами солнца. – Три, – доложил вахтенный, глядя на монитор радара, – селектирую три цели. И чуть погодя: – Одна на «зюйд» – кто-то из местных, очевидно… а две к нам – те самые гости. – Двое? Целая компания, – Шпаковский выразительно посмотрел на кэпа. Тот лишь мотнул головой. Ушел на перекур, заодно выглядывать дымы. * * * – «Рюрик!» – А что тебя удивляет?