– Тогда он набросился на меня и стал рвать одежду. – Жена отца всхлипнула, а отец возмущенно вскрикнул, но полицейский удержал его. – Я испугалась, хотела убежать, но он вдруг ударил меня, потом схватил за волосы, я начала кричать, а он бил меня, бил, а когда услышал, что кто-то бежит, то оттолкнул, и я упала на пол. Отцовская жена заплакала, и тот снова сделал попытку подойти к ней. – То есть вы подтверждаете, что офицер полиции, подполковник Реутов, пытался вас изнасиловать? – Он напал на меня, когда я отказалась… вступить с ним в… ну, в связь… и он словно взбесился. – Вы настаиваете? – Конечно, я понимаю, что2 это мое слово против его, но есть свидетели. – Которые просто услышали крики. – Довольно! – отец стукнул кулаком по столу. – Думаете, я не вижу, что тут происходит? Вы хотите выгородить своего сотрудника, но у вас это не выйдет. Не выйдет, молодой человек! Есть два свидетеля, которые были со мной в той квартире и которые видели, как… в общем, не выйдет! Я этого так не оставлю, сюда уже едет мой адвокат, и я… – Успокойтесь, гражданин, я же пока просто задаю вопросы. – Следователь пожал плечами: – Никого я тут не пытаюсь выгородить. Люба услышала, как за ее спиной открылась дверь, и, обернувшись, увидела Реутова. – Денис Петрович, что это за цирк? – Вы просто смотрите, Андрей Михалыч. И правда, цирк. Я эту даму в квартире Рудницкой встретил. Люба вздрогнула, и Реутов, словно только сейчас ее заметил, сочувственно тронул ее за плечо: – Извини, Люба, что тебе приходится все это наблюдать. Люба подумала, что с такой внешностью ему место где-нибудь в киноиндустрии, а не в полиции. А еще она поняла, что происходит нечто очень скверное. – Тихо. – Бережной взял Любу за руку. – Спокойно, детка. В комнате жена отца читает протокол, и с ней рядом уже сидит адвокат. Люба его хорошо знает – это Артур Олегович, давний друг отца. Он взял протокол и перечитал его. – Подписывай. Люба непонимающе посмотрела на Реутова. У нее в голове не варилось, что такой парень мог позариться на жену ее отца, злобную вульгарную клячу. – Теперь что? – Отец взвинчен, и Люба видит, как краснеет его лицо. – Я требую, чтобы… – Дмитрий, позволь мне. – Артур Олегович посмотрел на следователя в упор: – Назначаем экспертизы, и мирового соглашения не будет. – Не будет. – Следователь ухмыльнулся: – А теперь позвольте кое-что вам показать. На стене загорелся экран, и Люба с удивлением наблюдает Надину квартиру, вот захламленная грязная гостиная, входит мачеха… – О боже! Люба не верит своим глазам. Вот мачеха набрасывается на Реутова, рвет на себе одежду, потом упала, покатилась по полу… – Зачем?… – А это мы выясним. – Реутов улыбнулся: – Не надо так переживать. Скверная бабенка, и получит она за свои художества по полной программе. Люба со страхом смотрит на отца. Он сидит неподвижный, только его рука сжата в кулак, даже костяшки побелели. – Дима, я… Мачеха словно усохла, ее лицо враз постарело и скукожилось. – Димочка, я прошу тебя, это не то, что ты думаешь. – Артур. – Отец медленно поднялся, пошатнувшись. – Побудь здесь, пригляди за всем. – Но… Отец молча вышел из кабинета. Генерал, тронув Любу за плечо, тоже вышел, и она понимает его: противно так, словно ушат дерьма рядом вылили. – Идем, – Реутов подтолкнул Любу к выходу. – Тут уже ничего интересного не будет. Она послушно пошла за ним, пытаясь как-то склеить в голове увиденное, но ситуация вообще не вырисовывалась. Зачем Татьяне понадобился этот гнусный спектакль? – Не понимаю. – Чего ты не понимаешь, Люба? – Реутов обернулся к ней, и в узком пространстве коридора его глаза оказались совсем рядом. – Зачем она это затеяла? – Ну… да. – Люба ощущает неловкость и отодвигается. – Это… это совсем уже низость ужасная. Нет, я знаю, что такое Татьяна. Она способна сотворить любую подлость, преступление – но только если уверена, что это однозначно сойдет ей с рук, а такое… – Поверь, бывает и хуже. Огромная удача, что сейчас есть электронные девайсы, иначе эта история сейчас развивалась бы совершенно по-другому. Идем, там папаша твой, мышиный жеребчик, небось к генералу подался, выгораживать супругу. Так оно и бывает, когда женишься на бабе значительно моложе себя. Думаю, отец твой рогат многократно. – Это не мое дело. – Ну конечно. Они вышли в коридор и попали в водоворот людей, одетых как в полицейскую форму, так и в штатское. Они сновали из кабинета в кабинет, кто-то нес из туалета чайник, от автомата плыл запах кофе, слышались разговоры, но Люба словно оглохла. Ей было и жаль отца, и обидно за него. Она никогда не питала иллюзий относительно его новой жены – и потому не удивилась, когда та без обиняков заявила ей, что нечего, дескать, шляться в их дом, никто ей не рад, просто отец стесняется сказать, а вот ей стесняться нечего: тут своя семья и чужих не ждут. А теперь отец сидит в кабинете Бережного, и в открытую дверь Люба видит все: и как плечи его опустились, и сам он выглядит совсем стариком. Люба отпрянула – встречаться с отцом она не хочет, особенно сейчас, после этой постыдной сцены. – Денис Петрович, я… подожду где-нибудь тут. Реутов удивленно вскинул брови, но перечить не стал, а подтолкнул Любу в сторону небольшого кабинета: – Вот здесь давай, тут стул есть, присядь. Кабинет оказался просторной раздевалкой, Люба села на табурет и замерла. Она не видела отца много лет и теперь понимала – да, они чужие, Татьяна озвучила тогда его потаенные мысли, в которых отец, возможно, и себе признаться не хотел. И когда Люба перестала приходить и звонить, он ни разу не поинтересовался, куда это они с Женькой запропали. Исчезли – ну и слава богу. Любе слышно, как отец обратился к Реутову, и голос у него тоже какой-то угасший: – Я должен извиниться перед вами. – Слова даются ему нелегко, но отец всегда умел держать себя в руках. – Послушайте, я понимаю, что вся эта грязная история могла закончиться для вас очень плохо. – Я всегда веду запись. – Голос Реутова бесстрастный и холодный. – Андрей Михалыч, мы готовы отчитаться по делу. – Тогда минут через десять приходите оба сюда. – Бережной обернулся к шурину: – Дмитрий, я думаю, мой офицер уже понял, что ты к этой истории отношения не имеешь. А вот твоя жена – совсем другое дело, и зачем ей понадобился этот мерзкий спектакль, мы выясним, так что придется ей у нас задержаться. А вы с ней между собой потом без нас разберетесь. Будет что-то нужно – обращайся, чем смогу, помогу, а сейчас прости, недосуг. Мы расследуем убийство твоей дочери. – Убийство?! – Именно. Разве Люба тебе не говорила? – Я… Мы не виделись давно, а ее номер я потерял. – Отцу заметно неуютно в этом разговоре. – И Любиного адреса я не знаю. Я бы и о смерти Надежды не узнал, но Люба прислала с курьером письмо мне на фирму. Не понимаю, почему не позвонила… Адрес Надежды Татьяна узнала в Интернете, а Люба… она никогда не доставляла проблем, и я не… Послушай, я понимаю, что выгляжу… – Мне безразлично, как ты выглядишь, Дмитрий. – Люба слышит, как Бережной с шумом отодвинул стул и поднялся. – Но как ты умудрился жить со своими детьми в одном городе и при этом не видеть их годами, мало того, не знать адресов, номеров телефонов, не общаться и, главное, не стремиться к общению – это для меня полнейшая загадка, вот как хочешь. – Это сложно. – Отец не привык оправдываться и сейчас начинает злиться. – Второй брак, ребенок… Ну что я тебе рассказываю, ты сам второй раз женат. – Ты прав, второй раз. Но для нас с Дианой все наши дети – общие, такие же любимые и нужные, как и общая дочка. – Приемная, а не общая. Бережной чувствует, что сейчас врежет бывшему родственнику по холеной роже. – Да, приемная. И мы ее любим точно так же, как родных детей, а может, и больше, потому что она так натерпелась в своей прежней жизни – на десятерых горя хватит. Так что – да, любим и балуем, считаем самой родной и никогда никого из своих детей не оставим, пока живы. А ты родных дочерей просто выбросил из своей жизни в угоду пустой, никчемной и жадной бабе, компрометирующей тебя и изменяющей направо и налево. Ладно, недосуг мне тут по душам с тобой говорить – особенно если учесть, что в наличии у тебя души я очень сильно сомневаюсь. Твоя дочь умерла, а ты за юбкой тянешься. Дочь, которую ты должен был уберечь от беды, от той жизни, что она вела… Все, Дмитрий, ступай, не о чем толковать. И я понимаю, почему вы с Нелли в свое время сошлись, ведь свой свояка видит издалека, да. И хотя Нелли была… сложным человеком с тяжелым прошлым, но она стала тебе именно женой и, уверен, никогда не ставила тебя в такое дурацкое положение. – Но она умерла, Андрей. И я… – И на свете не было других баб, кроме твоей Татьяны. – Бережной презрительно фыркнул. – Ступай себе, Дмитрий, я занят. И больше сказать тут было нечего. За последние годы отец сто раз мог узнать и адреса, и номера, приехать в гости, да просто звонить на домашний телефон, пока кто-то не взял бы трубку – это несложно, но не приехал ни разу и не позвонил. Он выбросил из своей жизни все, что было до его брака с Татьяной. И их с Женькой тоже. Зато когда замаячила перспектива наследства, они с мачехой сразу адрес узнали. А может, и раньше знали.