«Что тебе не так, Катерина?» Действительно, что? Судьба решила развлечься, преградив мне дорогу таким мужчиной. Но он не для меня, я это понимаю. Все эти истории золушек — сказки для мечтательных нежных дурочек. В реальности всё иначе. Ему захотелось поиграть, вот и всё. Позабавится и вышвырнет, а мне что потом делать? Как смотреть в глаза тем, кто меня знает? Скажут, что прыгнула в постель к богатому, а он попользовался и выставил. Но самое страшное — это влюбиться в такого, как Макарский. И что мне потом делать с собственным сердцем? Глупо верить, что он полюбит меня по-настоящему, а потом женится. Да и брак с таким мужчиной — не гарантия его любви и верности. Нужно рубить на корню тот трепет, что возникает в животе, когда Константин смотрит на меня. И не быть такой дурой как сегодня, как только что — пять минут назад. Потому что я не могу с уверенностью сказать, что совсем-совсем не хотела этого. Мне казалось, я волю теряю под напором его губ и рук. Тело отдавалось странными вибрациями, а сейчас чувствую слабость в мышцах и всё ещё не до конца рассеявшийся вязкий туман в голове. И сердце стрекочет. Эмоции оголены, словно нервы. Стыдно перед самой собой. А ещё страшно. Вдруг не отступит? Вдруг, «продолжим позже» — это не просто брошенные на прощанье слова. Да и вообще, такие, как Макарский, не оставляют впечатление людей, что бросают слова на ветер. Кое-как приведя в норму дыхание, я выбираюсь из туалета и возвращаюсь в салон. Лететь ещё минут сорок, и я не представляю, как смогу выдержать сейчас это время рядом с Константином. И даже пересесть некуда — все места заняты. Но когда я возвращаюсь, обнаруживаю, что его кресло пустует, а мой плащ, который я вернула Макарскому, аккуратно сложенный, лежит на моём месте. Я усаживаюсь, и ко мне тут же подходит стюардесса, спрашивает учтиво, не желаю ли я чего-нибудь. Я отвечаю отрицательно, и меня оставляют в покое. До конца полёта я остаюсь одна. Наверное, в бизнес-классе всё же нашлось свободное место, куда Макарский и перебрался. Но это хорошо. Вижу я его уже когда мы спускаемся по трапу после посадки. И то мельком. Он идёт в числе последних, беседуя с каким-то мужчиной в деловом костюме. Я же стараюсь как можно быстрее пройти терминал в аэропорту и выйти на улицу. Волгоград встречает куда более холодной погодой. Наверное, я выгляжу странно в одной водолазке, потому что плащ надевать не стала. Прямо в самолёте и оставила, не нужен он мне. Постараюсь скорее поймать такси и уехать домой, пока под ноябрьским небом, щедро делящимся ледяной моросью, совсем не околела. — Катерина! — оборачиваюсь на знакомый голос. Ох да, точно, меня же обещал встретить коллега. Он вчера вечером спрашивал, какой отчёт я отослала завучу по четвертным контрольным работам, я ему ответила, что в отъезде, а все документы остались дома в ноутбуке, пообещала отправить завтра, когда прилечу. Мы перекинулись парой слов, и Дима предложил встретить меня в аэропорту. Собственно, почему я должна была отказываться? Вот он как раз стоит у своей машины и машет мне. — Это что за хрен? — слышу над ухом, и меня весьма бесцеремонно хватают за локоть. — Не твоё дело, — высвобождаюсь, прошипев на Макарского. Я совсем не заметила, как он подошёл. — Поспорю, — говорит спокойно, но тон ледяной. — Холодно. Садись в машину, Катя, я отвезу тебя домой, — в его голосе больше нет игривых ноток, которые были ещё утром, когда мы встретились в самолёте. — К кому — по дороге поговорим. — Меня встречают, если ты не заметил, — крепко сжимаю ручку сумки, будто это даст мне какие-то силы. — Всего хорошего, Константин Львович. Сцепляю зубы и, не оглядываясь, быстрым шагом иду к ожидающему меня Диме, кожей чувствуя, как сильно это не нравится Макарскому. — Привет, — Дима улыбается и наклоняется, чтобы чмокнуть меня в щёку. Выходит по-дружески, но для меня такое приветствие оказывается неожиданным. Однако сейчас я ничуть не против, и очень надеюсь, что Макарский это увидел. — Приветик, — тоже улыбаюсь в ответ. — Дим, спасибо, что встретил. — Да не вопрос, — открывает мне дверь своей машины, приглашая в салон. Внутри тепло и приятно пахнет цитрусом из «пахучки», негромко бубнит радио. — Чего это ты, Катерина Валерьевна, так легко одета. За неделю в Сочи забыла, что в Волгограде в ноябре уже довольно прохладно? — Нет, — смеюсь, — представляешь, плащ в аэропорту в Сочи забыла. Хорошо, что ты приехал. Вру, но не рассказывать же ему правду. Дима Ромашов хороший. В школу работать мы пришли в один год, только он преподаёт физику. Он приезжий, учился в Ростове, а потом вместе с матерью, которая вышла замуж за преподавателя Волгоградского политеха, переехал в Волгоград. Димка весёлый и компанейский, отличный специалист. Ему сложно, конечно, приходится держать оборону против девчонок-старшеклассниц, не упускающих возможности мило улыбнуться молодому учителю. — Есть хочешь? Можем, заехать куда-нибудь. — Да, давай. После случившегося в самолёте, сейчас я чувствую, как меня отпускает напряжение. С Ромашовым легко, в словах нет двойного смысла, да и вообще, он обычный, простой парень. Я подозреваю, что нравлюсь ему, но разве это плохо? И никаких непристойных предложений, руки не распускает, как некоторые. Мы равные, а это очень важно. По пути мы заезжаем в ближайшую пиццерию. Народу тут много, в основном молодёжь. — Здравствуйте, Дмитрий Владимирович! — слышится из-за соседнего столика. — Ой, и вы тут, Екатерина Валерьевна. Девчонки из 10 «б» машут нам из-за столика у окошка. Хихикают, неверно расценив наше с Ромашовым совместное появление в выходной день. — Всё никак не привыкну, что теперь спокойно никуда не сходишь, — подмечает Дима. — Я вот недавно в пивбар с другом пошёл, сразу наткнулся на прошлогодних выпускников. Пришлось затариться и дома тусить. — Ещё хорошо, что прошлогодних. А то сам знаешь… — Это точно. Дима берёт оба подноса с заказом, и мы присаживаемся за столик в углу напротив друг друга. Он расспрашивает о Сочи и моей поездке. Сам рассказывает, что новый муж матери снова звонил ему с предложением идти преподавать к нему на кафедру, но Дима снова отказался. Признался, что этот мужик ему не нравится, потому он и переехал в Волгоград за мамой — чтобы приглядывать за ней. Сама не знаю, как так выходит, но во время беседы, пальцы Димы прикасаются к моим. Будто невзначай, когда он хочет обратить на что-то моё внимание, да так и оставляет их. Мягкий, аккуратный жест, но мне хочется отодвинуть руку. Может, если слишком свежи воспоминания о других прикосновениях — наглых, властных, не спрашивающих разрешения. Я вижу, как шевелятся губы Ромашова напротив, когда он что-то рассказывает, но будто выключаюсь из настоящего, выпадаю. Не воспринимаю то, что он говорит, а вместо этого чувствую, как меня бросает жар. Потому что воспоминания о сегодняшнем утре сами всплывают в голове. Жаркий, обжигающий шёпот, смелые руки, губы, так уверенно и по-хозяйски раздвигающие мои и завладевающие ртом. — Кхм, — моргаю, чуть мотнув головой, пытаясь прогнать наваждение. — Извини, Дим, повтори, пожалуйста. Некрасиво. И неудобно перед ним. — Я говорю, Наталья Валентиновна в понедельник утром всем за это нагоняя даст. Завуч по-любому пожалуется, — заканчивает фразу он. — Кать, ты устала, наверное. Не заболела? — Нет, ты прав, просто устала. Перелёт хоть и недолгий, а всё равно утомляет. — Ну это да. Поехали тогда? — Да, пожалуй. Но чай я допью, — улыбаюсь, пытаясь чуть смягчить внезапно сдувшуюся беседу. — Секунду. Отвлекаюсь на то, чтобы достать из кармана телефон, вибрацией сообщивший о входящем сообщении. Но едва смахиваю блокировку экрана, как настроение падает ещё ниже. «Ромашов Дмитрий Владимирович. Образование: высшее. Должность: учитель физики. Семейное положение: не женат. Перспектива карьерного роста: отсутствует. Последний пункт — прогноз в случае поползновений интимного характера в сторону одной юной особы, с которой он решил нынче разделить трапезу» Мать твою, Макарский. И следом квакает ещё одно сообщение: «Не ломай парню жизнь, Катерина. И должность при нём останется, и рёбра целы будут» Угрозы. Неприкрытые и откровенные. И это уже совсем перебор, Константин, мать твою, Львович. Мы что в девяностых? Совсем одурел. Но как бы я не возмущалась, шок и страх никуда не деваются. Потому что что-то мне подсказывает, что не поверить в его слова — шаг слишком самонадеянный и опрометчивый. Уже и чай не лезет. Я делаю глоток и встаю. Дима наблюдает за мной, и это раздражает. Понимаю, что выглядит это странно, что я вдруг резко сникла. Но спасибо ему, что хоть вопросы не задаёт. Он практически молча, лишь перекинувшись парой фраз, довозит меня до дома, помогает донести до квартиры сумку и сразу, кивнув, уходит. Я вхожу в квартиру, снова параноидально запираю все замки, хотя защитить они могут от вора-домушника, но уж никак не от того, от кого бы хотела запереться я. Ставлю сумку прямо у порога, мою руки и включаю чайник. Отправляю сообщение маме и тёте, что уже на месте с обещанием перезвонить позже. В квартире тихо. Я выключила все электроприборы, кроме холодильника, когда уезжала, а он работает очень тихо. Теперь вот и чайник оживает, начинает шипеть, нагревая воду. Я присаживаюсь за стол, меня тревожит странное ощущение. Я словно потеряна. Не знаю, что делать. Будто вступила ногой в капкан, и теперь надо думать, как выбраться. Телефон снова вибрирует. Снова сообщение от Константина. «Хозяйка твоей квартиры, кажется, решила сменить постояльцев с нового месяца. Кстати, у меня есть пара вариантов для тебя. Обсудим при скорой встрече» Чёртов Макарский. Меня переполняет злость и ярость. А ещё ощущение бессилия перед его давлением. Почему я? Ему больше некому залезть под юбку? Зачем я тогда вообще попёрлась в этот дурацкий «Орешек»? Я сцепляю зубы и открываю окошко ответа. Что ему сказать? Оставь меня в покое? Пошёл к чёрту? «Иди на хуй» — отправляю и отключаю телефон.