— В том-то и дело, что нет. Чтобы работать в университете, мне нужно было поступить в аспирантуру. Бюджета не было, а ты же знаешь, что это была моя мечта. Пашу я обременять не хотела, и заложила квартиру. — Волгоградскую? — Да. Если меня вышвырнут из университета, да ещё и с волчьим билетом, квартиру отберут, потому что долг покрывать мне будет нечем. И тогда Люда и Серёжка останутся на улице. И я вместе с ними. Люда — родная старшая сестра Васи. Её муж погиб в автоаварии год назад, и девушка осталась одна с маленьким ребёнком. Квартиру, которую они купили с мужем в ипотеку, забрал банк, потому что ипотека была оформлена на мужа, а страховка оказалась “мутной”. Естественно, Люда с годовалым малышом на руках платить не смогла и осталась фактически на улице. Вася сестру и племянника забрала к себе. И теперь они жили в её квартире. — Дела… Я тру плечи, чуть озябнув, и смотрю на воду снова. Как же всё изменилось за каких-то несколько месяцев с нами тремя. Васю бросил жених, а теперь её изводит какой-то мажор. Для него игра, а у неё на кону благополучие близких. Мне изменил муж, я встретила прекрасного мужчину и забеременела от него, но его бывшая жена и его мать пытаются всё разрушить. Катю сломала новость об обмане любимого, и она вообще сейчас неизвестно где. — Дела, — угрюмо повторяет за мной Василина. — Ой, а это, кажется, за тобой, Кариш. Я поднимаю голову и смотрю в направлении, куда кивнула Вася. Чуть дальше у дерева действительно стоит Богдан, прислонившись к нему плечом. Наблюдает. Ждёт. Даёт время, как я и просила. Интересно, как давно он там стоит? И мне вдруг сильно-сильно хочется к нему. Обнять, прижаться, вдохнуть запах. Согреться в его объятиях, расслабиться. — До связи, Вась, — я обнимаю подругу, а потом встаю. — Давай не теряться. Так жить легче. — Давай, рыжик. До связи. У Васи снова звонит телефон, и она, ответив, уходит в сторону дороги, а я иду к своему Медведю. 30 Две недели назад Богдан — Родион, ты уверен? Это точно? У нас нет ни общих детей, ни имущественных споров. Я оставил Ирине однокомнатную квартиру и автомобиль две тысячи двадцатого года выпуска. И ЗАГС отказал, теперь и суд? И всё по этой причине? — Да, Рем. Я проверил лично — ездил в клинику. Главврач предоставил мне заключение и историю болезни, всё подтвердил. Но ты не волнуйся, это не является основанием для окончательного отказа. Видимо, судья попалась нелояльная. Оно сам знаешь как — закон законом, а субъективность никто не отменял. А Ирина твоя та ещё актриса. Сука она, как оказалось, а не актриса. С Родионом Кораблёвым я знаком давно. Он приятель Макарского и крутой адвокат по семейному праву. Его основная специализация — бракоразводные процессы. Он в два счёта прижучил Белкиного сраного интеллигента-бывшего и его выёбистого адвоката. Придурок подписал все документы, без всяких претензий на её квартиру, естественно. А вот с Ириной вышла загвоздка. Меня всегда неприятно поражало, когда мужики поливали дерьмом своих бывших жён или любовниц. То есть ты трахался с ней, говорил о жизни, ел еду, приготовленную её руками, засыпал и просыпался в одной постели, а теперь она тварь, сука и дешёвка? Так я думал, да. Осуждал. Но сейчас сам кроме как сукой Ирину назвать не могу. За что она цепляется, я не пойму. Зачем? Чего ждёт от меня? Сама же на другом скакала. И не раз, как оказалось. И не на одном. Матери моей голову задурила. Мама и так не подарок, а теперь вообще пиздец. Выдумала Ирка хрен пойми что. ЗАГС отклонил моё заявление о разводе, толком не пояснив причину. Но Родион говорит, они всегда так делают: когда в чём-то сомневаются, направляют в суд. Но и суд отклонил! А всё потому что, видите ли, Ирина больна. У неё вроде как нервный срыв, и она находится в клинике пограничных психических состояний. Не удивлюсь, если она и до признания недееспособной или невменяемой себя дойдёт, только бы затянуть дело с разводом. — Богдан, ещё раз: это не причина для отказа. Что является причиной, я тебе пояснил. Только это. Всё. А финты, которые проворачивает Ирина — временное явление. Суд всё равно вас разведёт, только надо подождать, пока они наиграются в эти “время на примирение”. — Родион, я охренеть как не хочу ждать. Мне надо как можно скорее. Карина беременна. — Понимаю, Рем. Но это машина, она крутится и жать на педали не всегда целесообразно и возможно. Жди. Скоро решим. С Кораблёвым прощаюсь и отбрасываю телефон. Ира, мать твою, ну нахрена? Ну что это изменит? Как задрало ждать уже. Открываю ящик стола и достаю маленькую красную коробочку, которую купил на следующий день, как поймал Белочку возле клиники всю в слезах. Я знал, чего хочу. До того ещё, как стало известно, что она носит моих горошинок. Кручу коробку в руках, наблюдая, как камень переливается в солнечном свете. Блин, а вдруг колечко всё же велико ей будет? Пальчики у Белочки тонкие, аккуратные. У девушки в салоне ювелирки похожие были, на неё и примеряли, но вдруг не подойдёт? Хотя эта же девушка сказала, что если что, то можно уменьшить кольцо. Она ответит да, уверен. Особенно после того, как призналась, что любит. До сих пор в груди щекотно, когда вспоминаю. Только бы быстрее, так хочется, чтобы Рёмовой стала, хватит ей фамилию этого интеллигентишки Николаши таскать. И детям только мою! Ничью больше! Рёмовы мои горошинки. Там ещё такие красивые колечки были в виде лапок малышей и с камешками. Но я не стал брать, потому что не знаю, какие камни надо — розовые, голубые или одни такой и один такой. Как станет известно, кто там у Белочки в животе, тогда и куплю. Думаю, ей понравится. Должно. Надеюсь на это. Но из-за Ирины всё затягивается. Не могу же я Карине сделать предложение, ещё будучи формально в браке. Это будет некрасиво, Карине неприятно. Да кому бы понравилось? Сначала свобода, потом предложение. Быстрее бы Родик разобрался. Сегодня — Это пиздёж, Ира, — смотрю на неё в полнейшем шоке. — Ты звездишь, как дышишь. Сначала у тебя был типа нервный срыв, теперь ты беременна? — Самая что ни на есть правда, Богдашенька, — от её слащавого голоса начинает подташнивать. — Думаешь, я пришла сюда без доказательства? Вот, тут всё написано. Я действительно беременна. Просто живот небольшой, но доктор говорит, что это пока. Малыш немного в массе отстаёт. Я витамины пью, скоро нагоним. Наш малыш, Богдашенька. Она протягивает мне листок, но я его даже касаться не хочу. Будто заразный он. Не верю ей. — Я не оспариваю, что ты беременна. Может быть. Но я тут причём? Мы с тобой вместе не были давно, так что не втирай мне тут чушь, Ира. Мы стоим на улице. Мне всё же удалось вытащить её, чтобы поговорить. Друзья и так в шоке были. А Белочка вообще сбежала. — Какая чушь, что ты. Четыре месяца назад как раз. Шестнадцать неделек, милый. Мальчик у нас будет. Опускаю глаза и смотрю на её живот. Действительно небольшой, у Каринки намного заметнее, хотя срок меньше. Но там и детишек двое. У Иры живот стало видно, когда спереди свисающую ткань платья отодвинула. С боков стройная, талия как и была, а вот спереди тряпка эта болталась — не заметить. — Вот! — снова тычет мне бумажки. — Сам почитай. — Что я тут увижу? — складываю руки на груди. — Срок? Ну хорошо. Но что ребёнок мой, на снимке УЗИ не видно же. — Он твой, Богдаша. — С твоими-то похождениями? Не верю, Ира. — Шлюхой меня называешь? — вскидывает голову, глядя в глаза с вызовом. — Я всегда называю дерьмо дерьмом, если это дерьмо. Ира сжимает зубы, и её лицо приобретает неприятное злое выражение, которое мне хорошо знакомо. — В любом случае, до родов ты развод не получишь. А если экспертиза покажет, что ребёнок твой, а он твой, то и до того, как ему исполнится год. Думаю, эти законы твой адвокатишка тебе разъяснил. Да, разъяснил, и сейчас она не врала. Никогда ещё мне так сильно не хотелось ебнуть по морде бабу. Не знаю даже, откуда взялась та неведомая сила, что позволила удержаться. Сверхъестественная, наверное. — И твоя мама, кстати, очень рада внуку, — она мило улыбнулась и положила ладонь на живот. Дрянь. Самая настоящая дрянь. — Зачем всё это тебе, Ирина? — торможу её за локоть, когда она уже собирается уходить. — Ты же знаешь, что вместе мы не будем. И это целиком и полностью твоя вина. — Все мы делаем ошибки, любимый, — она прикасается пальцами к моему запястью, но тут же убирает руку, будто чувствует моё желание переломать ей их. — И я, как и любая женщина, борюсь за своё счастье. До конца. Она уходит, а я стою в шоке. Она действительно сумасшедшая, если считает, что мы с ней в принципе после всего можем быть счастливы. Ситуация говно. Полное. Надо думать, что делать.