Осознание этого оставило в душе Баркли зияющую пустоту. Ненависть к Гравальдору, чудищам и чудологам рассеялась, и отпускать её было больно. Он так долго за неё цеплялся, как и за воспоминания о родителях. Но винить в чём-то Гравальдора было то же самое, что смотреть на гору и винить её в оползне. По сути, Баркли всю жизнь проклинал руины, вместо того чтобы начать возводить на них что-то новое. Сорен стоял опасно близко к Гравальдору, окружённый ишволном, кугарой и другими чудищами, незнакомыми Баркли. Сорен не зря называл себя коллекционером – Баркли насчитал как минимум дюжину чудищ. Как ему удавалось контролировать такую силу? Высвеченный вспышкой, Сорен резко развернулся и, встретившись глазами с Баркли, угрожающе сощурился. Но предпринять ничего не успел: Гравальдор взревел и стукнул лапой так, что земля заходила ходуном. Тэдж первым бросился к Сорену, но того обступили чудища. На этих птиц и зверей было больно смотреть: одни выглядели наполовину разложившимися, другие были все в грязи и слизи. – Больше ты этого не сделаешь! – закричал Тэдж. – Я тебе не позволю! Сорен его проигнорировал и сделал знак ишволну и кугаре. Гравальдор заревел, и Баркли осенило, что он не пытался никого напугать – ему самому было страшно! Чудища Сорена могли заставить тебя видеть, чувствовать и слышать то, чего нет. Неудивительно, что он решил взять себе в ученики Абеля и Этель со схожими способностями. – Сдавайся, Гравальдор! – закричал Сорен. – Подчинись зову метки! Гравальдор, не видя, взмахнул лапой и каким-то образом умудрился попасть по Сорену. Тот отлетел на несколько ярдов в сторону и рухнул на спину. Виола завизжала, и свет Митзи опасно замигал. Гравальдор сорвался с места. Чудища, окружившие Тэджа, бросились врассыпную, но он застыл на месте, как парализованный. – Тэдж! – заорал Баркли. – Тэдж, беги! Но тот будто не слышал и продолжал стоять, не шевелясь. Гравальдор открыл пасть. Баркли рванулся к Тэджу и сбил его с ног. Вместе они откатились к валуну. В следующую секунду Гравальдор наступил на него, с лёгкостью раскрошив камень, наклонился и заревел во всю мощь, так что земля под мальчиками вмялась. Баркли зажал руками уши, практически уверенный, что сейчас его череп разлетится на кусочки. Митзи выстрелила лучом света прямо в лоб Гравальдора. Тот взревел и попятился, давая шанс оглушённым Баркли и Тэджу подняться. Все чудища Сорена исчезли. Когти Гравальдора рассекли ему спину, превратив рубашку в кровавые лохмотья. Кожу мужчины покрывали извивающиеся метки, но не золотые, как у Баркли, а темнеющие прямо на глазах. Сорен неуклюже поднялся. Его спина неестественно выгнулась, а сам он словно за секунду стал выше на несколько футов. Руки заросли неровными пучками шерсти, лицо частично покрыла чешуя. Под его истошный вопль изо лба мужчины полез рог, а от рваной раны по щеке побежала струйка крови. Виола схватила Баркли за руку и помогла выбраться из ямы с каменной крошкой. – Что с ним такое? – в ужасе спросил он. – Помнишь все те занудширские страшилки о чудологах, которых съели их собственные чудища, и о чудищах, нападающих на города? Когда чудолог теряет контроль над силами своих чудищ, их связь рвётся, и его поглощает магия. Чудища в тех страшилках на самом деле не съедали своих чудологов. Это сами чудологи оборачивались монстрами. Сорен опустился на четвереньки. Его глаза, когда-то светло-голубые, теперь стали жёлтыми. И смотрел он прямо на ребят. – Это нехорошо, – прокомментировал Тэдж, вылезая из ямы. Гравальдор тем временем встал на задние лапы, и листва разошлась над его головой, будто деревья кланялись ему. Встав выше всего Леса, легендарное чудище заревело. – Если дать ему уйти, он может напасть на Сикомор, – сказала Виола. – Или на Занудшир. Неважно! Баркли пришлось основательно запрокинуть голову, чтобы увидеть морду Гравальдора. Он ещё никогда не чувствовал себя таким маленьким. Сорен по-птичьи закричал и побежал на них. В нём уже не осталось ничего человеческого, и особенно ясно это читалось в хищном, голодном оскале. Баркли, Виола и Тэдж отпрыгнули в сторону, и Виола первой ударила в бок Сорену лучом света. Тот покачнулся, но быстро опомнился и прыгнул на Тэджа, повалив на землю. Но Тэдж не растерялся и прижал ладони к его лицу. Сверкнул разряд, и Сорен с воем отскочил. «Ветер!» – призвал Баркли. В берлоге заклубился вихрь, совсем как во время поединка с Кларой. Вот только Сорен не был участником Отбора. Он уже даже не был человеком, а потому легко прорвал стену ветра и оказался прямо перед Баркли. Но его встретил Корень – Баркли даже не осознал, когда успел его призвать. Сорен был выше люфтхунда на несколько футов и намного страшнее, но Корень, не колеблясь ни секунды, прыгнул на монстра и вонзил клыки в чешуйчатое плечо. Сорен истошно завизжал и отшвырнул Корня прочь. Тот покатился по земле и, остановившись у ног Баркли, заскулил. Баркли прикрыл его собой и в страхе спросил: – Ты в порядке? Но его голос затерялся за рёвом Гравальдора. Деревья склонились ещё ниже, отдавая дань уважения своему царю. Облака закружили над ним в подобии короны. Земля содрогалась в громовых аплодисментах. Сорен прыгнул на Баркли и сильно укусил за предплечье, заставив вскрикнуть от боли. Тэдж подскочил с боевым кличем и, прижав к спине Сорена обе руки, выпустил в него целый каскад искр. Челюсти Сорена разжались, но прежде чем он сумел раскидать их в сторону, Баркли шлёпнул его по лбу. В ладони у него была шляпка поганника. Веки Сорена отяжелели. Он покачнулся, но не упал. Тогда Баркли сунул руку в карман за горсткой шляпок и принялся быстро лепить их на все тело Сорена: к чешуе, к коже, шерсти. Наконец, содрогнувшись в последний раз, монстр без сознания рухнул на землю. К мальчикам подбежала Виола. – У вас получилось! – выдохнула она и опустила взгляд на раненую руку Баркли, которую он, морщась, держал на весу. – Но он тебя укусил… сильно болит? Тэдж нетерпеливо замотал головой. – У нас нет на это времени! Гравальдор уйдёт, если мы… – Если мы что, Тэдж? – рассердилась Виола. – Как ты предлагаешь его остановить? Нужно отвести Баркли… – Я с ним согласен, – перебил её Баркли. – Если мы не остановим Гравальдора, нам, возможно, будет некуда возвращаться. Но он и сам не представлял, как можно остановить легендарное чудище. Никто не в силах остановить грозу, буран или засуху. Конечно, ему было не привыкать нарушать всякие глупые запреты, но самое первое выученное правило – остерегаться Леса – было мудрым и более чем обоснованным. Потому что сердце Леса находилось вовсе не в этой пещере, сердцем Леса было обитающее здесь чудище. Небо потемнело, обещая скорую бурю, и вокруг них, срывая листья и ломая сучья, засвистел ураганный ветер. Словно сам Лес настраивался дать бой. Пока Баркли, Тэдж и Виола старались удержаться на ногах, держась друг за друга, Корень, нетвёрдо ступая, подошёл к ним и завыл. Но не так, как когда он призывал грозы – этот звук был не таким свирепым. Скорее это был зов волка к своей стае, но люфтхунды, хотя и напоминали волков, были по натуре одиночками. Так к кому он обращался? Гравальдор, похоже, не слышал. Он запрокинул голову, и плиты на его спине приподнялись, сделав его визуально – если такое было возможно – ещё больше. Борясь с ветром и цепляясь когтями за землю, Корень подкрался к легендарному зверю и снова завыл. В этот раз деревья вокруг них встряхнулись и выпрямились, будто очнувшись от транса. Гравальдор снова опустился на четыре лапы, но припадать к земле, готовясь к атаке, не стал, оставшись стоять с высоко поднятой головой. Может, Корень и не был способен его призвать, но как любой люфтхунд он был частью Леса. А когда Лес взывал к нему, Гравальдор откликался. Вытянутые по струнке деревья, устремлённые в небо как копья, и завывающий ветер, разносящий по берлоге листья и сучья, ясно указывали на то, что опасность ещё не миновала. Но Корень что-то изменил в Гравальдоре, возможно, напомнил ему, кто он на самом деле, точно так же как он сделал с Баркли. И потому, пока Виола и Тэдж пятились, Баркли решительно подошёл к Корню, положил ладонь ему на голову и провёл пальцами по густой шерсти. – Прости, что я тебя подвёл, – сказал он, не надеясь особо, что за всем этим шумом люфтхунд его услышит. Но всё равно остался стоять рядом с ним. Наконец, через несколько минут вокруг стало тихо. Взгляд Гравальдора упал на спящего у его лап беззащитного Сорена. Чудище подняло переднюю лапу с растопыренными когтями. Баркли крепко зажмурился, ожидая услышать жуткий грохот, хруст и треск, или какие ещё звуки издаёт монстр, убивая другого монстра. Но тикали секунды, а тишину ничего не нарушало. – Баркли! – прошипела Виола, и он отважился открыть глаза. Гравальдор касался Сорена всего одним когтем. Шерсть и чешуя на его теле на глазах втягивалась назад, сменяясь кожей. Чёрные метки снова стали золотыми, а затем исчезли. Рядом со спящим мужчиной стали один за другим появляться чудища. Не удостоив бывшего чудолога и взглядом, они тут же устремлялись в лес. – Он стёр все его метки, – поразился Баркли. – Мало ему, – проворчал Тэдж, хотя выглядел при этом очень довольным. Закончив, Гравальдор перевёл взгляд на ребят. Его глаза, ещё недавно пылающие диким огнём ярости, сейчас смотрели умиротворённо. Баркли не знал, что побудило его выйти вперёд. Возможно, его внутренняя дикость откликнулась на зов Гравальдора. Или его вело то особое чувство благоговения, что испытываешь, заглянув в сердце урагана. «Я был прав, – подумал он. – Он может избавить меня от метки». Корень с печально повисшей головой последовал за ним, прекрасно осознавая, чем это должно закончиться. Баркли открыл рот, чтобы обратиться к Гравальдору со своей просьбой. Но слова не шли. Не так, как когда ишволн лишил его голоса, а, скорее, потому что ему нечего было сказать. У него не осталось причин ненавидеть Гравальдора, Лес и чудологов. Баркли хотел остаться в Занудшире, чтобы прожить ту жизнь, какую для него планировали родители. Но едва ли папа и мама обрадовались бы, если бы он вернулся, отказавшись от своего истинного предназначения.