– У её дурмана такая мощная иллюзионная магия, – восхищённо вздохнула Этель. – И только посмотрите на него! Он такой миленький! – Похож на редьку, – сухо заметил Абель. Другие участники тоже начали подтягиваться, засыпая Баркли вопросами о его ветровой магии и люфтхунде. Этель была права: никто из них больше не дразнил его, что он бесполеземец. И, в отличие от Занудшира, здесь его не считали нарушителем правил или обузой. Все относились к нему, как к одному из своих. Баркли уже очень давно так себя не чувствовал. Перед его побегом мастер Пилцманн сказал, что Баркли имеет полное право избрать свой путь, не связанный с родным городом. И Баркли наконец начал понимать, что тот имел в виду: в его душе горел необузданный огонь жажды приключений, который в Занудшире обязательно бы затух. Но от этой мысли сердце лишь сильнее заныло. Баркли нашёл место, где его приняли и признали, но он не мог здесь остаться. Не после того, как погибли его родители. У него не было других вариантов. Он победит в Отборе. Попрощается с Корнем. И вернётся в город, что успел стать ему чужим. Глава 20 До конца третьего экзамена оставалось всего два дня, и количество зрителей заметно возросло. Многие, как узнал Баркли, пришли в Сикомор со всех концов Леса на фестиваль середины зимы, которому занудширские праздники и в подмётки не годились. Первые несколько столов с грушёвкой разрослись до целых рядов прилавков с горами острых сарделек, сладких булочек и больших кубков, чьё содержимое перед питьём полагалось поджечь. Люди пели, плясали, и в какой бы части города ты ни оказался, воздух везде пах костром. Пока Этель и Абель спешили обойти стихийные развалы до наплыва основной массы посетителей, Баркли обратил внимание, что Виола с хмурым видом разглядывает украшения на домах. – Что-то не так? – спросил он. – Тебе не нравится фестиваль середины зимы? – Не в этом дело, – вздохнула она. – Просто это один из немногих дней, когда Гравальдор просыпается сам, без призыва. Я не смогла поймать его тогда, и теперь это мой последний шанс… – Чтобы сделать его твоим партнёром, – договорил за неё Баркли. – Если я не уйду из города вечером, то не успею добраться до сердца Леса вовремя. Поэтому я должна… мне придётся… – Она принялась крутить в пальцах кожаную тесёмку, служащую закладкой в «Журнале путешественника» – явный признак, что её мучила внутренняя дилемма. – Но я хочу увидеть, чем закончится Отбор. И вчера, когда Клара показала тебе иллюзию Гравальдора, ты выглядел таким напуганным… И теперь мне страшно от мысли, вдруг я всё это время ошибалась. Баркли с самого начала думал, что её желание стать партнёром Гравальдору было ошибкой, но ему не хотелось обижать подругу, поэтому вместо этого он сказал: – Я надеюсь, ты останешься. На этом их разговор оборвался: Эрхарт достал из корзины Сорена две бумажки. – Этель Задер, – прочёл главный чудолог. Этель заметно напряглась. – Баркли Торн. Пока они шли к границе мелового поля, Баркли старался не встречаться с Этель взглядом. Он знал, что она мечтала победить, пожалуй, не меньше его, и ему страшно не хотелось с ней сражаться. Баркли уже собрался шагнуть к ожидавшим их прокторам, когда Этель схватила его за шарф, притянула к себе и горячо выпалила: – Слушай, Баркли, я знаю, как тебе важно занять первое место. Но для меня это тоже многое значит. А потому я не дам тебе победить. – Я на это и не рассчитывал, – ответил он. Её карие глаза хитро заблестели. – И не думай, что со мной тебе будет так же легко, как со всеми остальными. Мне не терпится увидеть вас с Корнем в действии. Баркли не поэтому ни разу не призывал Корня на поединок, но сказать ей об этом не успел. Нетерпеливый Абель пихнул их обоих за черту. – Удачи, – пожелал Этель Баркли. Та улыбнулась. – Оставь её себе. Она тебе понадобится. Эрхарт и Сорен о чём-то шептались. Лицо главного чудолого, обычно нездорово румяное, резко побелело. – Уверен, ты преувеличиваешь, Сорен. До меня, конечно, доходили слухи о ней и Сириле, но это… это уже слишком! – Боюсь… всё так и есть, – с театральной мрачностью протянул Сорен. Замолчав, он глянул на Баркли и Этель, будто забыл, что они с Эрхартом должны были наблюдать за поединком. – По мне, так слишком – это нападать на учеников, но ты уже доказал, что для тебя это раз плюнуть, – процедил Баркли. – Прекрати немедленно! – возмутился Эрхарт. – Хочешь, чтобы я тебя дисквалифицировал? Но учитывая обращённые на них взгляды толпы, его угроза была пустой. Эрхарт вручил Баркли и Этель флаги, увёл Сорена в сторону и громко, чтобы перебить гул взволнованных зрителей, объявил: – Начали! Этель немедленно приступила к действию и, как во всех своих предыдущих матчах, призвала огромное зеркало во всю длину квадрата. Баркли и шага не успел сделать в её направлении, а она уже запрыгнула в стекло и слилась со своим отражением. Стратегия Этель была ему хорошо знакома: в следующий миг она должна была выскочить перед ним и быстрым ударом ребра ладони по шее вырубить его, после чего спокойно забрать флаг. Но так просто он не дастся. Поэтому Баркли сделал то, что он делал лучше всего: он побежал. Как можно дальше от зеркала. «Я не стану нападать на неё, как другие. Если она хочет мой флаг, ей придётся подойти ко мне самой». Вдруг что-то пихнуло его в спину, и к ужасу Баркли прямо позади него возникло ещё одно зеркало, не меньше первого. И Этель оказалась в полушаге от него. Она выпрыгнула из отражения, одновременно потянувшись к повязанному на его запястье флагу. Баркли увернулся, но едва-едва, а провести ответную атаку не успел: Этель тут же погрузилась назад в стекло. Так продолжалось несколько минут. Внутри зеркал Этель была быстрее, двигаясь чуть ли не со скоростью света. И в какую бы сторону Баркли ни уклонялся, она легко следовала за ним. Но стоило ей покинуть пределы зеркала, и она теряла преимущество в скорости. Ни одна её попытка пнуть Баркли или замахнуться не увенчалась успехом, а когда ему удавалось пойти в наступление, ей приходилось отступать в безопасность своего отражения. Наконец, они остановились друг напротив друга, упёршись руками в колени и тяжело дыша, только Этель была внутри зеркала, а Баркли – на поле. Баркли сорвал с шеи шарф и отбросил в сторону. Вокруг его лица расплывался пар от разгорячённого дыхания. «Рано или поздно ей придётся ко мне приблизиться, – подумал он. – Мне всего-то нужно её поймать, и тогда…» Внезапно в зеркале появилось ещё одно отражение, правда, почему-то размытое. Это существо можно было принять за Этель, если бы у неё была серая, бесцветная кожа, бесформенные одежды и нечёткие, а потому какие-то неестественные черты лица, больше напоминающие сделанный нетвёрдой рукой рисунок, чем живого человека. «Но это не может быть её чудище, – мелькнуло в голове Баркли. – Оно слишком похоже на неё!» Наверняка это была очередная уловка. А даже если и нет – чтобы напасть на него, этому существу, как и самой Этель, сначала нужно было выйти наружу. Но только Баркли успокоил себя этой мыслью, как по затылку что-то ударило. Он развернулся, но позади никого не было. А в следующий миг кто-то сбил его с ног, и он рухнул на влажную траву. Настоящая Этель внутри зеркала не пошевелилась. Зато напоминающее Этель чудище придавило отражение Баркли к земле, и Баркли это чувствовал. Будто всё происходило в реальном мире. «Мы очень редко призываем наших чудищ в метки… Другие люди их не видят», – вспомнились ему слова Этель. В памяти Баркли всплыли все те странные моменты, когда брат с сестрой что-то роняли, или у них что-то падало, а те бросали сердитые взгляды в пустоту и ругали кого-то невидимого. Баркли осенило: чудище Этель было невидимо! Не считая его отражения. Сердце Баркли пустилось в испуганный галоп. Он забился было под ногой чудища, но тут же опомнился: чтобы защититься, ему совсем не обязательно было вставать. Он просто вытянул руку вверх, к стоящему над ним чудищу. «Ветер!» Налетевший вихрь, на первый взгляд, закружил на пустом месте, но в зеркале было отчётливо видно сражающееся с ветром чудище. Догадка Баркли подтвердилась: оно находилось в реальном мире, а не за стеклом вместе с Этель. Вихрь всё-таки сшиб чудище на землю, и зеркало тут же растворилось в воздухе, а настоящая Этель рухнула на поле. Задыхаясь, она вскинула над головой руки: – Я сдаюсь! Поединок окончен! Баркли отозвал ветер, и Этель прибежала проверить, как её чудище. – Его видно лишь в зеркале, – ошеломлённо пробормотал Баркли. – Это особенность доппельгейстов. Я не ожидала, что ты так быстро сообразишь. Большинство не додумывается. – В её голосе слышалось напряжение, и Баркли упал духом, уверенный, что она на него сердится. Но Этель, повернувшись к нему, улыбнулась. – Ты знаешь, из тебя выйдет отличный чудолог, Баркли. Если ты захочешь им стать. Улыбка самого Баркли поблёкла. – Я не хочу им становиться. Так что просто… перестань. Вы все, хватит мне об этом говорить! Подхватив с земли шарф, он быстро пошёл прочь, надеясь, что никто не успел заметить заливший его щёки горящий румянец.