Баркли победно воскликнул и вскинул руку в воздух. Корень гавкнул, будто говоря: «Отлично! У тебя получилось!» Распираемый гордостью, Баркли опустился рядом с ним на колени и погладил люфтхунда по спине. Тот довольно замотал хвостом. – Теперь я понимаю, что ты пытался мне сказать. Ты выбрал меня, потому что мы одинаковые. Мы оба одиноки. А ещё быстрые, умные и дикие. И мы можем… Вся его радость в один момент улетучилась. Перед глазами встали родители, последнее воспоминание о них, самое ужасное, о котором Баркли запрещал себе думать. Как земля содрогалась от каждого могучего шага. Как его завалило балками, и он ничего не мог видеть. Но мог слышать. Рёв Гравальдора. Крики папы. И молчание мамы, не откликающейся на его зов. Баркли не мог быть чудологом Корня. Он не должен был иметь ничего общего с чудищами. – Нет, – прошептал он себе под нос. – Я вернусь домой. Он призвал Корня назад в метку, ушёл из рощи и не возвращался туда всю следующую неделю до начала третьего экзамена. Глава 19 Несмотря на рану, Баркли делал всё возможное, чтобы подготовиться к финальному экзамену. Он изучал отмеченные Виолой темы. Пил в больших количествах лечи-молоко, заживи-сок и другие настойки, не вызывающие у него ни малейшего доверия, но обещающие залечить плечо и восстановить силы. Но чего он не делал, так это никаким образом не практиковал магию. Неважно, что они с Корнем спасли друг друга в Лесу или что Корень выбрал Баркли, никому не нужного сироту. Неважно, что Баркли начинало слегка подташнивать от угрызений совести всякий раз, когда он думал о скованном меткой люфтхунде. Неважно, что его магия казалась ему чем-то совершенно естественным и дарила ощущение свободы. Баркли решил. На экзамене он сделает всё, что в его силах, а затем вернётся домой. И будь что будет. Снег, выпавший во время бурана, успел за неделю растаять. Перед началом третьего экзамена Эрхарт собрал две сотни участников и шестьдесят шесть мастеров в центральном парке, единственном месте в городе, свободном от деревьев, а потому залитом солнечным светом. Посмотреть на заключительную часть Отбора собралось немало зрителей: они сидели на деревянных стульях и постеленных на сухой траве пледах. Рядом расположились лотки, продающие еду и напитки, – в воздухе стоял сладкий запах грушёвки. Посреди парка толстой меловой линией был очерчен большой квадрат. – Прокторами финального экзамена будем я и Сорен Рейкер, – объявил Эрхарт, и Баркли весь напрягся при виде выходящего из толпы Сорена с плетёной корзиной под мышкой. – Его суть проста. Но в то же время он будет самым продолжительным и займёт целую неделю. Сердце Баркли, попытавшегося вообразить, что за экзамен может длиться столько времени, гулко забилось. Может, им прикажут пересечь Лес до Занудшира и назад? Отправиться на поиски чего-то редкого и могущественного, по пути преодолевая всё новые и страшные опасности? От Сорена стоило ожидать чего-то ужасного. – В этой корзине, – взял слово Сорен, – лежат две сотни бумажек с вашими именами. Мы будем по очереди вытаскивать по паре бумажек, а вам придётся в бою один на один показать, на что вы способны. Победителем станет тот, кто первым добудет флаг оппонента, который будет повязан у вас на руке. Он поднял над головой две изрядно потрёпанные полоски чёрной ткани. – Матч также будет объявлен оконченным, если чудолог или чудище не смогут продолжать, если один из вас сдастся или заступит за границу поля. Какими способами вы будете побеждать – это мы оставляем на ваше усмотрение. Толпа возбуждённо загалдела, со всех сторон звучали слова «дуэл» и «чемпионы», и голос Абеля гремел громче всех. Но все немедленно притихли, когда Эрхарт достал из корзины Сорена два первых листочка пергамента. – Фергус Макивер! Этель Задер! Этель подпрыгнула при звуках своего имени. – Удачи! – с чувством пожелала Виола. – Будь осторожна, – предупредил Баркли. – Целься в глаза! – затараторил Абель. – Или… Но его прервали остальные участники, бросившиеся занимать выгодные места вокруг мелового квадрата. Троица друзей села в уголке, и Баркли пожалел, что они не догадались по примеру других принести с собой пледы. Трава была влажной, а на открытом пространстве парка ничто не оберегало их от морозного ветра. – Вы уже так сражались с кем-то? – спросил Баркли. Виола и Абель кивнули. – Это стандартная тренировка для будущих чудологов-стражей, потому что им часто приходится усмирять опасных чудищ или сражаться с ними, – пояснила Виола. – А порой и с ещё более опасными чудологами. – Это как дуэл, только без правил, – добавил Абель, потирая ладони. – И, кстати, Баркли, с твоим люфтхундом ты запросто можешь принять участие в соревнованиях! Для этого даже лицензия Гильдии не нужна, у большинства чемпионов их нет. Сможешь… – Вскрыть своих соперников, как устриц, конечно-конечно, – проворчал Баркли. – Вот только вместо жемчуга я получу плевок ядовитой слизью прямо в лицо. – Гадость, – сморщила нос Виола. – Можно без драматизма? Абель пожал плечами: – Ну, не знаю, ядовитая слизь – звучит довольно круто. Фергус Макивер, оппонент Этель, оказался крупным бледным мальчиком с рыжими волосами. Его чудище напоминало черепаху, только с колючим панцирем из розоватого камня, очень похожего на кораллы. Этель даже не стала призывать своё чудище. На квадратном поле возникло длинное зеркало, встреченное зрителями аплодисментами и криками поддержки, и Этель, совсем как Абель в Лесу, забежала внутрь – вокруг все ахнули – и выпрыгнула за спиной Фергуса. Сбитый с толку мальчик попытался защититься, но Этель оказалась проворнее и сорвала с его руки флаг. Абель вскочил и заулюлюкал, празднуя победу сестры. – Какую магию она использует? – спросила Виола. – Я никогда не видела ничего подобного. – Зеркальную, – ответил Абель. – Мы можем создавать зеркала и перемещаться с их помощью. Внутри мы двигаемся намного быстрее, практически со скоростью света, поэтому нам ничего не стоит оказаться у тебя за спиной и неожиданно напасть. Виола кивнула и повернула голову к Баркли: – Ты какой-то зелёный. Он сглотнул. – Я волнуюсь. – Не стоит! Ты… – Ты забыла, Виола? Это элементарная математика. Если я хочу победить в Отборе, мне нужно стать лучшим в этом раунде. Иначе я навсегда останусь чудологом. Виола внимательно на него посмотрела и с лёгкой грустью спросила: – Неужели это будет так ужасно? Баркли в расстройстве обхватил себя руками, не зная, что на это ответить. * * * Схватка Тэджа прошла днём, против мальчика по имени Кнут Ветцель. Весь парк притих в нетерпеливом ожидании увидеть знаменитое мифическое чудище, но их ждало разочарование. С объявления начала матча прошли какие-то секунды, затем что-то слабо сверкнуло, так быстро, что Баркли едва не просмотрел. А в следующий миг соперник Тэджа издал жуткий вопль и рухнул на землю без сознания. Баркли глазам своим не поверил. – Он его вырубил! – Но ты видел, что произошло? Как он это сделал? – прошипел Абель. – Я – нет, – призналась Этель. – Может, Кнут испугался и притворился? – предположил Абель. Виола закатила глаза и ткнула пальцем в напоминающее миногу чудище на обложке «Журнала путешественника». – Нэтермары владеют магией молнии и воды. Тэдж, скорее всего, ударил его током. Абель раздражённо фыркнул. – Дешёвые понты. Услышав наконец своё имя, Баркли с трудом встал и на подкашивающихся ногах пошёл к центру парка. Его соперником стал Зимон Шпеч с густой коричневой шевелюрой и очками в роговой оправе. – Пожмите руки, – нетерпеливо попросил Эрхарт. С начала экзамена прошло уже много времени, а впереди оставалось ещё больше пятидесяти поединков. Они пожали, хотя ладони Баркли сильно вспотели. Сорен смотрел на него с голодным блеском в глазах, хотя взгляды зрителей, обжигающие спины, нервировали ничуть не меньше. Среди них нашлось немало тех, кто закричал в его адрес обвинения в нечестной игре. Он был твёрдо намерен доказать их неправоту. «Но Корня я призову только в самом крайнем случае», – пообещал он себе. Дело было не в том, что Корень не успел поправиться – от оставленных кугарой ран люфтхунд исцелился за ночь. Просто Баркли было стыдно смотреть ему в глаза, зная, что он опять его подведёт. Зимон же немедленно призвал своё чудище – маленького зверька, похожего на белку, только с красными, как клюква, глазками и с зеленоватым мехом. Весной и летом в траве он наверняка служил ему отличной маскировкой.