…Минутой позже короткошёрстная рыжая дворняга, наблюдавшая за людьми из незарешеченного окошка в подвале, вылезла наружу, подошла к двери, на всякий случай пометила её и побежала было за угол дома, но отвлеклась на кошку, нагло мяукающую прямо перед её носом. Нахалка сидела поперёк дороги и даже не собиралась бояться или убегать. Собака рыкнула для порядка, осмотрелась и кинулась в атаку. Кошка со счастливым визгом понеслась к ближайшему дереву, взлетела вверх по стволу, уселась на ветке и показала преследовательнице шершавый язык. Типа вот так, все формальности соблюдены! Дворняжка некоторое время пристально смотрела на неё, упираясь в ствол дерева передними лапами, фыркнула от снежинки, упавшей на нос, и уже собиралась было бежать дальше по своим собачьим делам. Дело сделано, кошка на ветке! Но тут снежинки собрались в белоснежную стальную бабочку, зависшую прямо над её рыжей мордой. Развернулся голографический экран, и собака вновь увидела У Мована. И не сказать, чтобы зрелище хоть как-то обрадовало. Он лежал в ванне. Один. Даже не прикрытый лопающейся высокой пеной. То есть хлопья пены, конечно, встречались, но какие-то рассеянные и жалкие. Дворняга отчётливо слышала плеск воды и почти чувствовала аромат дорогого мыла и солёный запах мокрой мужской кожи. Рядом, посреди редких холмиков пены, плавала одинокая жёлтая резиновая уточка. На голове Мована была надета смешная полупрозрачная с красными цветочками шапочка для душа. Высокий фужер, наполовину наполненный красным вином, стоял на бортике ванны… – Сколько времени тебе ещё нужно, Тяньгоу? – ровно спросил он. – Я всё-таки нашла его, господин! Вычислила по геолокации в Инстаграме той русской девушки из Саратова. – Наконец-то, – самодовольно усмехнулся мужчина. – Не зря мы вложили столько сил и средств в продвижение соцсетей. Они всё чаще и чаще работают на нас. – Да, господин. – Когда ты сможешь дать мне отчёт? – Завтра же вечером, господин. – Поторопись. …Белая бабочка мгновенно распалась на клочья мыльной пены, и они мягко осели на остывающую воду. У Мован слегка сжал резиновую уточку, она громко крякнула, невольно распахнув клювик. Он поморщился и выбросил её из ванны на кафельный пол, после чего поднял хрустальный фужер, сделал большой глоток, покатал вино во рту и закрыл глаза. Смартфон проиграл стандартную мелодию, сигнализируя о входящем сообщении. Демон вытер руку о полотенце, дотянулся до телефона и прочёл эсэмэс: «Это не он». – Просыпайся. – Под трель будильника зевающая блондинка большим пальцем левой ноги слегка потыкала в бок спящего китайца, лежащего на полу под одеялом. – А то мы опоздаем. Сунь Укун подскочил, оскалившись, протёр глаза и встал. В ванной уже вовсю журчала вода, Ольга старательно чистила зубы, мимоходом рассматривая своё ненакрашенное отражение в зеркале. – В тебе нет сердца, Аолия, – простонал её вынужденный гость, привалившись к дверному косяку и потягиваясь до хруста костей. – Не нуди, – сплюнув зубную пасту в раковину, ответила хозяйка дома. – Я подняла тебя на час позже, чем вчера. Солнышко уже встало, как ты и любишь. Лучше придумай, что мы будем есть на завтрак? – В тебе нет сердца… – с той же болью в голосе повторил Укун и ушёл на кухню. Эта северная женщина позволяет себе командовать Великим Мудрецом, Равным Небу. Она совсем не боится и не чтит меня, даже после того, как стала моей ученицей! Она так занята низменными нуждами своей физической оболочки, что даже не желает думать, как вернуть царя обезьян в благословенную Поднебесную. «Монах Сюаньцзань, слышишь ли ты меня своим внутренним слухом? – Сунь Укун закрыл глаза, повернувшись к окну и подставив лицо солнцу, но, так и не дождавшись ответа, продолжил: – О, теперь я понимаю тебя, учитель… Самую малость. Но ты всё равно лысый дурень! Хи-хи-хи!» Когда Ольга вышла из ванной, она застала царя обезьян пьющим чай и меланхолично наблюдающим за неспешным снегопадом за оконным стеклом. – В смысле? – не поняла девушка. – Ты что, не приготовил нам завтрак? – Ты наблюдательна, как буддистские монахи, которые обучаются созерцанию долгие годы своей земной жизни. – Издеваешься? – Да, – честно признался китаец. – Ты – моя ученица. Поэтому отныне ты должна готовить пищу и кормить меня – своего учителя. – Но ты же ничему не учишь меня! – искренне возмутилась блондинка, разжигая конфорку плиты. Уж с яичницей-то она по-любому справится. Не захочет есть, пусть себе ходит голодным. Учитель, блин… – Ошибаешься, Аолия. Ты даже не замечаешь, как учишься. – Ок, и чему же я, интересно, научилась? – Петь хвалебную песнь обо мне, – довольно сказал Сунь Укун и улыбнулся. – Сунь Укун, Сунь Укун, как же ты хорош! – через мгновение заголосила несчастная блондинка. – Великий Мудрец, Равный Небу! Прекрасный царь обезьян! О мой премудрый учитель! Бесценны твои уроки! Учи меня своей мудрости! Веди меня за руку по пути просветления! – Хи-хи-хи! Какая хорошая песня! – Китаец удовлетворённо захлопал в ладоши. – Хоть бы уж рифма там была, что ли… – уныло сказала Ольга, поливая сковородку маслом и разбивая два яйца. – Ты ничего не понимаешь, женщина! Это же фу! – О да! Это – фу! – тут же охотно согласилась блондинка. – А ещё тьфу, фигня и бредятина! И ещё много разных некрасивых слов, но я воспитанная девушка и матом не выражаюсь. – Фу – это такая вэнь. Ритмическая. Поэма. Хвалебная ода. – Фу – это вэнь. Ну типа так бы сразу и сказал! Всё понятно! А твоя вэнь – это что? – На вашем северном варварском языке это означает «поэзия». Рифма в этих стихах случайна, неочевидна и необязательна. Все фу держатся лишь на ритмической организации, на определённом количестве слогов в строке, музыкальной линии, параллелизме и отсутствии цезуры! И вообще… – помолчав, добавил он. – Чего ты от меня хочешь, женщина? При переводе текста с чудесного языка Поднебесной на ваше грубое северное наречие рифма теряется, сохраняя лишь самую суть вэнь. Ольга поставила на стол две тарелки с яичницей, порубила одну розовую краснодарскую помидорку в качестве гарнира и по-быстрому заварила себе кофе. – Ну хорошо, – сказала она, присев за стол. – Я уже готова согласиться, что всё это очень глубокомысленно, красиво и здорово. Просто не для средних умов, да? Но, может быть, мне всё-таки можно больше не петь эти ваши фу? – Нельзя. Как тогда ты сможешь наслаждаться высокой поэзией Поднебесной? – Мама-а… – При чём тут твоя благочестивая мать? – Ой, всё… Когда они вышли на улицу, старая пластинка заиграла ту же мелодию. Царь обезьян возмущённо пыхтел и отплёвывался от крупного и частого снега, который сыпал с самого утра. Они пробирались по диагонали через двор по занесённой снегом тропинке, которую Ольга пыталась хоть как-то протоптать сапогами в надежде, что китаец будет идти след в след и хоть сегодня умудрится не упасть. Но он, конечно, всё равно падал. Это карма. Без вариантов. Она не оборачивалась, а смысл? Просто останавливалась, услышав очередное его ругательство, и терпеливо ждала, возведя очи к небу. Когда они вышли к остановке, несчастный Сунь Укун был снова похож на тощего снеговика или на ходячий сугроб. – Да как ты так ходишь?! – всплеснула руками блондинка. – Да как вы так живёте, северная женщина?! – возмущённо простонал китаец. – Ты оглядись вокруг! Красиво же! Романтично! – начала было убеждать Ольга, но, наткнувшись на холодный взгляд мужчины, поняла, что такой заснеженной романтики ему не понять. По-любому. – В таком виде тебя в автобус никто не пустит, – ещё раз скептически окинув взглядом запуганного Мудреца, решила девушка и принялась оббивать с него снег сначала перчатками, а потом, когда они промокли, просто голыми руками. Китаец молча стоял, едва сдерживая слёзы, глядя тяжёлым взглядом исподлобья на окружающий мир. – Ну и чего ты молчишь? – Смиренно жду, когда меня перестанут избивать. – Уже перестала, не бухти. Вон, смотри, автобус едет. Царь обезьян сразу повеселел и влетел в салон даже раньше двух бабушек-пенсионерок, перегородивших вход, он просто перепрыгнул через их головы с воплем «хи-хи-хи!» и, повиснув, закачался на горизонтальном поручне, как груша. – Молодой человек! Обнаглели мигранты вконец, а?! Сейчас живо вылетишь отсюда! – мгновенно наехала на него худая неулыбчивая кондукторша такой же азиатской внешности. – Извините его, – крайне вежливо сказала Ольга, с нажимом стягивая китайского друга вниз за ногу. – Веди себя прилично! – шикнула она ему и быстренько расплатилась за проезд. Свободных мест не было, да, кстати, Сунь Укун и не собирался садиться. Он бегал от окна к окну, прыгал, таращился и хохотал. – Держись за поручни, упадёшь ведь! – Женщина! Я – Сунь Укун, прекрасный царь обезьян! Я не упаду в вашей демонической повозке! Равновесие – моё второе и… мя! – договорил он, шмякнувшись на пол на особо крутом повороте. – Ну осторожнее, молодой человек! – вновь возмутилась кондукторша, но с места не встала, предоставив возможность глупому азиату самому решать свои проблемы. – Понаехали тут, акробаты… – пробурчала она, отвернувшись к окну. Ольга победно улыбнулась и сделала локтем международный знак «йес!». – Ну что, доволен? – спросила она, когда мрачный китаец, наглаживая ушибленную поясницу, встал рядом с ней. – Нет, Аолия, я недоволен. Мне не в чем проявить себя! – горько вздохнул он. – Сумасшедшие демоны, управляющие вашими повозками, не преклоняются передо мной. Грубая женщина с фигурой нищего крестьянина, отрывающая цветные бумажки от рулона на собственном животе, грубит мне. Ты мне не помогаешь и не поёшь каждую минуту хвалебную песнь. Меня никто не любит. Я никому не нужен. Печаль…