Ева улыбается. – Как… – Да, если угодно, как и сама Россия. Как любая корпорация и любое национальное государство, которое считает, что оно в кольце врагов. Думаю, именно на той стадии «Двенадцать» и завербовали Константина Орлова. И это было совершенно логично, поскольку к тому времени они уже создали свое Управление С или нечто подобное и для руководства им нуждались в человеке с весьма специфичными навыками, которыми Орлов владел превосходно. – То есть получается, что «Двенадцать» – это вроде как теневое российское государство? – Не совсем. Полагаю, это новый тип государства, криптогосударство без границ, с собственной экономикой, стратегией и политикой. – А какие у него цели? Тихомиров пожимает плечами. – Защищать и продвигать свои интересы. – Ну а как вступить в эту организацию? Как стать ее частью? – Сделать членский взнос – смотря что ты можешь предложить. Деньги, влияние, свой пост… – Какая-то безумная идея. – Так и времена безумные, миссис Поластри. И я утвердился в этой мысли, когда говорил с Орловым буквально несколько месяцев назад. – Вы с ним встречались? Где? – В Фонтанке, это под Одессой. СВР провела операцию, которая, как ни прискорбно, завершилась его гибелью. – В доме у Рината Евтуха? – Именно так. ФСБ поучаствовала в операции, предоставив информацию и личный состав, а взамен мне позволили допросить Орлова. Разумеется, он ничего не сказал, да я и не рассчитывал. Он принадлежал к старой школе. Человек, который скорее умрет, чем назовет своих нанимателей или обученных им киллеров. Но ирония состоит в том, что эти же киллеры его и убили. – Вы уверены? – Абсолютно. Вероятно, «Двенадцать» сразу врубились, что похищение Орлова – это вовсе не местные гангстеры, которые хотят выкуп. Они увидели повсюду отпечатки СВР. И ликвидировали Орлова, чтобы тот не заговорил. – Тогда зачем убили Евтуха? – Вероятно затем, что он – по своей воле или нет – сотрудничал с СВР. – А ваша служба вообще заинтересована в деле Евтуха? Вы хотите узнать, кто именно его убил? – Разумеется, мы следим за развитием событий. – Ричард говорил вам, что у нас есть кое-какие соображения по этому поводу? – Нет, не говорил. – Он на мгновение задумался. – Позвольте задать один вопрос, миссис Поластри. Вам известно выражение «канарейка в шахте»? – Что-то слышала. – В давние времена русские шахтеры, когда шли разрабатывать новый пласт, брали с собой канарейку в клетке. Эти птички весьма чувствительны к метану и угарному газу, и поэтому шахтеры знали: пока канарейка поет, они в безопасности. Но если канарейка замолкла, значит, пора сматываться. – Это занятный факт, господин Тихомиров, но к чему вы о нем вспомнили? – Вы никогда не задавали себе вопрос, миссис Поластри, почему МИ-6 назначило именно вас для расследования серьезного международного заговора? Простите, конечно, но едва ли вы достаточно опытны в этой области. – Меня попросили найти конкретного киллера. Женщину. И у меня есть ряд версий, разработка которых может на нее вывести. Я подобралась к ней ближе всех. – Но именно поэтому вас вчера хотели убить. – Пожалуй, да. – Тут нет никаких «пожалуй», миссис Поластри. К счастью, наши люди за вами присматривали. – Да, я их видела. – Вы видели только тех, кого вам позволили увидеть. Но были и другие, и они задержали женщину, которая на вас покушалась. – То есть вы ее поймали? – Да, она у нас под арестом. – Прямо здесь? На Лубянке? – Нет, в Бутырке, это в нескольких километрах отсюда. – Боже мой. А с ней можно встретиться? Допросить? – Боюсь, это невозможно. Ее, скорее всего, еще не успели даже оформить. – Он берет серебряный разрезной нож в форме кинжала и начинает вертеть его между пальцев. – Поэтому я и побеспокоился о том, чтобы вас привезли сюда и чтобы вы переночевали здесь как гость. – А имя этой женщины известно? Тихомиров открывает папку, лежащую на столе. – Ее зовут Лариса Фарманьянц. Мы называем таких торпедами, это профессиональные стрелки. Из Бутырки нам пришлют фото поновее, но пока я распечатал для вас старый снимок из газет. На стадионе стоят на помосте три девушки. Застегнутые до подбородка спортивные куртки, в руках – букеты, на шеях – ленты с медалями. Если верить информационному агентству ТАСС, это победительницы соревнований по пистолетной стрельбе на Универсиаде шесть лет назад. Лариса Фарманьянц представляла Казанское военное училище и взяла бронзу. У нее светлые волосы, широкие скулы, на фото она смотрит перед собой отсутствующим взглядом. Ева изумленно изучает фотографию. Эта молодая женщина, с которой они незнакомы, хотела ее убить. Всадить ей пулю в затылок. – Но почему? – бормочет она. – Почему именно здесь? Именно сейчас? И именно меня? Взгляд Тихомирова спокоен. – Вы пересекли черту. Сделали то, чего от вас никто не ожидал. Слишком близко подобрались к «Двенадцати». Ева берет в руки распечатку тассовской фотографии. – А эта Лариса не из той ли парочки, что устранила Евтуха в Венеции? Есть запись с видеокамер. Вместо ответа Тихомиров достает из папки второй листок и протягивает его Еве. На нем в точности такой же скриншот видеозаписи, какой сделал Билли на Гудж-стрит. – Мы видели эту запись, – говорит он. – И мы согласны с вашими выводами. – А вторая женщина? – Мы не знаем, хотя очень хотели бы узнать. – И мне хотелось бы вам в этом помочь. – Миссис Поластри, вы даже не представляете, сколько уже для нас сделали. Мы вам очень благодарны. – И что теперь будет? – Для начала мы отправим вас домой, но посадим на самолет под другим именем, как отправили вчера вашего коллегу. – Он протягивает ей папку. – Это вам. Просмотрите, пока летите. А на выходе отдайте стюардессе. Ева вновь берет фото победительниц и уже почти возвращает его на место, но что-то удерживает ее руку. Она вглядывается в снимок и не верит глазам. – Золотая медалистка, – говорит она, пытаясь разобрать подпись под фотографией. – Пермский университет, Оксана Воронцова. Что вам о ней известно? Тихомиров, хмурясь, открывает ноутбук. Пальцы пробегают по клавиатуре. – Она мертва, – отвечает он. – Вы уверены? – У Евы перехватило дыхание. – Уверены на сто процентов? Тихомиров держит слово. Он угощает Еву обедом в столовой Лубянки, сажает в «Мерседес» с тонированными стеклами, поджидающий их со стороны Фуркасовского переулка. На переднем сиденье стоит ее чемодан, который забрали из отеля. Не проходит и часа, как она уже в аэропорту Остафьево и с помощью водителя, молодого человека в деловом костюме, чье удостоверение сразу внушает пиетет, мгновенно проходит все таможенные и паспортные процедуры. Он провожает ее в зал бизнес-класса, с бдительной ненавязчивостью садится рядом и остается с ней до объявления вылета. Когда вместе с дюжиной людей из «Газпрома» Ева отправляется к выходу на посадку, ей вручают конверт. – От Тихомирова, – объясняет он. Внутри «Дассо Фалькона» – сплошная красота, и Ева с наслаждением усаживается в свое кресло. Вылет задерживается, и к тому времени, когда самолет, наконец, трогается с места, делает круг над блестками Москвы и берет курс на Лондон, уже спускаются сумерки. Около часа Ева дремлет, но потом стюард расталкивает ее и предлагает замороженную рюмку водки «Черная сабля». Ева делает большой глоток, чувствует, как по венам катится леденящий алкоголь, и прислоняется головой к иллюминатору, к расстилающейся за ним тьме. Всего сорок восемь часов назад – размышляет она – я летела в другую сторону. Я была тогда другим человеком. Тем, кто не слышал шепота пролетающей сквозь волосы пули. Тем, кто не видел, как складывается внутрь человеческое лицо. Я больше этого не хочу. Мне нужно вернуть свою жизнь. Вернуть мужа. Мне нужна знакомая рутина, знакомые вещи, знакомые места, нужна рука, за которую можно держаться на морозе, теплое тело, дышащее рядом ночью. Нико, я все это улажу, обещаю! Не будет больше этих вечеров, когда я шепчу что-то в телефон или тупо сижу перед лэптопом. Никаких тайн, никакой лжи, – только любовь, которой я тебе недодавала. Она тянется в сумку за телефоном, чтобы отправить Нико эсэмэску, но вместо этого рука натыкается на конверт, о котором она совсем забыла. В нем огромный лист бумаги. Никакого текста, лишь черно-белая картинка: канарейка в клетке.