Вилланель открывает глаза. Мельком видит свое отражение в зеркале над камином. Зачесанные назад волосы, скошенные скулы, глаза цвета вечной мерзлоты. Она хмурится. Нет, это не для нее. Женщина, чьи ноги она раздвигает, – незнакомка, а желания ее мужа омерзительны. Вилланель резко высвобождается, вытирает пальцы о розы, усеивая пол белыми лепестками. И выходит прочь. В такси она смотрит на проплывающие мимо освещенные витрины Рю де Риволи. Вилланель словно в немом кино – отделена от окружающего мира, оторвана от опыта и чувств. В таком настроении она пребывает уже несколько недель, с тех пор как вернулась из Англии, и это тревожит, хотя сама тревога не имеет четких очертаний и на нее никак не получается навести резкость. Возможно, это отсроченная реакция на убийство Константина. Вилланель не склонна жалеть себя, но когда тебе приказывают убить собственного куратора, который не только обнаружил твой талант и обучил тебя, но и стал твоим другом – в той мере, в какой тут можно говорить о дружбе, – это сбивает с толку. Она, в конце концов, живой человек. Теперь его больше нет рядом, и она скучает. Оценки Константина порой бывали суровы, он постоянно ругал ее за безрассудство, но ему хотя бы было не наплевать, раз он вообще делал ей замечания. Он сумел оценить, насколько редкое она существо, ее спокойную жестокость и неспособность испытывать вину. Вилланель убивала по приказу «Двенадцати», мирясь с тем, что ее никогда не посвятят в великие планы организации, никогда не скажут больше положенного. Но она также знала – Константин всегда говорил, – что ее роль жизненно необходима. Что она не просто обученный киллер, а орудие судьбы. Заменивший Константина Антон пока не производил впечатления человека, для которого она – нечто большее, чем обычный работник. Приказы убить Евтуха и Крэйдла он передал обычным путем, через невинные с виду зашифрованные электронные письма, но, в отличие от Константина, ни разу не сказал спасибо, а с точки зрения Вилланель, это откровенное хамство. Даже удовольствие от игр с Евой не компенсирует того, что Антон – куратор в высшей степени неудовлетворительный. Такси подъезжает к тротуару на авеню Виктора Гюго. Скутер Вилланель припаркован у клуба, где она познакомилась с той парой. Клуб еще открыт, тускло горят лампочки вокруг входа, но ей не хочется туда возвращаться. Сняв скутер с опоры, она толчком заводит двигатель и неторопливо, плавно вливается в поток машин. Прежде чем ехать домой, Вилланель отправляется в район станции метро «Ля-Мюэт». Минут десять она лавирует по узким улочкам, постоянно переключая взгляд от зеркал заднего вида к машинам впереди и обратно; все ее чувства – в режиме боевой готовности. Она едет с разной скоростью, один раз делает вид, будто остановилась на красный, а сама вдруг резко срывается с места и мчится обратно по крошечному одностороннему тупику Лабиша. И наконец, убедившись, что за ней никто не следит, поворачивает на запад к Порт-де-Пасси. Поставив «Веспу» на подземной парковке рядом с серебристо-серым «Ауди», Вилланель поднимается в лифте на шестой этаж и преодолевает короткий пролет до мансардной квартиры. Не успевает она отключить сигнализацию, как слышит с лестницы слабенькое жалобное мяуканье. Это один из котят консьержки Марты с пятого этажа. Бережно взяв в ладони крошечное создание, Вилланель гладит, успокаивает его и звонит в дверь Марты. Та рассыпается в благодарностях. Ей всегда была симпатична эта спокойная молодая женщина с sixième étage[16]. Судя по тому, что ее часто не бывает дома, она очень занятой человек, но у нее всегда находится для Марты улыбка. Она очень внимательная, не то что большая часть ее поколения. Наконец ритуалы и любезности соблюдены, ласковые воркования над кошкой с остальными котятами завершены, и Вилланель возвращается к себе на шестой. Запирает дверь и оказывается в объятиях полной тишины. Квартира оклеена выцветшими обоями цвета морской волны и парижской лазури, она просторная и умиротворяющая. Видавшая виды, но стильная мебель середины XX века, причем некоторые предметы – от Эйлин Грей[17]. На стенах тут и там висят картины неизвестных постимпрессионистов – Вилланель спокойно относится к их присутствию, хотя никогда внимательно не разглядывала. Гостей она здесь не принимает. Анна-Лаура считает, что она живет в Версале и зарабатывает валютным трейдингом. Для соседей она – учтивая, но сдержанная особа, которой часто не бывает дома. Ее расходы на жизнь, включая налоги, оплачиваются с корпоративного счета в Женеве, и если кому-нибудь в голову придет расследовать эти выплаты, что маловероятно, он столкнется со сложнейшей, практически непроницаемой сетью подставных фирм и посредников. Но пока никто и не пытался. На кухне Вилланель берет себе сашими из желтохвоста, делает тост с маслом и наливает двойную порцию водки «Грей Гус» из морозильника. Садится за стол у выходящего на восток окна, устремляет взгляд на переливающийся внизу город и задумывается о своих играх с Евой. Именно за такие авантюры и ругал ее Константин. Они ведут к ошибкам, а те – к смерти. Но что ж это за игра, если ставки недостаточно высоки? Вилланель хочет расколоть Евину защитную оболочку и поманипулировать спрятавшейся внутри личностью. Хочет, чтобы преследовательница увидела, что ее перехитрили и обыграли, хочет стать свидетелем ее капитуляции. Хочет владеть ею. Чего Вилланель хочет не меньше – так это новое задание. Что-нибудь реально серьезное, а не детские игрушки вроде ликвидации Евтуха и Крэйдла. Ей нужна хорошо охраняемая, высокопоставленная цель. По-настоящему нетривиальная. Пора продемонстрировать Антону свои способности. В ноутбуке, лежащем на кухонной стойке, она открывает страницу невинного с виду аккаунта в одной из социальных сетей и постит картинку с котом в солнцезащитных очках. Антоновы условные сигналы, как Вилланель успела заметить, нередко удивительно сентиментальны. Через три дня после похищения Денниса Крэйдла на трассе А330 его труп обнаружили волонтеры Национального фонда, убиравшие упавшее дерево из запруды на реке Уэй. Дело ограничилось краткими заметками в местных газетах и вердиктом Коронерского суда Уэйбриджа: смерть в результате несчастного случая. Сообщалось, что жертвой стал чиновник из Хоум-офиса, который, возможно, страдал амнезией. Судя по всему, он свалился в реку, стукнулся головой о камень или иную твердую поверхность, потерял сознание и утонул. – Наша киллерша, очевидно, позаботилась, чтобы происшествие не слишком сильно напоминало убийство, – говорит Ричард Эдвардс, сидя в офисе на Гудж-стрит вечером после коронерского расследования. – Но, полагаю, Темз-хаусу все равно пришлось прибегнуть к просьбам об одолжении, чтобы решение коронеров оказалось именно таким. – Я знала, что она его убьет, – говорит Ева. – Да, это было весьма вероятным, – соглашается Ричард. – Крэйдл, кажется, сказал, что ему разрешили тебя завербовать? – спрашивает Ланс. – Разве «Двенадцати» не хотелось посмотреть, что получится? – Неважно, что ему сказали, вряд ли они верили, что у него выгорит, – отвечает Ева. – Судя по скорости, с которой прислали В., его решили убить в тот же момент, как он сообщил о провале. – Бедолага, – произносит Билли, протягивая руку к остатку корнуэльского пирожка. – Бедолага? Ну-ну, – отзывается Ева. – Наверняка именно он заблокировал мой запрос о полицейской защите для Виктора Кедрина. Именно он сделал это убийство возможным. – Давайте я вкратце пройдусь по нашему делу, – говорит Ричард, бросая плащ на Евин стол и, как всегда, усаживаясь на наименее неудобном с виду стуле. – Перебейте меня, если какие-то версии покажутся вам сомнительными или захотите что-нибудь добавить. Остальные тоже устраиваются на стульях в загробной иллюминации ламп дневного света. Билли откусывает от пирожка и, закашлявшись, плюет крошками на колени. – Ну и херня! – морща нос, бормочет Ланс. – Что там внутри? Собачье дерьмо? Ричард подается вперед и складывает руки домиком. – Во время службы в МИ-5 Ева обнаруживает серию убийств видных фигур, связанных с политикой или организованной преступностью, и убийства эти совершила, по всей видимости, женщина. Мотив до конца неясен. Одиозный московский деятель Виктор Кедрин приезжает выступить в Лондоне, Ева запрашивает защиту для него, но ее запрос блокируется вышестоящим офицером, и у нас есть основания полагать, что имя офицера – Деннис Крэйдл. Кедрина соответственно убивают, и Еву из-за этого увольняют. Это, вероятно, устроил тот же Крэйдл. Хакер из Народно-освободительной армии Китая убит в Шанхае, и убийца, по имеющейся информации, – женщина. Ева и Саймон Мортимер отправляются в Шанхай, где делятся нашими разведданными с Цзинь Цианом, который в знак благодарности сообщает о многомиллионном платеже, проведенном из одного ближневосточного банка в пользу некоего Тони Кента. Цзинь наверняка знает больше, чем говорит, но когда мы начинаем копать в сторону Кента, то обнаруживаем, – кто бы мог подумать! – что Кент связан с Деннисом Крэйдлом. Во время шанхайской поездки Саймона убивают. Почему – мы точно не знаем, но думаем, что цель – припугнуть Еву. Известно, что одновременно с ними в Шанхае находилась женщина, которая подписывается буквой «В», поскольку позднее она показывает браслет, пропавший из Евиного гостиничного номера. Расследование делишек Крэйдла выводит на огромные суммы, поступающие из неустановленного источника. Мы уличаем его, он рассказывает Еве о существовании тайной, но быстро растущей организации под названием «Двенадцать» и пытается ее завербовать, получив, по всей видимости, карт-бланш. Другими словами, он связался с «Двенадцатью» и сообщил о своем провале. Однако их истинное намерение – убить его, что они соответственно и делают. – Вопрос, – говорит Ланс, насыпая табак в сигаретную бумагу. – Почему эти самые «Двенадцать» позволяют Крэйдлу заняться вербовкой Евы? Ведь так они выдают информацию об организации. – Он проводит языком по бумаге и вставляет готовую самокрутку за ухо. – Почему они не приказали ему тянуть время? Затягивать допрос? – Я тоже об этом думала, – отвечает Ева. – Скорее всего, они понимают, что Крэйдл не дурак. Если ему приказать тянуть время, он заподозрит, что его хотят убить, и быстренько смоется. А если дать конкретное поручение – повернуть ситуацию на 180 градусов и завербовать меня, – то он будет думать, что ему доверяют. Так они выигрывают время, чтобы отправить киллершу В. Да и если уж на то пошло – а что он мне, собственно, рассказал о «Двенадцати»? Что ему было известно самому? Пара имен – причем наверняка фальшивых. Мутная фигня про новый мировой порядок? – Полагаю, Ева права, – говорит Ричард. – Деннис всегда был прагматик, а не идеалист. Его завербовали, потому что им требовался высокий чин в МИ-5, и что бы он там Еве ни наговорил, он продался за деньги, а не за идею. Такие люди, как Деннис, на этой стадии карьеры лошадей не меняют. – А вот что реально щелкнуло у меня в голове, – продолжает Ева, – это слова Крэйдла о Кедрине: мол, того убили, дабы из типа, совершающего ошибки, сделать мученика. Это не только подтверждает наше представление о бесчеловечности их методов, но и говорит, что идеи Кедрина в целом совпадают с их видением. Мир во власти альянса крайне правых – или, как они это называют, «традиционалистов», – и европейские державы с Россией во главе. – Согласен, – говорит Ричард. – И это соответствует тому, что мы знаем о росте национализма и о политике идентичности в Европе. Эту политику искусно мобилизуют и щедро спонсируют неустановленные силы – мы подозреваем, русские. – Мы говорим об официальной политике Кремля? – спрашивает Билли, вытирая пальцы о джинсы и засовывая в карман обертку от пирожка. – Вряд ли. В сегодняшней России люди, которых ты видишь в газетах и по телевизору, большей частью номинальные фигуры. Главные тяжеловесы действуют в тени. Вилланель, горбясь, кутается в пуховик на борту вертолета «Супер Пума», который кружит над морской платформой. Дождь порывами хлещет по лобовому стеклу, а в море под ними вздымаются и опускаются тяжелые волны. – Начинаю спуск, – кричит пилот, и она, показав поднятый большой палец, снимает наушники и хватает рюкзак. Раскачиваясь под штормовым ветром, вертолет приземляется, и Вилланель, закинув за спину рюкзак, выпрыгивает наружу. Дождь хлещет в лицо; опустив голову против ветра, она бежит через платформу. Антон, худощавый человек в бушлате и свитере подводника, бегло оглядев ее, кивком приглашает пройти в стальную дверь, выкрашенную белым. Когда дверь за ними захлопывается, рев ветра становится тише на градус-другой. Вилланель останавливается в ожидании, с ее носа капает вода. Платформа «Нок Том» – одна из пяти подобных сооружений; ее построили во время Второй мировой в десяти милях к востоку от эссекского побережья для защиты судоходных путей Северного моря. В те годы здесь размещалась противовоздушная установка, укрепленная железобетонными башнями. После войны все платформы обветшали. Три из пяти сооружений демонтировали, но «Нок Том» перешел в частные руки. Сегодня им владеет зарегистрированная в Москве компания «Свердловск Футура Груп». Сейчас после масштабной реконструкции вместо артиллерийской установки на платформе стоят три грузовых контейнера, переоборудованные под офисы и кафетерий. В башнях сделали перегородки и жилые помещения, куда попадают по вертикальной стальной лестнице. Вилланель спускается вслед за Антоном, проходит мимо жужжащего генераторного отсека и оказывается в бетонной комнате с двухъярусной кроватью и единственным стулом. – В офисе в десять, – говорит Антон. Вилланель кивает, бросает рюкзак и слышит, как сзади закрывается дверь. В комнате пахнет ржавчиной, постельное белье отсырело, но со стороны моря, лежащего за бетонными стенами без окон, не доносится ни звука. «Нок Том» Антону почти идеально подходит. Это в точности та самая обстановка – на отшибе, сурово функциональная, – в какой Вилланель его всегда представляла, и теперь она немного жалеет, что не купила себе какую-нибудь дико неуместную одежку, например ярко-розовое тюлевое платье от Диора, просто чтобы его позлить. Он ждет ее наверху у лестницы. По пути через платформу к контейнерам Вилланель смотрит на вскипающее серое море. Унылый морской пейзаж неожиданно вызывает у нее в памяти Анну Леонову. Вилланель уже десять лет не видела свою бывшую учительницу и не слышала ничего о ней, но при этом воспоминании ею овладевает такая печаль, какой не может внушить ей больше никто и ничто на свете. – Мне нравится вид, – говорит Антон. – Морю абсолютно нет дела до того, чем занимается человек. – Мы одни? – Здесь никого, кроме меня и тебя, если ты об этом. На офисном контейнере установлена управляемая СВЧ-антенна. Единственная связь, как предполагает Вилланель, с миром, лежащим за километрами воды. В офисе все скромно, но вполне благоустроено. На металлическом столе – ноутбук, спутниковый телефон и шарнирный светильник. Прикрепленный к стене блок состоит из отделения для электроники и нескольких полок с морскими и сухопутными картами. Антон жестом указывает Вилланель на кожаное кресло, наливает им обоим кофе и усаживается нога на ногу за столом. – Итак, Вилланель. – Итак, Антон. – Значит, тебе надоела скучная рутина вроде Евтуха и Крэйдла. И ты чувствуешь, что пора переходить на следующий уровень. Вилланель кивает. – Ты обратилась ко мне с просьбой о более сложном и ответственном задании. Поскольку полагаешь, что заслужила это. – Именно. – Что ж, браво твоему энтузиазму, но я не спешу с тобой согласиться. У тебя замечательные технические навыки, оружием владеешь превосходно, но ты легкомысленна, и твои решения порой вызывают вопросы. Ты сексуально распущенна – мне на это насрать, но ты неосторожна, а на это я насрать не могу. В частности, из-за фиксации на агенте МИ-6 Еве Поластри ты игнорируешь реальные проблемы, которые она со своей командой может создать. И нам, и тебе. – Она не создаст нам никаких проблем. Я приглядываю за ней – надо же быть в курсе того, что ей известно, – но у нее нет ни малейшего представления о происходящем. – Она разнюхала о Деннисе Крэйдле. И отступать не собирается. Мне знаком такой тип. Снаружи безалаберна, но внутри все собрано. И она терпелива. Как кошка, подстерегающая птичку. – Кошка – это я. – Это ты так думаешь. А я не столь уверен. – Она уязвима из-за придурка мужа. Я могу ею манипулировать. – Вилланель, предупреждаю тебя. Ты уже убила ее зама. Станешь угрожать мужу – она спустит с цепи всех своих чертей. Не успокоится, пока ты не окажешься на столе в морге. Вилланель поднимает глаза, обдумывая остроумный ответ, но, встретив ровный взгляд Антона, решает обойтись без шуток. – Как скажешь. – Вот именно что скажу. Как ты и рассчитывала, я привез тебя сюда не ради приятной компании. У меня есть для тебя дело, если ты не против. – Ладно. – Это важное дело. Но очень опасное. Нельзя позволить себе ни единой ошибки. Кончик ее языка касается шрама на верхней губе. – Я же сказала «ладно».